Если только она была крестьянкой. Бронвер в этом сомневался.
Он рухнул обратно на постель всем весом, так что узкая кровать, кажется, треснула. Вот теперь он понимает Молларда, когда тот пришел в себя после битвы.
А! Опять проклятый Моллард! Хватит уже думать о нем!
«Я оставляю тебя править!» Что это, подачка? Ты никогда не станешь инквизитором, Раддерфорд, но вот тебе немного власти? Утоли свой голод и заткнись, вшивый пес?!
Да, Небытие побери, Дэнтон был хорошим инквизитором. Но вел себя как напыщенный богатый сынок, которым и был. Лишился матери, отправился в изгнание — велика ли беда? Все равно остался отпрыском, проведшим счастливое детство в замке.
Бронвер, в отличии от него, жил под небом с самого рождения. Турульф, его отец, его был странствующим рыцарем и служил то одному, то другому лорду, иногда всего пару недель. Брон был его оруженосцем с пяти лет, а мать всюду следовала за ними.
Когда случилась Битва сорока братьев, Брону как раз было пять. Потомки графа Лардена Раддерфорда, одного из самых плодовитых в роде, схватились за наследство. В конце концов замок достался Турстану, младшему сыну Лардена, еще десяток братьев растащили земли и угодья, остальным шестнадцати выжившим достались деньги и прочее добро. Отец урвал пятерых лошадей, увесистый кошель серебра и перстень с ардулином — редким камнем, добываемым в Стоунгарде. Ардулин менял цвет, предсказывая погоду, что было весьма полезно бродячему рыцарю.
Когда Бронверу было семнадцать, Эсмунд Первый начал войну с Юмингом. Они с отцом отправились туда, и провоевали в Ривергарде все три года, сражаясь с бандами желтокожих бандитов. Они порой не походили на людей — малорослые, какие-то кривые, с кучей сережек в самых разных частях тела. Юмы делали татуировки прямо на лице и вырезали шрамы в виде ящериц и насекомых. Они носили гибкие доспехи из кожи морских медведей, а сражались обычно короткими саблями. Больше всего юмы любили устраивать засады. Они расстреливали америйцев исподтишка, а потом добивали кривыми ножами, которые носили на перчатках, будто коготь. Юный Бронвер насмотрелся всякого, и много раз едва не погиб, но схватка ему полюбилась.
После той войны как раз закончилось Великое искупление, Брон стал рыцарем и вступил в инквизицию. Еще юношей он наслушался рассказов тех, кто сражался в Дар-Миноре, и тоже захотел охранять добрый мир от колдовского зла.
Сначала он служил инквизитору Кравье вместе с другим будущим инквизитором, Эмондом Равелем. А позже инквизитор Лотарии потерял своих рыцарей на границах с опустошенным Дар-Минором — те раньше были гораздо опаснее, чем сейчас. Кравье рекомендовал Брона как сильного и преданного воина, и так Раддерфорд очутился у Кослоу.
Они многое прошли с Теором. Похоронили немало достойных товарищей. Особенно тяжело оказалось предать огню сира Гудрика, погибшего на болотах в землях Дримгарда. Юмский колдун-хонцару, убивший его, изменил всю будущую жизнь Брона.
Именно после той охоты Брон стал много пить и бояться уснуть в новолуние. А потом на место сира Гудрика пришел гладкий, холеный Дэнтон Моллард, и все окончательно пошло прахом.
Кослоу состарился, да и Брон не молодел. Когда Теор уходил, он до конца надеялся, что получит алый плащ, ибо считал, что заслужил его. Но знал, что Кослоу выберет Молларда — и тот выбрал.
Брона съедали гнев и зависть, а Теор даже не объяснил своего поступка. И со временем Раддерфорд смирился. Он понял, что долг для него превыше чувств.
Сколько-то дней назад приехал монах из монастыря святого Джерри и рассказал о смерти бывшего инквизитора. Бронвер, который и так не просыхал после отъезда Молларда, стал напиваться еще отчаянее. Интересно, сколько времени прошло? Он ни разу не занимался с новобранцами все эти дни.
Надо приходить в себя. Надо приходить в себя, думал Брон, садясь на кровати.
— Небо меня порази, — прохрипел он, сжимая руками лысеющую голову. — Сейчас блевану.
