Но это был всего лишь Дагоберт.

Он плакал, глядя на Эсмунда. Слезы стекали по серому лицу. Шарф на тонкой шее сбился, и ужасные шрамы сияли во всю мочь. Дагоберт покачал головой и отвернулся, и медленно ушел.

Мариэль осталась. Она вновь потянула Эсмунда к свету, но он разжал бесплотные пальцы и рухнул обратно — на холодный каменный пол, в свое разбитое старое тело.

Он смог вдохнуть, но сил подняться так и не нашел. Эсмунд перевернулся и пополз вперед, будто жуткий младенец.

— Йоэн, — прохрипел он, прокашлялся и воскликнул громче. — Йоэн!

Несколько долгих мгновений спустя, дверь приоткрылась, а потом распахнулась с неистовой силой. Растрепанный хранитель влетел в покои и бросился к Эсмунду:

— Государь мой! Лекаря, скорее!

— Не надо. Подними меня.

— Я отнесу вас на кровать. Вы позволите, государь?

— Да… Пока никто не видит.

Йоэн поднял его и бережно перенес на ложе. Эсмунд снова ощутил себя младенцем. Видно, это людская судьба — рождаться и умирать одинаково беспомощными.

— Вам холодно, мой король? Вы весь ледяной.

— Нет… Позови Дагоберта.

— Зачем он сейчас? Лучше лекаря!

— Я сказал — позови Дагоберта!..

— Хорошо, — подчинился Йоэн. — Я только…

— Быстрей! — каркнул Эсмунд.

Хранитель убежал, постоянно оглядываясь, будто опасаясь, что король скончается в любую секунду. Но Эсмунд чувствовал себя лучше. Смерть еще вернется, и быть может, очень скоро. Но не сегодня.

Дагоберт вошел в покои один — обеспокоенный Йоэн и Щиты остались за дверью. Принц держал в руках тонкую свечу. Он был одет в одну ночную рубашку, но не забыл повязать шарф. А может, и спал в нем.

— Как ты, отец? — он несмело приблизился, глядя мимо Эсмунда. — Йоэн сказал, ты при смерти.

— Я был, сын мой… Но нашел в себе силы вернуться. И знаешь, кто помог мне?

— Кто? — Дагоберт присел на край кровати.

— Ты.

Принц отвернулся и замешкался, прежде чем спросить:

— Что ты имеешь в виду?

— Я видел твою мать, Дагоберт… Она хотела забрать меня на небо. А потом появился ты, весь темный от горя.

— А Алина? Неужели ты не видел ее?..

— Увы, — Эсмунд и сам не понимал, почему явился нелюбимый сын, а не обожаемая дочь. — Но мне и не понадобилось. Я понял, что не желаю оставлять этот мир, покуда мои главные дела остались незавершенными. И ты одно из этих дел. Пускай Алина будет королевой. Но ты — мой единственный сын! Скоро ты останешься единственным мужчиной из Теаргонов. Я должен научить тебя, как быть им.

Дагоберт вздохнул и потер веко. Вздохнул еще раз, глубже, и спросил:

— А почему сейчас?

— Потому что вскоре я оставлю этот мир.

— То есть раньше тебе было все равно?

Стало мучительно стыдно от этих слов. Эсмунд вдруг увидел в Дагоберте простого мальчика, который пережил ужасные вещи, и нуждался в отце, но потерял его так же, как мать.

— Да. Раньше мне было все равно, — ответил Эсмунд. — Я считал тебе ничтожеством, посланным мне в наказание, или в испытание, я не знаю!.. Но я увидел, что ты умен и прозорлив. Ты почти без моей помощи спланировал осеннюю кампанию. Ты тоже смог бы стать королем.

— Сомневаюсь, — тихо сказал Дагоберт.

— Не стоит. Я хочу, чтобы отныне ты помогал мне во всех делах государства. Если я скончаюсь до того, как вернется Алина, ты станешь регентом. Ты должен знать, что делать.

— Хорошо, отец, — поправляя шарф, ответил Дагоберт.

В дверь постучали. Эсмунд устало вздохнул. Хоть этой ночью он больше не собирался умирать, но надеялся хотя бы немного отдохнуть до рассвета.

— Кто там?

— Ваше величество! — раздался голос Йоэна. — Гонец из Вестгарда! Он говорит, что принес хорошие новости!

— Только мы договорились, как пришли хорошие вести, — улыбнулся Эсмунд. — Это знак, Дагоберт. Пригласи его войти.

