VIII
— Закройте ворота! — гудел Брон. — Ты, возьми арбалет и поднимись на колокольню! Вы четверо — дежурьте во дворе. Скоро вас сменят.
Тяжело раненых заносили в монастырь, остальных провожали в низкое деревянное строение, судя по всему — гостиницу для путников и паломников. Большую часть лошадей пришлось оставить под открытым небом — в конюшню поместилось только два десятка.
— Брат! — окликнул Брон одного из монахов. — У вас есть чем накормить лошадей?
— Только сено, сир, и того немного, — глядя куда-то в сторону, ответил монах.
— А овес? Ячмень? Неужели ничего?
— Брат Ольвин говорит правду, сир, — раздался тихий, скрипучий голос за спиной. — Все равно вы здесь не останетесь.
— Почему это?! — рявкнул Бронвер, поворачиваясь.
Старый монах, подпоясанный простой веревкой, улыбнулся ему. Улыбка его была косой, от зубов остались лишь бурые пеньки. Дряблая кожа болталась на худой, как у цапли, шее.
— Потому что монастырь не сможет прокормить столько мужчин. Мы поможем раненым, а после я советую вам отправиться в Альдеринг. Место, которым когда-то владел герцог Моллард.
Еще несколько мгновений Брон смотрел в лицо старика, а потом бухнулся на колено.
— Инквизитор Кослоу, — пробормотал он. — Неужели это вы?
— Встань, дорогой мой Брон. Я уже давно не инквизитор. Теперь я лишь брат Теор.
Брон поднялся, и они со стариком обнялись, будто отец и сын. Тело Кослоу показалось Брону легким и хрупким — сожми чуть сильнее, и оно рассыплется пылью.
— Мы двенадцать лет боролись со злом вместе. Для меня вы навсегда останетесь инквизитором.
— Полно, рыцарь. У тебя есть инквизитор, и ты должен служить ему, — глядя Брону в глаза, сказал Теор.
— Конечно, — Брон повернулся к лошадям. Брат Ольвин все-таки принес им сена, и теперь усталые скакуны насыщались, чем могли.
— Идем внутрь. Думаю, с нас хватит дождя.
Кослоу взял Бронвера под локоть и мягко повел к дверям.
— Я хочу сказать, что горжусь тобой.
— Почему?
— Потому что ты с достоинством принял свою роль. Ты думал, что я назову тебя, но я выбрал Молларда, — Теор прокашлялся. — Я все сделал правильно, но ты всегда был гордым, и я думал, что ты уйдешь от него, но нет.
— Вы гордитесь, потому что я смирился? — Брон остановился, как вкопанный.
— Ну конечно, — Кослоу снова заглянул ему в глаза. — Люди почему-то всегда думают, что для них есть лучшее место. Немногим удается наслаждаться тем, что есть, и с полной отдачей быть теми, кем им должно быть. Они не понимают, что лишь тогда смогут стать великими, когда прекратят попытки забраться выше, туда, где им не место.
— Может, мне бы стоило, — напряженно сказал Брон. — Тогда все было бы по-другому.
— Все было бы хуже, — сказал Кослоу. — Дэнтона считают лучшим инквизитором, а я считаю тебя лучшим рыцарем инквизиции. Ни легендарный Аллард, ни этот Зверь не сравнятся с тобой. Так что помни — я горжусь тобой, Бронвер.
— Спасибо, — буркнул Брон. В голове его вдруг стало пусто и глухо.
— Идем же внутрь, дождь холодный, — проскрипел Теор. — Да и мне тяжело долго стоять. Братья наварили бобов с морковью.
Брон зашел под крышу и стер с лица и лысины воду. Внутри было тепло, горели свечи, отражаясь в стекле, под которым лежали мощи. Брон и Кослоу сотворили святой знак.
— Где та девушка, ваш новый рыцарь?
— Ее зовут Кассандра. Должно быть, она с Моллардом. Они… весьма близки.
— Не до греха, я надеюсь? — криво улыбнулся Теор.
— Нет. Конечно, нет. Они друзья.
Брону хотелось рассказать правду, но он бы вряд ли решился. Не потому, что желал сохранить эту тайну — Кослоу он бы доверил всё. Наверное, он просто не хотел разрушать его гордость. Ведь старый монах гордился ими обоими — Броном и Моллардом.
— Я хочу с ней познакомиться. Обеденная зала там, — указал Теор. — Поешь и отдохни, рыцарь. Мы еще увидимся.
