Шейла таинственно улыбнулась, а Саймон поднес ко рту очередную ложку и нашел… кусочек острого и овального ногтя. Он не сразу понял, что это такое в тусклом свете свечи. Когда до него дошло, то его охватило странное спокойствие. Саймон поднял глаза и поймал улыбку Шейлы.

— Что-то случилось, дорогой? — участливо поинтересовалась она.

— Нет. Просто я…

— Не беспокойся, дорогой. Я знаю, где Полли.

— Я знаю… знаю… — Саймон аккуратно положил кусочек ногтя на край тарелки и с недоумением посмотрел на него. «Тебе не удастся забрать Полли, — сказала час назад Шейла. — Я знаю, где она… Это тайный рецепт… Вынеси мусор, но не открывай пакет, если не хочешь потерять аппетит…» Ее глаза тогда очень сильно блестели, и она слишком много смеялась. Глубоко в душе Шейла посмеивалась над его сильной любовью к Полли. И раньше она никогда не отказывалась от ужина. К тому же у нее были темно-каштановые волосы и длинные красные ногти, которые она подолгу не постригала. Ветер жалобно стонал в кронах деревьев… И миссис Стил очень удивилась, что Сьюзи пошла в кино без разрешения. Почему Полли до сих пор не вернулась? И почему его весь вечер знобит, как холодной зимой? Он не мог понять, почему у него так сильно кружилась голова и дрожали руки. А теперь озноб начал бить все тело. Он надеялся, что спазмы вот-вот прекратятся, но они упорно не прекращались.

— Курятина? — предположила миссис Бревурт.

— Нет, не угадали, — рассмеялась Шейла.

— Телятина? — попытался угадать Малькольм Бревурт.

— Опять мимо.

— Баранина?

— Нет, не баранина.

— Свинина?

— Нет, — по-прежнему улыбалась Шейла. — А ты почему молчишь, Саймон? Или ты подсмотрел? Наверное, ты не удержался и заглянул в пакет, когда выносил мусор. Саймон… Саймон?

Саймон не ответил. Он дико, как раненое животное, что-то закричал. Потом бросился к двери, распахнул ее и начал кричать в ветреную ночь:

— Полли!.. Полли!..

Саймон помчался в гараж. Он открыл металлическую крышку мусорного бака, развязал пакет и сунул внутрь руку, но тут же в ужасе отдернул. Потом с грохотом бросил крышку обратно и побежал к дому. Он стоял у крыльца и опирался на столбик. Его выворачивало наизнанку, а вокруг кружились в диком хороводе осенние листья.

— О боже! — рыдал Саймон. — О господи!..

Саймон поднялся на крыльцо и вернулся в гостиную. Бревурты уже оделись и торопливо уходили. На все уговоры Шейлы они твердили, что поймают такси. Саймон едва обратил на них внимание. Он открыл рот и вновь закричал.

Закрыв дверь за гостями, Шейла повернулась к нему и укоризненно сказала:

— Видишь, что ты наделал, Саймон? Теперь мистер Бревурт подумает, что у тебя неприятности и что ты не заслуживаешь повышения.

Саймон не слушал жену.

— Ты сошла с ума!.. — кричал он. — Ты окончательно спятила… Теперь ты уедешь навсегда… О боже… боже… — повторял он.

Саймон направился к телефону, пошатываясь, как пьяный, и с трудом набрал дрожащими пальцами домашний номер доктора Бирнема.

— Я не понимал… — глотая слова, быстро забормотал он в трубку. — Случилось нечто ужасное… Пришлите скорую…. Пусть они захватят смирительную рубашку… О боже!..

Саймон прижал трубку ко лбу, весь задрожал и вновь зарыдал. Он рыдал и кричал и все не мог остановиться…

— Какой ужас! — печально вздохнул доктор Бирнем после того, как санитары увели упирающееся и что-то лепечущее существо. — Какой кошмар!

— Но почему? — с трудом разобрал он сквозь горькие рыдания вопрос. — Почему?.. Почему?..

— Это трудно объяснить, — пожал он плечами. — Мы еще слишком мало знаем о работе мозга и нервной системы человека… Если бы вы только могли заранее заметить приближение этого кризиса и как-то его предупредить… Но откуда вам было знать, что это произойдет…

— Да еще сегодня вечером… В такой важный для нас вечер.

