Михаил Янович Зарецкий работал с Ральфом Хофманном пятнадцать лет, и до сих пор коллега не переставал удивлять математика. Немец был очень хорош собой, типичный «ариец» — хоть сейчас на плакаты Третьего Рейха. Молоденькие лаборантки вешались на него с недвусмысленными намёками с завидной регулярностью, а Ральф водить их к себе на ночь никогда не отказывался. Очень любил детей, каждый Новый Год пропадал на праздниках — играл Деда Мороза в школах и детских садах… И в пятьдесят до сих пор ни разу не женат. В быту и повседневной жизни заядлый педант — в работе воплощение хаоса. Может произвольно менять график исследований, если в голову пришла оригинальная идея. Забывает где попало карандаши и листочки с записями, не помнит завтрашнее число и легко потребует начать новый эксперимент в выходной. Впрочем, персонал к такому стилю давно привычен. За исключением самого Михаила Яновича, который начинал работу вместе с Хофманном ещё в девяностых, остальные — вчерашние студенты и аспиранты, влюблённые в науку. Горят возможностью посмотреть за край, куда не заглядывал ещё никто в мире. Потому, когда последние и самые сложные испытания были назначены на воскресенье тринадцатого июня, никто слова не сказал против.

В восемь утра воскресенья Михаил стоял в контрольном зале и зевал, глядя, как сидевшая в дальнем углу зала перед бронированным окном четвёрка лаборантов стучала по клавиатуре и дёргала джойстики манипуляторов, готовя оборудование к эксперименту. Через несколько часов остальные экраны, компьютеры и огромная видеостена на противоположном конце управляющей комнаты оживут, в воздухе повиснет гул разговоров и запах озона, два десятка помощников начнут обрабатывать данные, рассчитывать графики… А над всем этим будет аки Зевс-олимпиец возвышаться профессор Хофманн со свой неизменной трубкой. Курить на территории Центра нельзя, поэтому трубка всегда или выглядывает из кармана рубашки, или крутится в руках. Либо Ральф будет её грызть незажжённую — если эксперимент даст необычные результаты или что-то пойдёт не так. Сумасшедший дом начнётся ближе к полудню, а пока Михаилу делать нечего. Вот только многолетнюю привычку наблюдать за любым делом с самого начала никуда не выкинешь — и потому он здесь. Но спать всё равно хотелось… Михаил посмотрел на своё отражение в одном из экранов. Да-а-а, видок ещё тот: мешки под глазами в дополнение к лысине и наметившемуся брюшку красоты не добавляют даже в молодости, а уж к пятидесяти — тем более. Быстро кинув аккуратный взгляд на с головой ушедших в дело лаборантов, Михаил отошёл к видеостене, где в обход всех правил в первый же день поставил столик и кофемашину. Даже пришлось выдержать «бой» с инженером по технике безопасности, мол, не положено. Но Михаил своё желание отстоял: в конце концов, он начальник и имеет право на маленькое нарушение. Зато теперь можно спокойно наслаждаться ароматным напитком, а не стоять над душой у операторов и не глазеть в окно экспериментального зала на установку. Да и смотреть там пока не на что — двухметровый металлический куб, крошечный с высоты третьего этажа. Вот когда включится эффект «мерцания» и за бронестеклом всё заполнят цветные миражи, сполохи и молнии — это действительно впечатляет. Если остаётся время смотреть.

Три часа спустя, вспомнив о желании «полюбоваться», Михаил усмехнулся — глупость от безделья. Установка впервые заработала в режиме радара на полную мощность, и потому сейчас на видеостене отображались данные с основных датчиков и карта, где медленно ползла красная окружность с цифрами километров радиуса. Внутри зоны охвата сразу же загорались значки обнаруженных самолётов и кораблей.

— Ну что, Михаэль, можно считать, что всё получилось? — Ральф показал в сторону одной из ЖК панелей на боковой стене, где в увеличенном масштабе отображался участок космоса над Тюменью. — Вот этих двух спутников нет ни в одном каталоге, и даже наши военные о них не знают — а мы видим.

— Получилось. Только мне не нравится обратный прирост.