Но тошнота улеглась, он встал и раскрыл окно. В лицо ударил полуденный жар, и Брон сразу захлопнул ставни.
Он проглотил кислую слюну, нацепил легкий дублет на голое тело, хлопковые штаны и ботинки. Хотел надеть сапоги, но те оказались сплошь покрыты навозом.
— Пойду умоюсь из колодца, — бурчал он себе под нос, хлопая дверью. — А потом заставлю сопляков попотеть.
* * *
Стоять на жаре оказалось сложно, даже после нескольких ведер колодезной воды, вылитых на голову. Так что Брон заставил солдат упражняться на чучелах, а сам отправился в тенек с флягой разбавленного вина. Он не собирался напиваться, но разбавленное в самый раз приглушало похмелье.
Загадка не появлялась. Брон велел слугам ее найти, но те вернулись, разводя руками. Девчонка опять куда-то делась. Иногда Брон в самом деле думал, что она ему чудится — но другие тоже ее видели.
Загадка явилась под вечер, когда Брон, наконец, договорился с желудком и ел похлебку из земляной куропатки. Он сидел в своих покоях при свете одинокой свечи, медленно хлебая суп и глядя в темноту. Загадка без стука ворвалась с широкой улыбкой на лице. Платье и волосы были все в колючках, босые ноги перепачканы землей.
— Опять где-то болталась? — спросил Брон, чувствуя себя суровым папашей.
Она кивнула и показала пальцем на окно.
— Что там?
А там сиротливое небо меняло цвет от голубого к темно-синему. Сверкал Небесный дом, загорались ночные звезды. Луны не было.
— Новолуние, — буркнул Брон и вернулся к супу, как будто ему не было дела. Но в душе засвербело.
Загадка кивнула, села рядом и вытащила из подола пучок разных трав. Пахнуло сильно и терпко, так что Брон поморщился.
— Что это? Букет для меня?
Девочка запрокинула голову, будто рассмеялась, а потом схватила ломоть хлеба и жадно откусила.
— Ешь, — Брон подвинул к ней тарелку с мясом перепелки и отломил еще хлеба.
Она кивнула, сгребла предложенное и стала поедать. Бронвер отодвинул травы и вернулся к похлебке.
Когда Загадка обгрызла последнюю косточку, он ткнул ее в плечо.
— Рассказывай, где была.
Она подняла руки над головой и нарисовала что-то, похожее на облака.
— В лесу? Дура. Здесь много волков.
Девочка обиженна поджала губы, потом взяла травы и хлопнула ими и стол.
— Тише ты, и так воняет. Что это?
Загадка коснулась пальцем запястья, где синели вены. Потом показала на травы, помешала воздух, ткнула в Брона и сделала вид, что пьет.
— Сможешь приготовить зелье из этого?
Она кивнула.
После Баргезара призрак колдуна пока ни разу не навещал Брона. Чтобы снова победить столь реальный кошмар, ему пришлось бы пить кровь Загадки. Не хотелось бы этого делать. Одно дело — пить разрешенное, в общем-то, зелье, пускай и сделанное сельским знахарем, а не травниками церкви. А вот пить кровь молоденькой девушки — совсем другое. За первое Брону грозила бы нестрогая епитимья и, возможно, его таки отправили бы на покой. Уже по-настоящему, а не «править». Если бы Брон этого не боялся, он бы пил напиток открыто. Но теперь он точно знал, что просто не готов к отставке. Там его ждет только окончательное разочарование.
— Ты успеешь сделать?
Загадка закивала и вскочила, указывая на дверь.
— Да-да. На кухню? Идем, возьмешь что нужно.
Загадка сварила зелье прямо в комнате Брона, в камине. Запах стоял горький и удушающий. Как только все травы — какие порезанные, а какие растертые — оказались в котле, Бронвер сразу узнал поганый аромат.
Загадка сцедила отвар в зеленую флягу и поставила рядом с изголовьем Брона. Тот уже собрался спать и растирал ноющий локоть. Девчонка улыбнулась ему и раскинулась на шкуре мохнорога у камина.
— Ты что, собираешься остаться здесь?
Она кивнула и закрыла глаза, подложив руки под голову.
— Ладно, оставайся. Подашь, коль надо будет, флягу.
Бронвер задул свечу и упал на кровать. До сих пор туманная с похмелья голова утонула в пуховой подушке, а разум растворился во сне.