— Даже не знаю, что вам сказать, — доктор Бирнем еще раз печально вздохнул и пошел к двери. — Конечно, мы сделаем все, что сможем. Какое-то время придется провести в смирительной рубашке. Потом терапия… Может… — он открыл входную дверь и улыбнулся: — Как дела у моей любимой девочки?

— Отлично, — ответила Полли и вошла в гостиную. Когда доктор ушел, она сказала: — Мама устроит Сьюзи страшную взбучку за то, что она пошла в кино без разрешения.

Девочка огляделась по сторонам:

— А где папа?

— Уехал.

— Надолго?

— Боюсь, что надолго.

— А он сказал, что это ты уедешь. Но я рада, что он уехал вместо тебя.

— Правда, дорогая, — Шейла вытерла слезы и печально улыбнулась. — Ты действительно рада, что я осталась?

Полли кивнула и сказала:

— Умираю с голоду.

— Я тоже.

Они сели за стол. Шейла наложила в тарелки еще горячую запеканку.

— Вкусно, — улыбнулась девочка. — Что это?

— Попробуй догадайся.

— Курятина?

— Нет, не курятина.

— Телятина?

— Нет.

— Ну не знаю. Сдаюсь. Что это?

— Тайный рецепт, — ответила Шейла и ласково улыбнулась дочери.

Приглашение лежало на коврике у двери вместе с рекламным буклетом какого-то банка и просьбой о помощи Ассоциации собак-поводырей для слепых. Конверт из дорогой бумаги белого цвета Дункан по привычке открыл в последнюю очередь. В центре карточки с золотым ободком было написано каллиграфическим почерком: «Самый безупречный клуб в мире имеет честь пригласить мистера Дункана Дриффилда, известного перфекциониста, на ежегодный ужин в пятницу 31 января в 19.30».

Смахивает на уловку торговцев, насторожился Дункан. Его уже несколько раз приглашали на вечеринки, которые на проверку оказывались обычными продажами. То, что в приглашении не был упомянут ни продукт, ни компания, еще не значило, что он даст себя обмануть.

Несколько раз перечитав приглашение, Дункан был вынужден признать, что ему понравились слова «известный перфекционист». Он действительно был большим поклонником порядка и всегда во всем стремился к совершенству. Да и имя, написанное красивым почерком, усиливало общий положительный эффект от приглашения.

С другой стороны, его настораживало, что клуб не был назван и что в приглашении не было ни его адреса, ни адреса места, где состоится ужин. Прежде чем принимать подобные приглашения, он первым делом всегда смотрел на название и адрес.

На следующий день в половине девятого вечера раздался телефонный звонок.

— Вы получили приглашение на ужин 31 января? — поинтересовался мужчина, судя по голосу закончивший престижную школу.

— О каком приглашении вы говорите? — спросил Дункан, словно каждый день получал по почте приглашения.

— О карточке с золотым ободком, в которой вы названы «известным перфекционистом».

— Кто вы такие?

— Группа единомышленников. Вы нам подходите.

— Слишком много таинственности. Я не хочу вступать в масоны.

— Мы не масоны, мистер Дриффилд.

— Приглашение налагает на меня какие-нибудь обязательства?

— Вы хотите сказать: пытаемся ли мы что-нибудь продавать? Нет.

— Мне придется выступать с речью? — продолжал допытываться Дункан.

— У нас нет речей. Мы постараемся сделать так, чтобы вам понравилось. Проезд обеспечивает клуб.

— Как вас зовут?

— Дэвид Хопкинс. Надеюсь, вы согласитесь.

Почему бы и нет, подумал Дункан.

— Хорошо, мистер Хопкинс.

— Превосходно. Уверен, что если я попрошу вас быть готовым к половине седьмого, то вы, как известный перфекционист, будете готовы минута в минуту. Форма одежды — фрак и черный галстук. Я за вами заеду. В это время дня поездка, боюсь, займет около часа. Кстати, хотя я доктор Хопкинс, зовите меня Дэвидом.

После разговора Дункан нашел в медицинском разделе телефонного справочника трех Дэвидов Хопкинсов, позвонил всем троим, но того, с кем только что разговаривал, не нашел…