Михаил показал на монитор, куда выводилась картинка с камеры из помещений «разрядника». Устройство для поглощения энергии были вынуждены построить, когда через полгода после первых пусков неожиданно обнаружили «эффект обратимости» — установка сначала как губка впитывала электричество, а потом начинала отдавать. После того как первый макет взорвался, едва не разнеся в клочья лабораторию, глубоко под землёй смонтировали устройство «сброса». Там излишняя энергия тратилась на расплав чугунных чушек и создание искусственных молний.

— Ральф, поток растёт быстрее расчётного. Слишком быстро…

Договорить он не успел — одну из видеокамер залил ослепительный белый свет каскада молний, и почти сразу она вышла из строя. Поток обратной энергии вырос гигантским скачком, генератор молний не справлялся, а глыбы металла плавились одна за другой с ужасающей быстротой.

— Расширяйте зону охвата на максимум! Начинайте эвакуацию всего незанятого персонала! — приказал Хофманн. И на недоумённый взгляд Михаила пояснил. — Сам знаешь, выключать сейчас — взлетим на воздух. Надо попытаться повысить расход энергии, тогда успеем…

Несколько минут тревожные столбики росли, обгоняя красную окружность, кадры из «разрядника» транслировали сплошные потоки огня и лавы расплавленного металла… Как вдруг один из операторов радостно закричал: «Прирост ноль!»

В это же время за тысячу километров к западу в контрольном зале над главным реактором заревели тревожные сирены…

Заместитель перехватил Александра прямо на выходе из домика. Занятия для участников «Прометея» начинались с десяти утра, и обычно Рот шёл туда сразу после завтрака. Но сегодня вспомнил, что оставил папку с выполненными «домашними заданиями» от руководителя секции. Помощник занёс бумаги вчера в разгар малого совещания с профессором Чарским и генералом Гальбой, так что Александр машинально положил всё в общую стопку текущих документов и тут же забыл.

— Адмирал. У нас оранжевая тревога. Машина уже ждёт у ворот.

В салоне автомобиля заместитель поделился скудной информацией, которая была известна на момент его отъезда из бункера.

— Реактор самопроизвольно перешёл в резонанс с положительной обратной связью. Предположительно из-за направленного волнового удара со стороны. Руководитель дежурной смены энергетиков вызвал аварийную смену из старшего поколения и объявил оранжевую тревогу.

Александр молча кивнул: всё понял, он согласен. По оранжевой тревоге штаб эвакуировался в центральный бункер, подразделения оперативного реагирования переводились в готовность один. Только откуда по промкомплексу могли нанести волновой удар? Техника двадцатого века на подобное неспособна. Из космоса тоже атаковать некому: по данным археологов будущего две расы предшественников людей в Галактике к третьему тысячелетию от рождества Христова уже вымирают, сворачивают экспансию… И даже в самые активные годы до окрестностей Солнца никогда не долетали.

Машина обогнула залив и холмы, свернула с асфальта на боковую дорогу и сразу же захрустела гравием. Ради маскировки покрытие из бетонных плит засыпали подушкой из песка и щебня, имитируя просёлок. Вскоре показался щит:

За ним простиралось огромное поле, где стояли ульи, вдалеке у самого холма приткнулся десяток домов: там жил персонал — на самом деле внешняя охрана бункера. А дальше улица упиралась в склон. Перед машиной на несколько секунд кусок холма приподнялся, открывая ворота, и тут же снова захлопнулся. В гараже адмирал выскочил, не дожидаясь, пока заглушат двигатель автомобиля. И вместе с сопровождающим побежал в центральный оперативный зал.

Адмирал прибыл самым последним. Видеостена была отключена, но полукруг из двадцати аналитиков напротив неё был на своих местах и отслеживал происходящее. Пятеро заместителей тоже уже сидели на своих местах на возвышении в конце зала. Пустовали лишь кресла главного энергетика — полковник Эрман отправился к реактору, и генерала Гальбы — по оранжевой тревоге второй координатор уезжал в резервный командный центр на окраине города. Александр занял своё место на подиуме, нацепил гарнитуру, вывел на экран картинку из контрольного зала главного реактора и подключился к аудиоканалу, по которому посты информировали начальника смены: