— Не говорите глупости! — холодно посмотрел я на полицейского. — Это и есть оригинал «Знатной дамы». Я прав, месье Арно?

Француз сейчас смотрел на картину с некоторым подозрением.

— Что-то не припомню этой вмятины на раме, — со вздохом пробормотал он.

— Это результат взрыва, — хрипло объяснил я.

Но месье Арно меня не слышал. Мы не прерывали его раздумий. Наконец он принял решение.

— Есть только один способ убедиться, оригинал это или копия. Нужно позвонить в Париж и попросить прислать рентгеновские снимки полотна. Ловкий мошенник, согласен, может обмануть специалиста, но он бессилен против рентгеновских лучей. Скопировать нюансы, к примеру, толщину мазков в отдельных местах, и особенно то, что находится под краской — нити, из которых состоит первоначальный холст, невозможно. — Он повернулся ко мне. — Мистер Парнелл, где тут у вас телефон?

Мы позвонили в Париж из моего кабинета. Арно долго ждал у телефона, потом нахмурился, вновь побледнел и что-то — я так и не понял что — быстро приказал своим подчинённым.

— Ничего страшного, — успокоил он меня, положив трубку. — Какой-то идиот положил рентгеновские снимки «Дамы» в другое место. Я велел обыскать кабинет. Их скоро найдут и вышлют…

Естественно рентгеновские снимки «Знатной дамы» не нашли. Ситуация сложилась не из легких, нужно было что-то делать. Через неделю у нас в галерее собрались двадцать ведущих искусствоведов из Франции и Америки. Результаты экспертизы были готовы через месяц.

Двенадцать специалистов по старым мастерам объявили «Знатную даму» оригиналом, шестеро — отличной подделкой. Ещё двое были уверены, что это грубая подделка. После этого неясного вердикта картина вернулась в Париж. Месье Арно, конечно, отменил и выставку «Брата Ринклера»…

Я изменил внешность, наклеив фальшивую бородку, надев черный парик и большие солнцезащитные очки и решил на всякий случай говорить с сильным французским акцентом. По собственному опыту знаю, что акцент привлекает к себе внимание и отвлекает от внешности. Хотя мы не раз встречались с мистером Дунканом, я был уверен, что он меня не узнал.

Я начал торопливо складывать деньги в саквояж. Двести тысяч в купюрах по десять-двадцать долларов занимают довольно большой объем, но в таких случаях обычно просят банкноты мелкого достоинства, которые труднее проследить.

Корнелиус Дункан не сводил восхищенного взгляда со «Знатной дамы».

— Значит, её все-таки украли.

— Месье, — строго покачал я головой, — я ничего не знаю ни о какой краже. «Знатная дама» попала ко мне совершенно случайно.

— Конечно, конечно, — с понимающим видом улыбнулся коллекционер. — Миллионы дураков будут пялиться на копию в Париже, а оригинал будет у меня. Один я буду любоваться настоящим шедевром гения.

— Надеюсь, вы понимаете, месье, что никому ни в коем случае не должны показывать эту картину. Она предназначена только для вашего личного просмотра. Если станет известно, что у вас оригинал «Знатной дамы», власти отберут картину, а вас даже могут посадить в тюрьму.

— Я буду держать её под семью замками, — пообещал Дункан. — Никто её не увидит. Даже моя жена!

Последняя предосторожность была нелишней. Нынешняя супруга, четвертая по счёту, так же, как предыдущие, при разводе могла попытаться отомстить мужу и заявить в полицию.

— До свидания, месье Дункан, — попрощался я, закрывая саквояж. — Вам очень повезло. Вы приобрели прекрасную картину стоимостью как минимум миллион за пятую часть цены. Поздравляю с выгодной сделкой.

Я поймал такси и с довольной улыбкой откинулся на спинку сиденья. На данный момент Бернис Леку нарисовала шесть копий «Знатной дамы». Уверен, мне не составит особого труда продать их как оригиналы по двести — триста тысяч долларов.

