Воспоминания возвращались обрывками: мешки, капитаны, золотистая жидкость, маяк, телепорты…

— Проснись, профессор! Или тебя на совещание к Императору в виде экспоната принесут? «Таксон: переутомлённый барон. Среда обитания: койка».

Резкий голос Амата, как ушат ледяной воды, обрушился на меня. Он стоял, скрестив руки, в дверях каюты, залитой утренним светом. Лицо друга было серьёзным, без обычной едкой усмешки.

— Амат? — я протёр глаза, пытаясь сфокусироваться. — Который час? Совещание…

— Через полтора часа, его перенесли на час, — отрезал он, шагнув внутрь. — А ты выглядишь так, будто «Стриж» по голове проехал. Задним колесом. Несколько раз, — он принюхался и скривился. — И пахнешь соответственно.

— Капитаны… водоросли… обсуждение… — пробормотал я, с трудом пытаясь связать слова. Каждый мускул протестовал. — Что ты здесь делаешь так рано?

— Был у отца на флагмане, — ответил Жимин, его взгляд стал пристальным, изучающим. — Услышал новости, что Император лично потребовал присутствия на военном совете какого-то гражданского выскочки. Уточнил у отца, тот сказал, что бывшего барона, а теперь графа Пестова. Подумал, что тебе полезно будет знать об этом заранее.

— Да, знаю, — я отмахнулся от друга.

— И… — он оглянулся, убедившись, что коридор пуст, и закрыл дверь плотнее. Голос понизился до шёпота. — Есть кое-что ещё. Важное. Ты ведь знаешь, кто такие инквизиторы Его Величества? И чем они занимаются помимо ловли газлайтеров и нарушителей магического этикета.

Я напрягся, пытаясь собрать мысли в кучу сквозь похмельную муть.

— В общих чертах. Охотятся на иномирцев, шпионов, вселяющихся в чужие тела… на тех, кто выдаёт себя за того, кем не является. Маги жизни высокого уровня. Все лекари им подотчётны. А почему спрашиваешь?

Амат подошёл совсем близко. Его глаза, обычно насмешливые, были серьёзны как никогда. Неужели он боится?

— Да, на иномирцев. Но ты, профессор, похоже, не в курсе самой мрачной их специализации. Странно, при твоей-то начитанности этого не знать, — друг помедлил, глядя мне прямо в глаза. — Они охотятся и на попаданцев. На тех, чья душа пришла извне, без приглашения, без ритуала. На нарушителей самой основы мироздания, по их мнению.

Ледяная струя пробежала по позвоночнику, моментально отрезвляя. Инквизиторы. Охотники за душами. За моей душой.

— Иммунитет к внушению у тебя благодаря антимагическому веществу впечатляющий, Кирилл, но… они чувствуют аномалии. Я узнал, что при Императоре сейчас два самых сильных инквизитора.

— Один вчера на меня долго смотрел, словно сканировал.

— Плохо, — сказал Амат, прислушиваясь к звукам за дверью.

— И что теперь? — вырвалось у меня.

— Теперь мы с тобой будем как никогда осторожны, — жёстко сказал друг. — Держи свою защиту поближе. Антимагия — наше единственное спасение. Она глушит не только магию, но и, возможно, их чутье к аномалиям. Ты же не потерял колбы вчера?

Я машинально сунул руку во внутренний карман сюртука, висевшего на спинке стула. Твёрдая стеклянная трубка была на месте. Последняя.

— Она тут. Одна.

— Одна? — Амат нахмурился. — Сможешь из неё сделать пластины?

— Пластины требуют сложного синтеза в лаборатории, которой у меня при себе нет. Порошок… если разделить эту пробирку на части, эффективность резко упадёт. Его хватит, чтобы создать слабое поле вокруг одного человека на короткое время. Не более, — я сжал пробирку в кармане. Холодок стекла был обнадёживающим.

Амат разочарованно вздохнул.

— Ладно. Тогда береги её как зеницу ока. Пусть пока будет у тебя. А я… — он махнул рукой в сторону порта, — побуду на корабле отца. Пока Император в Балтийске, мне там спокойнее. Как только двор двинется обратно на «большую землю», инквизиторы, скорее всего, последуют за ним. Тогда и выйду. Не думаю, что меня сейчас будет кто-то искать.

