— Что ты предлагаешь?

— Я могу обучить тебя тем приёмам, до которых я дошёл самостоятельно. Не всем, конечно, лишь самым простым и доступным. Возможно, это однажды спасёт тебе жизнь.

— Сколько это займёт времени?

— За полгода точно управимся. Совместим с восстановлением формы. Однако это будет тяжело. Очень тяжело.

Сэр Кадоган никогда не разбрасывался такими словами. Он вообще был словно двужильный — тренировка, заставляющая меня не хотеть ничего, кроме как доползти до кровати и отрубиться, не заставляла его даже вспотеть.

— Справлюсь.

Ответил я ему твёрдым взглядом. Неуверенности не было ни капли. Старик с хрустом размял плечи и посмотрел на меня недобрым взглядом.

— Тогда не будем откладывать. Начнём прямо сейчас.

И мы начали. И в тот же день он загонял меня до потери сознания. Буквально — в какой-то момент, пытаясь исполнить очередную команду наставника, в глазах потемнело, и я очнулся уже на земле.

Больше всего это напоминало те тренировки, через которые пришлось пройти до приезда в монастырь. Уже много позже, спустя годы, я понял методику — изматывающими, на грани возможностей тренировками, с добавлением какого-то алхимического допинга, старик вводил меня в своеобразный транс-полудрёму, которая могла длиться неделями. А в это время вбивал в организм нужные реакции и рефлексы, приучая реагировать на опасность раньше, чем сознание успеет заметить её…

Если быть честным, тяжело это было только в начале. Требовалось сознательно загонять себя до обморочного состояния, а затем организм уже сам реагировал на команды наставника, с вялым участием собственного разума.

Как и впервые, большая часть тренировок совершенно выветрилась из памяти. Однако на третий месяц произошёл прорыв.

Проводя с наставником на автомате очередной спарринг, в какой-то момент я обнаружил, что стою, приставив меч к его горлу, а его собственный меч валяется в стороне. Я ошалело помотал головой, сам не понимая, как это получилось. До сих пор я проигрывал Кадогану десять спаррингов из десяти…

— Как?

Старик улыбнулся.

— Философы любят размышлять о том, насколько быстра мысль, что может преодолеть сотни лиг за одно мгновение. Однако опытные воины знают, что это не всегда так. Тело быстрее мысли — ты выбил мой меч раньше, чем мы оба успели подумать об этом. Именно этому приёму я и пытался тебя научить. Впрочем, не расслабляйся. Есть и кое-что ещё.

С этими словами старик буквально размазался в воздухе. Серебристая полоса его доспехов метнулась к мечу, и следующую секунду мой собственный меч вылетел из моих рук от тяжёлого удара.

— Объяснения последуют? Человек не может двигаться с такой скоростью.

— Может. Если он странник. Научного объяснения я тебе не дам, за этим тебе к мастерам. — серьёзно ответил старик.

— А что касается практики?

— Практически это тот же приём, которым ты выбил мой меч из рук. Нужно просто на какое-то мгновение исключить свой разум как часть действия, заставить тело действовать бессознательно. А дальше оно просто следует натренированным приёмам — и делает это быстрее тебя.

Программа — мелькнула у меня мысль. Старик забил себе в рефлексы натуральную программу, может, даже несколько, на разные случаи жизни. И просто запускает её усилием воли. До такого мне, конечно, было далеко…

Через три с половиной месяца с начала тренировок мне выдали латы. Это не было неожиданностью: на протяжении этих месяцев с меня несколько раз снимали мерки и приносили те или иные части латного комплекта на примерку.

В том же зале, где я был посвящён в рыцари больше года назад, состоялось торжественное вручение: и вот оно стало неожиданностью. Длинный зал замка был заполнен двумя шеренгами неподвижно стоящий рыцарей в серебристых доспехах. Их было несколько десятков. Они не были монолитны: имели разное оружие, часто — разную форму доспехов, кто-то имел на доспехах замысловатую гравировку. Единым было одно: серебристо-стальной металл доспехов и узорчатая едва заметная гравировка на латах, такая же, как на латах моего наставника. Пробежавшись по рядам рыцарей, я нашёл его глазами — определив по знакомому мечу. Все рыцари были в закрытых шлемах, и единственным, кто был исключением, являлся магистр ордена. К моему удивлению, он, несмотря на старость, также был одет в латы, а его шлем был подвешен на поясе.

Я медленно прошествовал через этот почётный караул к нему. Рыцари безмолвствовали, стоя неподвижно.

— Мы собрались здесь, сегодня, чтобы поприветствовать рыцаря, что сегодня станет нашим братом. Отныне и до конца наших дней.

Скрипучий голос магистра разнёсся над тишиной зала. Повинуясь властному жесту магистра из-за колонн один из ближайших ко мне рыцарей сдвинулся за колонну и выкатил оттуда тележку с доспехами.

Он и ещё несколько рыцарей медленно, степенно и не торопясь помогли мне надеть доспехи. И внезапно я узнал одного из них: это был Шиго, самый младший из моих товарищей по комнате во время обучения в ордене! Именно он закончил обучение прямо передо мной. Подойди ближе, он подмигнул мне сквозь прорезь шлема, не сказав, впрочем, ни слова.

Я сделал несколько разминочных движений, привыкая к доспехам. Последние недели на тренировках использовался тренировочный, утяжелённый комплект лат, предназначенный для привыкания к доспехам. Однако броня ордена разительно отличалась от него — и казалась почти невесомой. Что за металл мог быть столь прочным и лёгким одновременно? Увы, ответом на этот вопрос оружейники ордена делиться совсем не спешили…

— Сэр Горд. Здесь не будет ни клятв, ни обещаний, ни обязательств, ни приказов. Рыцари разных королевств могут бесконечно спорить о достоинствах своих государств и монархов, но для нас, странников, важно помнить кто мы такие.

Магистр сделал глубокий вдох. Его слепые глаза налились светло-голубым светом, и мерный, спокойный голос разнесся по залу: