Законник не отвечал и смотрел ему в глаза. Коррин не мог понять, что за чувства кроются в очах короля, и ему стало неловко.

— Я не хочу вашей смерти, — сказал, наконец, король. — Поверь мне, Коррин, будь моя воля, я объявил бы вас героями. Но все законы против нас, людские и Божьи. Несмотря на то, что вы подняли оружие за меня и за страну, я был вынужден назвать вас преступниками.

Коррин кивнул, не став уточнять мотивы, по которым он пошел к башне. Он и сам уже не слишком их осознавал. Зачем он все это устроил? Чего он хотел добиться?

— Я мучаюсь из-за этого, — Эсмунд повернулся к нему. — Ты не представляешь, как я страдаю из-за того, что предал вас.

— Вы не предавали, ваше величество.

— Как еще это назвать?! — воскликнул король. — Вы поступили как настоящие рыцари, верные мне всем сердцем. А я в ответ лишил вас титулов и бросил в темницу.

— Вы должны были, — сказал Корр.

— Вот именно. Долг заставил меня это сделать, как он заставил вас направиться к башне. Мы все пострадали из-за него. Но я не желаю, мрак побери, чтоб вы погибли за него так скоро!

— Я смирился, — прошептал Коррин.

— А я нет! — Законник схватил его за плечи и встряхнул. — Я спасу вас. Ты слышал? Я не дам вам умереть.

Коррин услышал слова, но не мог их понять, как будто Эсмунд вдруг заговорил на другом языке. Разум оказался парализован. До сего момента Коррин чувствовал себя так, будто падает в пропасть — а теперь он вдруг полетел, и поверить этому было едва возможно.

— Помоги мне встать, — велел король, и Корр помог ему подняться, не чувствуя собственных ног.

— Другие люди, настоящие преступники, отправятся на казнь вместо вас, — сказал Эсмунд. — Убийцы и насильники — туда им и дорога. Но для вас, мои герои, я уготовил иной путь.

— Какой? — одними губами спросил Корр.

— Вы получите лошадей, свое оружие и доспехи. Отправляйтесь на запад, и покажите всем, кто вы на самом деле — герои или подонки.

Биение сердца участилось, последние капли страха исчезли.

— Когда мы победим, вы вернетесь в Кроунгард и назовете свои имена. Если я еще буду жив к тому времени, я верну вам рыцарство и фамилии, и мне будет плевать, кто что скажет на это.

— Ваше величество, — Коррин опустился на колени, — я клянусь вам, здесь и сейчас, что я буду доблестно сражаться за вас на западе, и не вернусь, покуда не стану тем настоящим рыцарем, которого вы разглядели во мне. Я клянусь вам бессмертием своей души, и пускай Небытие сожрет меня в то же миг, в который я решу поступиться этой клятвой, — Коррин перевел дыхание.

— Да будет так, — сказал Законник и возложил сухую руку ему на лоб. — Я принимаю твою клятву с радостью, ибо вижу — она дана от чистого сердца. Возвращайся. Я буду ждать.

Эсмунд вышел, а Коррин заплакал от избытка света, бьющего фонтаном в груди. Его охватили чувство благодарности и прощения, сильнее которых он не знал прежде. Слезы лились рекой, и Коррину было легко.

Его уста и раньше произносили клятвы, в церквях и при высоких дворах. Но только эта, произнесенная в мрачной темнице, поднялась в душе сияющим знаменем, и Коррин осознал — он скорее умрет, чем предаст ее.

Подонок сгинул в этой темнице. Наружу выйдет герой.

Северная Лотария

У меня мог быть сын.

Кассандра тряслась в повозке, где для нее освободили место между мешков с мукой и сушеной говядиной. Лекарь Томаз запретил ездить верхом по крайней мере еще неделю. Она безропотно подчинилась — когда армия снялась, она еще чувствовала себя, будто в тумане.

Теперь туман разошелся, и за ним открылась бесконечная пустота.

Ей хотелось то кричать, то плакать, то делать все сразу. Но чувств на это просто не осталось.

Кассандра всегда любила детей — еще в приюте на севере ей нравилось нянчиться с малышами. И до тех пор, пока приют не исчез в огне, она думала, что когда вырастет, найдет себе мужа и у нее будут свои дети.

