…просто огромной. Дэнтон выглянул из повозки и удивился высоким, бурым стенам. Сухая трава свалялась и смешалась с грязью. Мрачный Баргезар, даже будучи вдалеке, как будто нависал над Дэном.

— Лотарцы первыми начали строить крепости, — сказал Людер. — В этих землях мало камня, поэтому они строили их из земли.

Весь путь от Старого Утеса гвардеец Бальдера по имени Людер развлекал Дэнтона интересными рассказами. Он говорил о прошлом земель, через которые они проезжали, о людях, что жили здесь, о событиях, сотрясавших их маленький мир. Дэн прилежно учился истории, но не знал и половины того, о чем говорил Людер.

— Откуда ты все это знаешь?

Гвардеец рассмеялся, достал из кармана сухарь и захрустел.

— Врешь ты все, — сказал Дэнтон и полез в сумку за последним яблоком. Глядя на Людера, тоже захотелось есть.

— Вру? Мужчина никогда не врет, так меня отец учил, — гвардеец откусил еще сухаря. — Он-то и рассказал мне все.

— А кто был твой отец?

— Монах в монастыре святого Георна. Всю жизнь только и делал, что читал книги.

— Опять врешь! — воскликнул Дэн. — Монахам нельзя иметь детей.

— Скажем так, мой батюшка любил прихожанок больше, чем прихожан, — жуя, сказал Людер.

— Он что, делал им детей?

— Наверное, о детях он не думал, но все же делал. У меня был брат и две сестры, и у всех разные матери, представляешь?

Гвардеец припрятал половину сухаря и почесал бритую голову. В пути у Людера завелись вши, и другие солдаты обрили его, оставив несколько глубоких порезов. Теперь он постоянно чесался.

— Так ты тоже бастард?

— Ха! Бастарды бывают только у знатных. А я был просто сынок одинокой мамаши. В деревне-то все знали, кто отец, так что ему приходилось подкармливать нас из монашеской кладовой.

— Твой отец был плохим монахом, — сказал Дэн и тут же испугался, что рассердил гвардейца.

Но тот снова рассмеялся, да так громко, что лошадь под ним испугалась.

— Да уж. Не зря его потом прогнали из монастыря. Четыре женщины и четыре ребенка хотели принять его к себе, но он ушел из деревни, и больше я его никогда не видел.

— Я вообще никогда не видел своего отца.

— Может, оно и к лучшему. Вдруг он тоже был плохим.

— Мой отец был героем, — нахмурился Дэнтон.

— Думаешь, герои — это благородные чистюли? Обычно герой это тот, кто больше всех убил.

— Все равно он не был плохим, — бросил Дэн и отвернулся.

— Ну он же сделал тебя. Значит, был неверным мужем. Кто знает, что он еще вытворял.

Дэнтон отвернулся и стал грызть свое яблоко.

Ливень начался вечером, спрятав вечернюю зарю под капюшоном туч, а ночью разразился по-настоящему. Баргезар остался недалеко — в свете луны его можно было бы разглядеть. Но Людер сказал, что от дождя там все равно негде спрятаться. Поэтому они укрылись в березняке недалеко от крепости.

Пожелтевшие кроны были редкими, но все же здесь было суше, чем под открытым небом. Гвардейцы даже умудрились развести костер и теперь грели руки и черствый хлеб. Купцы собрались в одной повозке и грелись у фонаря. Возницы спрятались в другой и упивались элем, которым разжились в деревне два дня назад. Дэн присел к гвардейцам. Один из них, с шелушащейся кожей, угостил его куском соленого мяса и печеной луковицей. Людер уже рассказывал какую-то историю:

— В древнем Миредане была такая богиня — Амиарис. Ей служили молодые девушки, которые ходили в прозрачных туниках, надевая их прямо на голое тело.

— Так, так, — подался вперед Шелуха.

— Они проводили всякие ритуалы во славу своей богини, выращивали фрукты в садах храмов и пели нежные гимны, — Людер улыбнулся и почесал голову. — А еще они проводили свадьбы. Готовили молодых — мыли, брили где надо, умасливали волосы и все такое. А в ночь перед свадьбой предавались любви и с женихом, и с невестой.

— Ого, — Шелуха, и не он один, поправил в штанах мужское достоинство. Дэнтон почему-то смутился.

