Пар ударил ему в ноздри, заставив рефлекторно сглотнуть. Глаза Амата на мгновение расширились от досады.

— Ну вот, — я отставил чашку, — теперь ты мой пленник, или всё же хочешь быть гостем?

Жимин опять громко засопел.

— Мне вот приятнее принимать гостя, чем держать узника. Ты же не хочешь им быть, правда?

Парень продолжал громко сопеть.

— Если не против, буду считать тебя своим гостем. Проявив хорошие манеры, ты должен рассказать что-нибудь интересное. Как раз хочу узнать, зачем ты хотел убить меня на практикуме?

Тишина растянулась ровно на пятьдесят три секунды, я считал. Затем Амат шумно выдохнул, и вдруг с него словно сняли маску. Взгляд, ещё минуту назад полный ярости, стал холодным и каким-то другим. Старше. Как тогда в кабинете у нового ректора.

— Красновы хотят тебя убить, — голос его звучал ровно, словно у диктора новостей. — Ты встал у них на пути. А эта семья не терпит препятствий.

— Откуда знаешь? — мои пальцы до боли сжали ушко чашки, так что оно оторвалось, и сосуд разбился о каменные плиты пола.

Уголок его губ дёрнулся в подобии улыбки, но взгляд оставался пустым.

— Потому что видел, до чего доводит подобных людей жадность. А ты заставил их впервые за десятилетия почувствовать убытки.

Он немного повернул голову, и свет лампы упал на шрам над глазом — тот самый, что я оставил магическим микроскопом. Но сейчас это выглядело… странно.

Почему он не залечил его?

Граф Дубин не просто так возглавлял медицинский факультет. Этот человек мог за две минуты стереть с тела следы ожогов третьей степени, а переломы заживлял быстрее, чем обычный человек успевал вскрикнуть от боли. Но шрам над глазом Амата — обычную, в общем-то, царапину, хоть и от магического микроскопа, он почему-то оставил.

Я помню, как в тот день ко мне в больничную палату ворвался Вениамин Олегович: глаза горели, а руки светились лечебной магией. Казалось, он готов допрашивать меня до посинения. Но в тот момент, когда его взгляд упал на моё лицо, что-то изменилось.

— А… Это вы, — сказал он вдруг, и магическое свечение вокруг пальцев тут же погасло.

Видно, узнал, ведь пару месяцев назад он приезжал на производство и лечил моего вассала Петра Бадаева. Я тогда лично заплатил Дубину крупную сумму денег и пообещал пожизненную скидку на продукцию моей алхимической мануфактуры.

Видимо, узнав во мне владельца производства, граф решил, что некоторые вопросы лучше не задавать. Особенно если хочешь сохранить скидку и выгодное сотрудничество за процент от продаж. После этого он как-то резко потерял интерес к нашему с сокурсником конфликту.

Жимин тем временим откашлялся.

— Мой род в долгу перед Красновыми, — глухо сказал Амат, прервав мои размышления. — Если бы я отказался, пострадала бы семья. Но теперь долг выплачен.

Я взял другую кружку и налил новую порцию напитка. Неспешно подошёл к стулу и сел.

— С чего мне тебе верить?

— С того, что Иван трижды пытался меня убить, — Амат оскалился. — Первый раз, когда подмешал снотворного и натравил на нас муравьидов. Второй, когда я не смог прикончить тебя на склоне. Третий сегодня ночью, когда я отказался идти к тебе, чтобы убить. Долг выплачен. И как только закончится этот курс…

Он не договорил, но по тому, как надулись вены на его лице, всё было ясно.

— Убьёшь его? Как меня сейчас, да? — рассмеялся я.

Но смех застрял в горле. В единственном глазу молодого человека не было ни злобы, ни горячки, только холодная, отточенная годами решимость. Ведь он действительно сделает это.

— Тогда почему ты сейчас хотел меня убить?

Амат попробовал двинуться, камень вокруг него затрещал, но не рассыпался.

— Потому что твоё антивещество убьёт магию! — голос Амата гремел. — Сначала его будут продавать за мешки золота как редкое чудо, диковинку для богатых. Потом начнут лить в клинки и доспехи для армии. А затем… — его дыхание прервалось, словно он увидел кошмар. — Затем его станут сыпать в колодцы, замешивать в кирпичи домов, вплавлять в рельсы железных дорог. Через десять лет магия станет роскошью. Через двадцать — сказкой. А через пятьдесят…

Он замолчал, но я уже видел это в его взгляде. Пустота.