* * *

С ног до головы гонца покрывала пыль, от него разило конским потом, но потрескавшиеся от жары губы были растянуты в улыбке.

— Мы победили, ваше величество, — сказал он, преклонив колено.

— Что это значит? — опешил Эсмунд.

— Кальдийцы разбиты и снова отступили к Созвездию.

— Но как это случилось? — спросил Дагоберт.

— Маршал Адричи был уже на подходах к Вестгарду, — начал рассказывать гонец. — Когда мы получили письмо от Князя войны островитян. Оказалось, что он догоняет Адричи и готов напасть. Мы вышли из крепости и сделали так, чтобы кальдийцы нас увидели. Затем мы несколько дней маневрировали по окраинам, покуда они не заперли нас в клещи. Мы заняли пару холмов недалеко от озера Златоводное и укрепились. Битва была смертельной, и много людей погибло, ваше величество, но в полдень подоспели энарийцы, а к вечеру, вы не поверите, конница Ривергарда. Герцог Гидельбург тоже узнал о подходе островитян, и сумел обогнать сира Чаваццо, — посланник перевел дыхание и заулыбался. — Он с ходу врезался в их ряды, кальдийцы дрогнули и отступили. Всадники еще долго преследовали бегущих, а мы захватили множество баллист и катапульт. Когда спустя пару дней подошло второе войско, мы на ходу обстреляли его из орудий и добили конницей. Сир Чаваццо и другие командующие взяты в плен.

— А маршал Адричи? — спросил Дагоберт.

— Ему удалось уйти.

— И все же это великая победа! — воскликнул Эсмунд. — Я поздравляю тебя, мой верный солдат! Иди же, отдохни как следует! Йоэн! Пускай его накормят лучшим мясом и напоят лучшим вином!

— Благодарю, мой король.

Гонец ушел, а вдохновленный нежданной победой Эсмунд повернулся к Дагоберту:

— Вот видишь, сын мой. Никогда нельзя сдаваться. Даже имея численный перевес, кальдийцы потерпели поражение.

— Я запомню этот урок, отец.

— Прикажи разбудить писарей. Я хочу немедленно написать моему другу Феолиппу и поделиться с ним добрыми вестями! И еще я собираюсь отправить записку Великому Наместнику — пусть узнает, на чьей стороне Просветитель!

Дагоберт кивнул и вышел, а Эсмунд улыбнулся и сотворил святой знак. Смерть казалась ему теперь невыразимо далекой.

Северная Лотария

Рейнвиль

Поиски дуна ничего не дали. Гидеон будто с ветром улетел, как говорили в этих землях. Кассандра выломала дверь его в доме, но кроме похабных гравюр на стенах и перепачканной чьей-то девственностью простыни не нашла ничего интересного.

Стражи в казармах как один клялись, что не видели командира со вчерашнего дня.

— Уехал по какому-то делу, госпожа, нам не сказал.

Толпа у церкви стала пореже, но когда Кассандра с людьми возвращалась, пара подростков бросили в них гнилыми сибугами. Не попали и сразу поспешили исчезнуть.

Во дворе Кассандра спешилась и огляделась. Строители сколачивали возле стены помост для стрелков. На ворота навесили скобы для засова, неподалеку поставили десяток горшков с кальдийским маслом — Дэнтон где-то раздобыл его на крайний случай. Он всерьез опасался, что люди могут напасть.

Напряжение висело в воздухе, как перед грозой. Людям нужен был только повод, чтобы восстать против засевшей в храме инквизиции. Нет сомнений, кто дал им этот повод. Дун Гидеон натравил на них толпу через час после приезда в город, и сделал это снова, но гораздо изощреннее.

Задумавшись, Кэс едва не столкнулась с латником, идущим навстречу.

— Госпожа рыцарь, письмо.

Кассандра молча протянула руку. Послание было коротким, почерк — крупным и неровным.

«Встретил людей на юге от Шрама. Едем. Брон».

Встретил людей? Должно быть, всадников Низарета. Значит, Бронвер скоро прибудет сюда почти с тысячей свежих воинов.

Кассандре почему-то стало неуютно. Она огляделась и сунула письмо в карман, как будто украла его.

Дэнтон явился к вечеру, злой как дикий громадор. После разговора с карликом он отправился к Черлингу, но поместье графа тоже оккупировала толпа. Они требовали прогнать инквизицию, но Черлинг побоялся даже выглянуть в окно. Когда бунтовщики увидели Дэнтона и его отряд, то закидали их камнями.