— А раз в три года проходил праздник во славу жизни, — Людер понизил голос и подался вперед, — когда каждый мог прийти в храм Амиарис и возлечь с любой из жриц. А после…

Резкий свист прервал его речь, и гвардеец вздрогнул. Красный наконечник стрелы вырос у него из груди, брызги крови зашипели в огне. Шелуха подскочил, роняя флягу с водой.

— Вот дрянь, — сказал Людер и рухнул лицом в костер.

Вторая стрела вонзилась Шелухе в ногу. Он упал и кричал, пока третья не заткнула его навеки. Остальные гвардейцы схватили оружие и попрятались за деревьями. Пьяные возницы выскочили из повозки с кнутами в руках.

Из мокрой темноты с криками вырвались люди, одетые в шкуры. Сразу воцарился хаос. Разбойники превосходили числом, зато у гвардейцев были острые мечи и шлемы. Дэнтон схватил топор. Им Людер нарубил дрова, на которых сейчас горело его лицо.

Все перемешалось. Гвардейцы Бальдера и разбойники носились меж деревьев, разя друг друга. Изредка пролетали стрелы. К драке присоединились возницы, где-то взявшие длинные ножи. Купцы погасили фонарь и, наверное, тряслись в повозке от страха.

Раздался вопль, и в первое мгновение Дэну показалось, что его атаковал звереныш. Молодой разбойник носил такие длинные и спутанные волосы, что не было видно лица. Дэн отступил, взмахнув топором. Парень откинул волосы и Дэнтон увидел, что тот лишь на пару лет его старше. Кривой кинжал в его руке ни капли не дрожал. Бандит оскалился и заверещал, бросаясь на Дэна.

Удар вышел почти сам собой, как на тренировке. Лезвие упало между плечом и шеей парня. Грязное лицо исказила нелепая смерть. Дэн вырвал топор и отступил. Тело рухнуло вперед, к его ногам.

Дэнтон смотрел, как жизнь вытекает из тела наружу. Кровь пропитала землю, делая ее еще чернее. Парень дернулся и затих.

Дэн сжимал рукоятку топора. Сердце неистово стучало о ребра. Как это просто — подумал он тогда впервые.

Дэнтон огляделся. Один бандит пытался уползти, прижимая к животу обрубок руки. Гвардеец с двумя мечами наступал сразу на троих врагов. Возница душил разбойника кнутом, лежа с ним на земле. Лица обоих побагровели. Кто-то кричал и звал мать.

Неистовый вопль заставил Дэна обернуться. Он увидел разбойника с деревянной палицей, который бежал на него. Не думая ни секунды, Дэнтон бросился наутек.

Он несся вперед, проламываясь через кусты. В кромешной темноте несколько раз едва не налетел на деревья. Разбойник бежал за ним, неистово вопя:

— Стой! Ты убил его! Сто-ой!

Вокруг все было черным-черно, как в самом Небытии. Дэн перескочил через поваленный молодой ствол и оказался на широкой поляне. Тучи разошлись, обнажив лунный свет. Из мрака явилась худая и высокая фигура. Она подняла голову, и Дэнтон увидел лицо. Он стоял, не в силах пошевелиться и оторвать взгляд.

«Как могила, — подумалось ему. — Могила, полная червей».

Черные веки поднялись, и два глаза уставились на Дэна: серебряный и золотой.

В следующий миг в затылке вспыхнула боль, и земля бросилась ему навстречу.

Америя, Кроунгард

На Слезе, к югу от дворца

Погода стояла дрянная. Впрочем, она всегда была дрянная в этом году, да и в прошлом. Годы гроз, чтоб их.

Уключины лодки нещадно скрипели, когда Коррин поднимал и опускал широкие весла. Мелкий дождь стучал по капюшону, и все время норовил плюнуть в лицо. Фонарь на носу лодки шипел, когда вода попала внутрь. Воняла мокрая тряпка, которой Корр прикрыл фонарь с одной стороны.

Леди Ритта Дульф, сидящая напротив, угрюмо куталась в плащ.

— Поездка вышла очень романтичной, сир, — сказала она, плохо скрывая раздражение. — Но уже темно, и я замерзла. Наверное, стоит вернуться во дворец.

— Как можно, леди! Посмотрите, какое небо, какие звезды! Они отражаются в ваших прекрасных глазах, так что я готов в них утонуть! — оглядывая башню Наместника, сказал Коррин.

— Вы даже на меня не смотрите.