Дриффилд спустился и подошел к стойке. Ключ от номера 1313 висел в своем гнезде, но он попросил ключ от номера 1311. Затем вновь поднялся на 13 этаж и вошел в комнату 1311. В соседний номер он собирался перебраться через балкон.

В комнате было темно. Дункан двинулся к окну, задел ногой какой-то чемодан и замер от ужаса, услышав женский голос:

— Это ты, Элмер? Ты достал то, что нужно, дорогой?

Его охватила паника.

— Включи свет, Элмер. Я уже разделась и теперь не стесняюсь.

Что делать? Если он заговорит, она поймет, что он не Элмер, и начнет кричать. Сейчас она в любую секунду может включить ночник.

— Элмер? — сейчас в голосе слышалось подозрение.

Повинуясь инстинкту, он двинулся на звук голоса и, схватив подушку, накрыл ей лицо женщины. Когда она начала отбиваться, надавил сильнее. Потом еще сильнее. Через минуту все было кончено.

Элмер наверняка уже вернулся в отель и узнал, что кто-то забрал ключ от его номера. Теперь он с портье поднимется на 13-й этаж и откроет дверь отмычкой.

Самым безопасным выходом был балкон. Дункан быстро подошел к стеклянным дверям, раздвинул их и выглянул наружу. В панике он лихо перемахнул небольшое пространство, отделявшее балконы друг от друга.

Балконная дверь соседнего номера, как он и надеялся, была открыта. Он вошел в комнату, и в следующее мгновение вспыхнул яркий свет.

Номер был полон людей. Не полицейских или работников гостиницы, а людей, которых он где-то видел.

— Попался, Дункан! — произнес знакомый голос.

Дриффилд оглянулся и увидел… живого Билли Фишера, на лице которого играла довольная улыбка.

— Ты не… — пробормотал он.

— Мертвец? Нет. Над тобой подшутили, старина. Бери бокал шипучки, и я тебе все расскажу.

Кто-то вложил в его дрожащую руку бокал шампанского.

— Тебе кажется, что ты их где-то видел? — хмыкнул Билли. — Это актеры, которые подрабатывают между спектаклями. Тебе они известны как перфекционисты. Правда, без фраков они выглядят иначе.

Только сейчас Дункан узнал доктора Дэвида Хопкинса, специалиста по скин-ду Макфи, Джо Фрэнка, засунувшего труп в чемодан, и Питта-Страттерса, специалиста по единоборствам. В джинсах и майках они потеряли зловещий вид.

— Признайся, это был блестящий розыгрыш, — сказал Билли Фишер. — Жизнь на пенсии скучна, и я придумал эту шутку.

— Почему ты выбрал меня? — спросил Дункан.

— Я был уверен, что ты обязательно клюнешь, а Гарри Хитчмен согласился помочь. Я напечатал карточки, арендовал машину и комнату, нанял актеров и устроил тебе неплохой ужин. Кстати, официантом-венгром был твой покорный слуга, но ты меня не узнал за наклеенными усами. Я хотел закончить розыгрыш блестящим финалом, и поэтому придумал самоубийство.

— Ты знал, что я сюда приду?

— Ты поверил в историю с убийствами и должен был найти выход. Вот я тебе его и организовал. Когда ты спросил у Гарри, как называется гостиница, я понял, что ты заглотнул наживку.

— А женщина в соседнем номере… Она тоже актриса?

— Какая женщина? — удивился Фишер. — Мы и не думали, что ты войдешь через балкон. Узнаю старину Дункана Дриффилда, который всегда идет в обход. О какой женщине ты говоришь?

Из коридора донесся шум. Кто-то громко стучал в дверь соседнего номера.

Дункан Дриффилд закрыл уши руками.

— Что с ним? — удивленно качнул головой Билли Фишер.

Виктор Флитвуд достаточно хорошо разбирался в живописи, чтобы успешно торговать картинами. Разбирался он и в психологии людей, что позволяло ему время от времени обманывать доверчивых покупателей.