Конечно, мы с Бернис, наверное, могли бы украсть и оригинал, но тогда нас искала бы полиция всего света. Создать подозрение, что шедевр могли украсть, и построить на этом всю игру — было намного умнее, изящнее и, что самое главное, безопаснее. Никто из «счастливых» обладателей «Знатной дамы» не рискнёт показывать её специалистам и тем более обращаться в полицию. Поэтому я и просил за неё относительно небольшую сумму: конечно, коллекционеры ценят свою свободу дороже двухсот тысяч.

Мы с Бернис заслужили продолжительный отпуск. Говорят, Бразилия сказочная страна. Пожалуй, стоит съездить и проверить. Кто знает, может, она эта страна так нам понравится, что мы захотим остаться там навсегда.

В начале одиннадцатого Джерри Хогланд остановился на пересечении Сансета и Беверли Глен покурить.

— Двадцать седьмой, где вы находитесь? — вырвал его из полудремы голос диспетчера. — Ответьте.

— Я двадцать седьмой. Нахожусь на пересечении Сансета и Беверли Глен.

— В холле отеля «Бель Эйр» ждет клиент.

— Понял, — обрадовался Джерри. — Имя?

— Имени нет. Если возникнут проблемы, спросите у швейцара.

— Ясно. Выезжаю.

Хогланд помчался сквозь летнюю темноту, обволакивающую особняки кинозвезд, продюсеров и прочих знаменитостей. Сон сняло, как рукой. Забрать клиента из «Бель Эйра» считалось у таксистов большой удачей, потому что там останавливались люди с деньгами.

Пока Джерри Хогланд думал над тем, как ему повезло, из темноты величаво выплыло залитое яркими огнями огромное здание. Увидев такси, швейцар позвонил портье.

Через несколько минут по устланным ковровой дорожкой ступенькам спустился мужчина в дорогом светло-сером костюме. По походке Джерри сразу догадался, что он навеселе. Клиент прижимал толстый портфель, словно боялся, что его унесет ветром.

Мужчина в сером костюме тяжело упал на заднее сиденье. Джерри Хогланд смотрел на него в ожидании адреса.

— 9833, Стоун Вэлли Роуд, — сказал пассажир. — Только не нужно нестись сломя голову. Я не хочу попасть в больницу.

Джерри промолчал. Настроение у него испортилось. До Стоун Вэлли Роуд немногим больше двух миль. Значит, никакого аэропорта, никаких чаевых…

— А ты, я смотрю, не из разговорчивых, — заплетающимся голосом пробормотал пассажир. — Я думал, что все таксисты любят почесать языками.

— Все зависит от настроения, — ответил Хогланд.

— Настроения? — фыркнул пьяный пассажир. — Значит, ты не в настроении разговаривать со мной?

— Нам платят не за разговоры.

— Жаль, что ты работаешь не у меня. Я умею осаживать таких умников. Я бы тебя мигом научил вежливости.

Джерри резко затормозил, повернулся и включил свет в салоне.

— Послушайте, мистер, вы мне тоже не нравитесь. Для меня вы только определенное количество фунтов мяса, которое я должен доставить в заданный пункт и получить за каждую милю дороги определенное количество центов. Если хотите, можете заплатить, сколько сейчас показывает счетчик, и мы распрощаемся. Если же хотите ехать в моей машине дальше, придется помолчать. Решайте.

От изумления у мужчины в сером костюме отвисла челюсть.

— Я… Я обязательно пожалуюсь президенту твоей компании, — наконец пробормотал он. — Завтра же тебе придется искать новую работу.

— Я даже могу сказать, как меня зовут. И не забудьте записать номер машины.

— Да кем ты себя возомнил? — прохрипел пьяный клиент. — Как ты смеешь ставить мне условия? Интересно, как ты заставишь меня выйти из машины?

Хогланд распахнул дверцу и выскочил из машины. Он открыл заднюю дверцу и угрожающе стал в проходе, мускулистый, высокий и широкоплечий.

— Отвезите меня домой, — заскулил пассажир. — Я перебрал. Я слишком пьян, чтобы идти домой пешком.

— Хорошо, — мигом остыл Хогланд. — Со мной такое тоже бывало…

Машина остановилась у огромного черного дома, похожего на куб. Клиент с трудом выбрался из машины; просунул руку в окно и разжал пальцы. На сиденье упала десятка. Счетчик показывал доллар двадцать. Пока Джерри собирал сдачу, он скрылся в доме.