Кэс вышла на улицу. Прислуга сразу принялась за работу — грумы чистили и кормили лошадей, строители осматривали стены.

— Мы сможем укрепить их? — спросила Кассандра.

— Конечно, госпожа, — откликнулся сутулый старшина строителей. — Надо везде положить свежий раствор, и бреши заложить, а вот тут лучше поставить подпорки — кладка совсем хилая.

— А сделать выше?

— Это вряд ли, — строитель поковырял цемент ногтем. — Фундамент не выдержит. Но можно приказать кузнецам наковать шипов и приделать их сверху. А вы думаете, на нас тут нападут?

— Все может быть. Отдохните и начинайте работу.

— Да, госпожа, — поклонился мужчина.

Поправив перевязь, на которой лежала рука, Кэс вышла за стены и столкнулась с мальчиком лет шести, который с приоткрытым ртом наблюдал за происходящим во дворе храма. Увидев Кассандру, он сделал шаг назад, а потом заметил меч и широко улыбнулся.

— А он настоящий?

В горле Кэс встал комок. Она молча кивнула.

— А можно потрогать?

— Не стоит, — выдавила она.

— А вы рыцарь или просто воин?

— Я рыцарь, — Кассандра сглотнула, глядя на белые волосы и голубые глаза мальчишки.

Таким мог быть ее сын.

— А можно я посмотрю на солдат?

— Смотри, если хочешь. Как тебя зовут?

— Мама не велит говорить свое имя, — сказал мальчик. — Она говорит, колдуны его могут забрать.

— Но я ведь рыцарь инквизиции. Я не заберу твое имя, — что бы это суеверие не значило.

— А папа говорит, инквизиция плохая.

— Тайлен! Тайлен!

Женщина в переднике бежала через улицу. Мальчик обернулся.

— Простите, госпожа! — женщина сграбастала маленького Тайлена. — Он просто любопытный, простите, госпожа!

— Все хорошо, — ответила Кассандра.

— Мама, она рыцарь! Смотри, даже женщина может быть рыцарем!

— Простите, госпожа, — повторяла женщина, убирая прядки волос под косынку. Ее большие глаза были полны страха. — Мальчик не хотел вас оскорбить.

— Все в порядке, — слова еле пробрались через комок в горле.

— Мы пойдем, госпожа, если позволите, простите.

Кассандра кивнула.

Мать потащила Тайлена прочь, а он все оборачивался и улыбался Кассандре. Он успел помахать ей, прежде чем женщина увела его за угол.

Кассандра как в тумане прошла через двор и храм, и сама не поняла, как оказалась в кабинете епископа. Стол, сундук и стеллажи для книг стояли пустыми, но здесь был относительный порядок — даже посуда осталась на маленьком столике нетронутой.

Глиняный стакан будто сам оказался в руке. От тишины у Кассандры звенело в ушах, и она швырнула стакан. Он с треском разбился, и черепки попадали на пол.

Она думала, внутри нее пустота. Как же она ошибалась — все это время она была полна страдания, и мальчик, не зная об этом, прорубил трещину в дамбе. Пустота наполнилась болью, бесконечной, как море, испепеляющий, как огонь. Море огня, что сжигало ее изнутри.

Кассандра сорвала со стены драпировку и одной рукой обрушила стеллаж. В стену полетели остатки посуды, а следом и маленький столик.

Каждый разбитый стакан, каждая брошенная миска делали боль сильнее, выталкивали наружу, заставляя Кассандру слепнуть и глохнуть, теряться в этом бешеном вихре.

Почему?! За что, Боже?! Ты спас Дэнтона, но почему забрал наше дитя?! Ты решил что плоду греха не место в этом мире?!

Но почему?! В чем был виновен нерожденный младенец, что Ты решил убить его?!

Кассандра не знала, сколько времени прошло, прежде чем от мебели остались лишь щепки. Она обнаружила, что держит в руке Молнию. На волнистом клинке появилось несколько сколов.

Кэс разжала пальцы, и меч звякнул об пол. Она стояла и смотрела на хаос, который учинила. Такой же хаос был внутри нее. Лицо горело, сердце неистово колотилось, разгоняя боль по всему телу.

За спиной скрипнула дверь. Кассандра вздрогнула, но не повернулась.