Он повернулся к выходу, но на пороге остановился.

— И приведи себя в порядок, граф. Тебя ждёт высшее собрание. Не опозорь нас, выскочек из другого мира, — в голосе Жимина вновь зазвучал знакомый ехидный оттенок.

Совещание проходило в крытом грузовом вагоне, который за ночь превратили в нечто вроде кабинета.

Внутри всё ещё витал запах свежей краски, лака и невыветревшейся древесины, которой обшили стены. Всё это было наспех сколочено за последние сутки по личному приказу Императора.

В центре стоял длинный стол, накрытый тёмно-зелёным сукном. Во главе сидел Михаил Романов в чёрных доспехах, без шлема, но с диадемой. Справа от него расположился младший сын Дмитрий, сосредоточенный и собранный.

За их спинами были двое инквизиторов в сером, неподвижные, как каменные статуи. Я почувствовал, как один из них бросил на меня взгляд: опять ледяные глаза пытались прочитать ауру.

Ощутил через ткань, как пробирка с антивеществом нагрелась во внутреннем кармане сюртука.

Дождавшись начала совещания, оба инквизитора вышли, а их место заняли два гусара в парадном облачении, лихие и бравые.

Справа от Императора — адмиралы флота.

Слева — генералы сухопутных войск: Волынский, Долгорукий и ещё трое.

Дальше — губернаторы эвакуированных колоний четвёртого и пятого кольца. Среди них сидел хмурый банкир Оксаков под неусыпным присмотром гусара-конвоира, стоявшего за его спиной. Ещё дальше несколько штатских, судя по озабоченному и уставшему виду, чиновники.

Доклады были мрачными.

Волынский и Долгорукий говорили о ходе зачистки Балтийска и его окрестностей, о потерях, о героизме солдат.

Но когда слово взял один из штатских, сухощавый мужчина в очках, академик Петровский, картина стала совсем безрадостной.

— Таким образом, Ваше Императорское Величество, — голос был монотонен, как стук метронома, но каждое слово било точно в цель, — даже при полной зачистке города в ближайшие дни, удержать всю колонию «Новоархангельск» невозможно.

По вагону прокатилось волнение, шепотки, но Петровский словно не замечал их и сухо продолжал:

— Интенсивность и частота прорывов тварей через границы нашего мира остаются критически высокими. Статистика за последние полгода неумолима. Наша математическая модель показывает: очищенная территория неизбежно будет подвергаться повторным инвазиям.

Заметив некоторое непонимание, он пояснил:

— В смысле новым проникновениям паразитов на очищенную территорию. Скорость реинвазии превышает наши текущие возможности по контролю и уничтожению. Проще говоря, — он снял очки, протёр их, — мы вычищаем одну яму, пока в другой уже набирается критическая масса тварей, которая вскоре хлынет сюда снова. Это война на истощение, которую мы проигрываем по определению.

— И никаких благоприятных прогнозов? — сухо уточнил Император.

— Сдерживать — возможно. Решить вопрос раз и навсегда, точно нет.

В вагоне повисло тяжёлое молчание.

Адмиралы переглядывались.

Губернаторы ещё действующих колоний в четвёртом и пятом кольце побледнели.

Оксаков злорадно ухмыльнулся в мою сторону.

Генерал Волынский попытался возразить:

— Но, Ваше Величество, если усилить гарнизоны на ключевых направлениях, построить дополнительные форты…

Император Михаил поднял руку. Жест был спокойным, но не допускающим возражений.

— Генерал, я понимаю ваше рвение. Но ресурсы империи не безграничны. Мы не можем держать здесь армию, равную по численности войскам на западном фронте «большой земли», где угроза ничуть не меньше. Каждый прорыв здесь ослабляет другие рубежи.

Романов оглядел присутствующих, а затем повернулся к Петровскому:

— Ваш прогноз, академик? В случае оставления гарнизона размером, скажем, в две дивизии?

— Максимум три-четыре месяца, Ваше Величество, — ответил учёный без колебаний. — До следующей крупной волны прорыва. После чего потери станут невосполнимыми, а удержание бессмысленным. Мы лишь отсрочим неизбежное и погубим лучших солдат.

Император медленно оглядел собравшихся. Его взгляд был тяжёлым.