Я медленно прищурился, вглядываясь в лицо одногруппника.

— Ты говоришь так, будто уже видел подобный мир. Будто стоял среди его руин.

Он дрогнул. Почти незаметно, но я уловил это.

— Я… — голос его сорвался.

— Ты ошибаешься, — подчёркнуто спокойно перебил я. — Род Императора владеет единственной шахтой антимагического металла. Двести лет его добывают там. Двести лет куют из него латы для гусар — и что? Магия никуда не делась.

Парень резко вскинул голову, а взгляд его замер.

— Ты думаешь, они используют его в полную силу? — наконец прошипел он. — Император боится своего же оружия. Он дозирует его, как яд. Но ты… ты откроешь шлюзы. Ты дашь его всем.

Тишина повисла между нами, густая, как смог.

Встал со стула и подошёл к нему ближе.

— Ты знаешь то, чего не знал даже мой отец. Говоришь терминами, которых нет ни в одном трактате, — мои глаза упали на шрам, пересекающий его бровь. — И эта отметина. Ты оставил её нарочно, да? Чтобы не забыть, кто ты есть на самом деле.

Амат замер.

— Ты попаданец! — прямо сказал я.

Он отпрянул как от удара.

— Что? Нет! — выпалил на одном дыхании Жимин.

— Лжёшь. Ты не должен знать этого слова, но знаешь его значение, вот и испугался, — я встал вплотную к нему. — Кто ты?

Тень пробежала по лицу Амата. Он закрыл единственный глаз, словно собираясь с мыслями, а когда открыл его, в зрачке снова горел холодный огонь.

— Я Влансендур Великолепный. Я умер в возрасте трёхсот лет, — его голос звучал теперь глубже, с непривычными интонациями. — Мой магический мир погиб из-за этого вещества. Мы его называли антимагическим веществом или пеплом богов.

Почувствовал, как по спине пробежали мурашки.

— Докажи, — вырвалось у меня.

— А тебе не кажется, что я слишком мудр для громилы восемнадцати лет?

— Это ничего не доказывает.

— В твоём роду наверняка есть легенда о славном предке, который был настолько могущественен, что мог заставить материки сдвинуться воедино, — сосед наклонился вперёд, насколько позволял камень. — А потом что с ним случилось? Он потерял дар?

Я ощутил, как похолодели кончики пальцев. Эта история о Земляном Олеге была записана в родовом журнале, который никогда не читал никто посторонний. Он был самым могущественным магом земли в империи, но стоило ему только найти шахту с антимагической рудой, доставшуюся после изгнания Императору, как Олег потерял магию, сила оставила его.

— Ты не можешь знать этого…

— Могу. Потому что я видел, как это начиналось, — с ледяной убеждённостью в голосе сказал Амат. — Сначала артефакты. Потом броня для солдат. А потом…

Он замолчал. По его лицу впервые пробежала тень настоящего страха.

— Потом магия умерла. А вместе с ней весь магический мир.

Я поднял чашку ко рту, но рука слегка дрожала, и чай чуть не вылился из переполненного сосуда.

Прогресс или гибель?

Губы сами сложились в горькую усмешку.

Как знаком этот спор.

Вспомнились истории из учебников моего мира.

Луддиты — участники стихийных протестов первой четверти девятнадцатого века против внедрения машин в ходе промышленной революции в Англии. Они ломали станки, крича, что машины отнимут хлеб! А теперь? Без этих машин половина человечества умерла бы с голоду.

Первый ядерный реактор. Учёные в сороковые годы всерьёз боялись, что цепная реакция подожжёт атмосферу. Но рискнули и получили энергию на века.

Железные дороги. Врачи девятнадцатого века клялись, что скорость вызовет у пассажиров контузию мозга. Но потом поезда стали носиться с немыслимыми скоростями, перевозя миллионы пассажиров, а люди в них спят, едят, смеются.

Эфирный наркоз. Церковь клеймила первых хирургов, что они экспериментируют над душой! А теперь? Операция без анестезии это варварство из средневековых хроник.