— Да, — кивнул Брон. — Конечно.
IX
Америя, Кроунгард
Покои короля
— Повтори.
— Кальдийцы взяли Созведие, все три замка, — вещал клювогорн голосом Вигтора Фрамма, герцога Вестгарда. — Теперь мы знаем больше о силах маршала Адричи: у него двенадцать тысяч конницы и втрое больше пехоты, не считая оруженосцев и прислуги. Армия, что мы собрали на западе, вдесятеро меньше, государь. Вестгард готовится к обороне и ждет помощи. Мы продержимся, сколько скажете. Храни вас Бог, мой король.
Клювогорн с щелчком захлопнул желтый клюв. Йоэн подал ему миску с нарезанным яблоком, и птица принялась за угощение.
Эсмунд хлопнул ладонью по столу. Клювогорн вздрогнул и, толкнув клювом миску, отошел к краю стола.
— Запоминай, — сказал король. — Отнеси весть герцогу Фрамму.
Клювогорн издал тройной короткий свист, что означало — я все понял и готов запоминать.
— Армия запада отходит под ваше командование, герцог. Сделайте все, что можно, но не дайте врагу пройти вглубь страны. Не смейте запираться в Вестгарде! Знамена собираются на Длани. Они придут, как только смогут, несмотря на зиму. Господь на нашей стороне. Действуйте.
Эсмунд замолчал и взмахнул рукой. Доев последний кусочек яблока, клювогорн захлопал крыльями и вылетел в окно.
— Люди закидали камнями диакона и едва не ворвались в церковь! В то время как я, архиепископ всея Америи, произносил там проповедь! — пухлые пальцы Симона стискивали подлокотники кресла. — Как они посмели, чернь, отбросы! Если б не доблестная стража Кольца во главе с капитаном Вельдом!
— Мы сами виноваты в том, что произошло, — смиренно произнес кардинал Лекко.
— Простолюдины должны подчиняться нам! У них не должно быть собственной воли!
Эсмунд посмотрел на Йоэна, как всегда стоящего за правым плечом. Глядя на архиепископа, тот произнес:
— Государство состоит из простых, ваше святейшество.
— Нет! Государство — это мы! — Симон сорвал расшитую золотом митру. Жидкие волосы встали дыбом от пота. — Остальные — лишь скот, мы же — пастыри! Господь предназначил нам править, а им — подчиняться!
Йоэн нахмурил кустистые брови.
— А ты, хранитель покоев, слуга! больше не смей перебивать меня!!!
— Довольно, — нахмурился уже Эсмунд. Кардинал Лекко предусмотрительно молчал, разглаживая синюю сутану.
— Ваше величество, я требую решительных мер! — тряся подбородками, воскликнул Симон. — Я приехал на Кольцо, дабы дать этим несчастным слово Божье из собственных уст! А в ответ меня чуть не убили! Проклятые простолюдины! Небытие ждет каждого из тех, кто посмел бросить…
— Довольно! — вскричал король, поднимаясь. — Закрой свой поганый рот, я не хочу больше слышать ни слова!
Архиепископ опешил и отнял от шеи насквозь мокрый платок. Запах пота душил Эсмунда. Сейчас он предпочел бы искупаться в кальдийских духах, чем нюхать Симона.
— Вы глубоко оскорбили меня, ваше величество…
— Именно! Ведь ты оскорбил хранителя моих покоев, мой народ, а значит, и меня!
— Ваше величество…
— Я сказал — закрой рот! Замолчи! Кто ты такой, чтоб ставить себя выше народа? Ты жрешь, объедая его, и срешь на него же! Даже я — я, король! — не позволяю себе ничего подобного! Я положил свою жизнь на то, чтобы америйский закон стал работать на людей, а не против них, как раньше! Все мое правление было ради народа и страны, из которого оно состоит! Ты слышал, что сказал Йоэн? Повтори!
— Ваше величество велело мне замолчать, — пробубнил Симон. Лекко опустил голову, будто скрывая улыбку.
— Отвечай, кусок вонючего сала!
Краска залила лицо Симона. Наверное, он никогда не слышал подобных слов в свой адрес. Что же, пора ему доложить, кто он самом деле! Давно пора было это сделать!
— Пожалуйста, ваше величество…
— Повтори, свинья, оскорбляющая звание пастыря! Что сказал Йоэн, этот простолюдин?! Человек, которому я доверяю гораздо больше, чем тебе, или тебе, проклятый кальдиец! Повторите оба!