Те мечты погибли, но с появлением в ее жизни Дэнтона воскресли. Она не признавалась в этом даже себе, и гнала мечты, загоняя в самые потаенные дебри разума. Только глубокими ночами, когда была одна, она позволяла себе достать их и полюбоваться, как украденным сокровищем.

Это были не те мечты, которые хочется осуществить. Не те, что можно сделать целью. Одни из тех мечт, которые годятся лишь потешить себя, ибо кажется, что осуществить их невозможно.

Оказалось, что возможно все. Дэнтон может признаться тебе в любви и доверить самый страшный секрет, который убьет его, стоит заикнуться. Ты можешь почувствовать себя счастливой — может быть, впервые в жизни. И ты можешь получить дитя.

И потерять его.

Кассандра не боялась врагов. Она встречала людей и чудовищ с мечом в руке. Но сейчас сражаться было не с кем — на нее напала сама пустота, и ни один меч мира, даже легендарный Гнев штормов, испускающий молнии, не спас бы ее. Даже Опустошитель, меч императора Кинона, не смог бы сразиться с ничем.

До того момента Кэс иногда ощущала внутри себя тяжесть, иногда — внезапную боль или тошноту. Но она не чувствовала ребенка. Почему же, когда он исчез, под сердцем стало так пусто?

Если Господь подарил ей дитя, то почему не сказал об этом и зачем забрал так жестоко и резко?

Зачатый накануне битвы, он мог бы стать великим воином. Они с Дэнтоном нашли бы способ спрятать его. Кэс покинула бы инквизицию, и наплевать, что пришлось бы пройти через пытки. Они нашли бы себе дом, и Дэнтон навещал бы их и рассказывал сыну о том, какие подвиги совершил. А потом, возможно, взял бы его рыцарем или отправил учиться в Низарет…

Неосуществимые мечты. На сей раз — уж точно.

Пустота внутри стала шире, холодные черные щупальца тронули сердце. Кассандру пробрала дрожь, и захотелось плакать. Она набросила капюшон, чтобы никто не увидел, и позволила себя немного слез.

Может, ей стоит по-настоящему поплакать? Мама Арета говорила, что боль нельзя держать в себе — она отравляет, как мертвая крыса в колодце.

Но что толку реветь в пустоту?

Дэнтон по-своему переживал эту боль. Кассандра видела, что он страдает. Все думали — он разъярен на Возрождение за внезапную атаку. Думали, он поэтому устроил казни в придорожных деревнях. Но Кассандра понимала, что так Дэн пытается заполнить свою пустоту — и она, быть может, лишь немногим меньше. Пустота не физическая, ведь он не носил ребенка. Но за короткое время он потерял и Кослоу, что был ему как отец, и сына, о котором не ведал. Такое непросто пережить, и Моллард расправлялся с болью как мужчина — причиняя боль другим.

Они еще ни разу не говорили об этом, и даже не пытались. Кэс почему-то боялась. Казалось проще пережить всё по отдельности, чем пытаться поделиться.

Ведь что можно получить, если сойдутся две пустоты? Только бо'льшую пустоту.

Кассандра почему-то не верила в то, что они с Дэнтоном смогут снова наполнить друг друга.

Раздался приказ остановиться. Телега дернулась и встала. Кассандра скинула капюшон и огляделась, как будто бы очнулась ото сна. Старшина грумов, шедший рядом, улыбнулся ей, но Кэс не ответила.

По небу плыли пухлые облака, и тени тащились вслед за ними по земле. Пейзаж был прежним — серые равнины, перерытые оврагами, полными кустов и камней. Только горы стали ближе. Деревни были все еще редки, хотя до Рейнвиля — единственного крупного города в этих землях — оставалось несколько дней пути.

— Что случилось? — спросила Кассандра.

— Деревня, — сказал старшина грумов, трогая жидкую бороду.

Кассандра посмотрела на запад. Два десятка зеленых плащей во главе с алым скакали на запад. Там, на самом горизонте, виднелась дома.

* * *

Крестьяне увидели их издалека. Женщины и дети сгрудились позади, у глинобитных домов, покрытых старым, подгнившим тростником. Мужчины вышли вперед. Они были безоружны, но глядели недобро. Как и все, кто встречал Дэнтона в этих землях.