Дэнтон замер, глядя на разруху. Кассандра стояла к нему спиной, тяжело дыша. Волосы, собранные в пучок, растрепались. Она стояла и молча глядела в одну точку.

Он осторожно подошел. Снял перчатки и бросил их на пол рядом с Молнией. Коснулся пальцами ее шеи и тонкого шрама, убирая волосы. Наклонился и прошептал:

— Я здесь.

Кассандра повернулась к нему. Дэнтон смотрел на нее так, как никогда раньше. Она не могла бы сказать, что означает этот взгляд, но в нем было что-то… что? Понимание? Сочувствие?

Он медленно стянул перчатку с ее руки и поцеловал, склонив голову. Ладонь Кассандры скользнула к щеке и ощутила влагу, текущую по лицу инквизитора.

Не в силах больше сдерживаться, она заключила его в объятия и заплакала. Он обнял ее в ответ, и так они стояли посреди утихшей бури, обретая покой в слезах друг друга.

Послышались чьи-то шаги.

— Вон! — рявкнул Дэнтон, а Кэс продолжала плакать.

Они стояли так вечность.

В то самое утро, когда Дэнтон собрался отправить почтовых голубей, как назло, впервые за долгие дни пошел дождь.

Моллард стоял в дверях церкви, сложив руки за спиной и глядя на воду, заполняющую неровности двора. Письма лежали в кармане. Послания для короля и архиепископа, герцога Данвеля из Дримгарда, принцессы Алины и Эллиса. К Брону отправил Арика, чтоб показать старому рыцарю — он не забыл его и не бросил.

Дэнтону нужна была помощь. Под его началом немногим больше четырехсот людей. У Возрождения, по словам Черлинга, пятнадцать тысяч. С таким перевесом невозможно вести войну. Тем более, что армия есть только у Грейна. У Дэнтона — всего лишь маленький отряд по сравнению с его войском.

Откровенно говоря, он не надеялся на подмогу. Из Низарета еще могут прислать войска, но казармы инквизиции не бездонны. Быть может, Симон пришлет еще три сотни. Быть может, даже полтысячи. Но что это против Грейна, за которым стоит весь здешний народ? Нужно поднимать мирскую армию, а она занята мятежами на Длани и войной на западе.

Ответит ли герцог Данвель? Когда инквизитор просит помощи, мирские власти обязаны безоговорочно ее предоставить, «если нет на то неодолимых трудностей», как гласит Железный кодекс. А черную лихорадку вполне можно назвать такой трудностью.

Смогла ли принцесса излечить болезнь? Сможет ли она убедить герцога прислать хотя бы немного людей? Даже тысяча дисциплинированных воинов дала бы Дэнтону шанс.

Единственный, в ком Дэн не сомневался — это Брон. Пускай он разъярился на него перед отъездом, но спустя время наверняка понял, что Моллард и не думал его оскорблять. И он откликнется на безнадежный зов. Три-четыре недели — и старый рыцарь будет здесь. Даже в Эллисе Дэнтон не был так уверен. Лукавый Бальдер хоть и верный друг, но не оставит свои земли без защиты. От него скорее придет добрый совет — брось и уезжай. Вернешься, когда хватит сил.

Моллард вытянул руку ладонью вверх. Холодный дождь увлажнил его кожу и круглый шрам в центре ладони.

Лучший инквизитор. Не потому, что подарил инквизиции крепость и земли. А потому, что он всегда выполнял свой долг. Потому что использовал власть во благо, искореняя ересь и колдовство.

Настал, похоже, день, когда удача отвернулась от него. В этот раз еретики сильнее. Намного сильнее.

Дэнтон сунул руку в карман и нащупал двустороннюю монету. Ему показалось, что одна из сторон была холодной, а другая — теплой, но когда достал ее, ощущение пропало.

Так или иначе, сдаваться лучший инквизитор не собирается.

* * *

Днем дождь прекратился, но тучи и не думали уходить. Желтые улицы Рейнвиля посерели от хмурого света. В полдень Дэнтон приказал три раза ударить в колокол — призыв к молитве, на который никто не откликнулся. Только нищий, проходящий мимо, сотворил святой знак, боязливо глядя по сторонам. Моллард прочитал солдатам главу из Просвещения, и они хором вознесли молитву «Хранитель небесный».