Всю неделю в его галерее в Челси царила тишина. Прохожие часто останавливались поглазеть на выставленные в витринах картины, а кое-кто даже отваживался зайти в галерею, но за четыре дня он продал всего одну картину. Естественно, в пятницу настроение у него было подавленное. Однако все моментально изменилось после того, как в галерею зашла пожилая женщина в пальто и шляпке. Интуиция подсказала ему, что неделя, возможно, и не будет потрачена напрасно.

— Добрый день, — приветствовал он посетительницу вежливой улыбкой.

— Добрый день, — с легким испугом ответила она. — Господин Флитвуд?

— Да, он самый.

— Мы говорили с вами по телефону.

— Тогда, значит, вы госпожа Плимптон.

— Верно, Джеральдина Плимптон.

— Очень рад встрече, — он протянул руку, но она едва коснулась его ладони и тут же убрала свою руку в старенькой перчатке. — Легко меня нашли?

— Я бы не сказала. Ваша галерея находится очень далеко от метро.

— Я думал, что вы приехали на такси.

— Такси сейчас стоит очень дорого.

Эти слова подтвердили его первое впечатление о гостье как о женщине ограниченных средств. Одета Джеральдина Плимптон была элегантно, но было видно, что пальто она носила очень давно и слишком часто. Короткие седые волосы были спрятаны под шляпкой, из которой торчали остатки страусиного пера. Ее голос выдавал благородное происхождение, да и держалась она хорошо. Но вместе с ароматом лаванды Виктор Флитвуд уловил запах благородной бедности.

— Вижу, вы принесли картину, — заметил владелец галереи.

— Да, — слегка улыбнулась она. — Не возражаете, если я немного посижу? Устала, пока шла к вам от метро.

— Конечно, сударыня, — он придвинул ей стул. — Конечно, отдохните. Присаживайтесь.

— Спасибо.

— Нам некуда торопиться. Отдышитесь, придите в себя.

— Я и понятия не имела, что она такая тяжелая.

— У искусства особый вес, — рассмеялся Виктор Флитвуд.

Флитвуд был высоким элегантным и безукоризненно одетым мужчиной лет шестидесяти. Поглаживая аккуратно постриженную бородку, он изучал гостью. Торговец картинами сразу понял, что Джеральдина Плимптон не была завсегдатаем картинных галерей. На ее лице было написано любопытство, как у ребенка, который первый раз в жизни попал в зоопарк.

— Как много у вас картин! — с благоговейным ужасом произнесла женщина.

— Я стараюсь, чтобы у меня всегда был приличный запас.

— Большей частью пейзажи, да?

— Да, я специализируюсь на пейзажах.

— А почему на них нет ценников?

— Мне всегда казалось, что ценники — это признак дурного вкуса, — словно выступая перед аудиторией, объяснил Виктор Флитвуд. — Это храм искусства, а не супермаркет. Я торгую качеством, госпожа Плимптон, а его не всегда можно оценить. Все, что вы здесь видите, имеет лишь приблизительную цену. Это позволяет вести переговоры или, если хотите, — торговаться. Истинная цена картины — это та сумма денег, которую кто-то готов за нее заплатить. Вот поэтому живопись и мир искусства так интересны. Никогда не знаешь, кто в следующую минуту войдет в эту дверь. Когда меньше всего ждешь, непонятно откуда, будто из воздуха, вам могут принести какую-нибудь давно утерянную работу какого-нибудь старого мастера.

Флитвуд многозначительно посмотрел на большой сверток, который лежал на коленях Джеральдины Плимптон. Картина была завернута в коричневую оберточную бумагу и перевязана розовой лентой.

Госпожа Плимптон провела пальцами по краю картины, и Флитвуд моментально понял, что она не хочет с ней расставаться.

— По телефону, кажется, вы сказали, что речь идет о Рэгби, — сказал он.

— Да, о Рэгби, господин Флитвуд. О Мэттью Рэгби. Мне говорили, что в свое время он был довольно известен и что его называли эдвардианским Констеблем.

— Я всегда был уверен, что это незаслуженная характеристика. Уверяю вас, госпожа Плимптон, между ними, конечно, есть сходство, но Рэгби никогда не был простой имитацией Джона Констебля. У него был собственный стиль и вкус. Он был гением.

— Эдгар тоже всегда говорил, что он гений.