Боже, какая же я дура! Она выскочила в сад и бросилась бежать к калитке. Но та была закрыта. Айрис еще раз сообщила пустоте, что ее зовут Айрис Доусон, что ей угрожает опасность, и с тоской посмотрела на высокие, гладкие стены. Она несколько раз подпрыгнула, пытаясь уцепиться за край стены, и оценив полную безнадежность этого, села прямо на влажную землю у клумбы с лилиями, но их запах был слишком резок. Айрис поднялась, снова подошла к калитке и едва не свалилась в яму, рядом с которой стояли кадки с рассадой ирисов, неподалеку была насыпана довольно внушительная куча земли, а рядом лежала лопата. Айрис заглянула в яму и удивилась ее глубине. В ней вполне мог бы стоять мужчина очень высокого роста, и еще оставалось пространство до края. Айрис огляделась, увидела, что на каждой из трех клумб посажен только один вид цветов — маргаритки, лилии и розы, и застонала от ужаса. Ей стало ясно, что именно здесь, под этими цветами лежат пропавшие девушки, а она сама она стоит у своей будущей могилы.

Итак, убиты девушки с именами Роза, Лили, Дейзи. В вазочке стоят маргаритка, роза и лилия. Теперь осталось только убить ее, бросить в яму, засыпать землей и посадить ирисы. Потом сорвать один из них и поставить в вазочку еще один цветок. Если девушки, помеченные в телефонной книге, такие же клинические идиотки, как я, то сад скоро разрастется — сделала мрачный вывод Айрис и всхлипнула.

Она могла бы сидеть сейчас со своими милыми друзьями из исторического общества и обсуждать доклады, а потом все пошли бы в тот чудесный паб и вместе с ними, может быть, пошла бы эта феминистка из журнала, как он там называется? Что-то вызывающе воинственное, вроде мегеры или фурии. Айрис машинально достала из кармашка блузки визитную карточку журналистки, прочитала, задумалась и маршевым шагом, напевая строки из старинного гимна суфражисток: «вперед, сестра, расправим плечи» — двинулась к клумбе с розами. Сорвав несколько цветов, она вернулась в дом. В комнате по-прежнему никого не было. Айрис села в кресло рядом с фикусом и тут же вскочила. Это растение с маленькими глянцевыми цветочками носило название фикус Бенджамена. Имя, конечно, не распространенное, но кто его знает, может быть, и в этой земле покоятся чьи-то бренные останки!

Тут Айрис услышала шаги, и на пороге бесшумно отворившейся двери показался Саймон Смит. Правую руку он держал за спиной.

— Прошу прощения, что заставил вас здесь сидеть так долго, пришлось выслушать целую историю о ревматизме и способах борьбы с ним. Надеюсь, вы не слишком скучали?

— Н-нет, нет, — Айрис улыбнулась, не разжимая губ. У нее стучали зубы от страха.

— Ну что ж, я рад. Я вижу, вы уже были в саду, он кивнул на розы, барельеф находится там, вы его не видели?

— Кажется, видела, — Айрис сумела унять дрожь, — у ограды что-то белело.

— Да-да у ограды, — рассеянно подтвердил Смит, галантно пропуская Айрис вперед.

Итак, он хочет убить меня в саду и уже не боится, что я убегу, подумала Айрис, заметив, что дверь с французским замком осталась открытой.

Они вышли в сад.

— Как вы поняли, моих мать и сестру звали Роза и Лили, — торжественно начал Смит, — дать имена прекрасных, невинных цветов…

Сейчас он объяснит мне, почему решил мстить своим бессердечным родственницам, убивая девушек с «цветочными именами», и я пропала.

— Да-да, я догадалась, что вам нравятся девушки с именами цветов, поэтому должна сделать признание, которое может повлиять на развитие наших отношений, — перебила его Айрис, двигаясь по направлению к калитке, у которой была вырыта яма.

Смит удивленно посмотрел на нее.

— Дело в том, что на самом деле меня зовут не Айрис. Родители назвали меня, — она продолжала незаметно отступать к яме, — назвали меня Боудикка!

— Как? — от неожиданности Смит опустил руку, которую держал за спиной, и Айрис увидела в ней молоток.

Примитивность орудия, которым ее собирались убить или оглушить и похоронить заживо, так возмутила Айрис, что она почувствовала прилив сил.

— Да, меня назвали Боудикка, имя, конечно, прославленное, но неблагозвучное, и очень неудобное при сокращении — Бодди, Какки, Дикки, ну, сами понимаете, — импровизировала Айрис, — вот я и решила поменять его и взяла имя, которое выбрала сама.

Смит ошеломленно молчал, совершенно не готовый к такому развитию событий. Они не укладывались в его схему.

— Боудикка, — с достоинством продолжила Айрис, пятясь к яме, — королева-воительница, вдова вождя бриттов Прасутага.

— Кого? — ошеломленно спросил Смит, почти приблизившись к Айрис, которая шаг за шагом все ближе подходила к яме.

— Прасутага, Норфолк, шестидесятый год нашей эры, — небрежно пояснила Айрис, подходя к самому краю ямы, — Боудикка подняла восстание, во время которого было убито семьдесят тысяч римлян, и ей установлен памятник, который вам, несомненно, знаком, в нашей столице, городе Лондоне, основанном…

Они уже оба стояли на краю ямы.

— Я знаю, когда был основан Лондон, — Смит начал медленно поднимать руку с молотком. Вероятно, он решил, что все-таки следует убить Айрис.

— Ну и прекрасно! — Айрис изо всей силы несколько раз хлестнула его колючими розами по лицу. Он взвыл от боли и закрыл руками глаза.

Молоток выпал, Айрис, подхватив его на лету, стукнула Смита по голове и столкнула в яму. Потом она схватила лопату и закидывала яму землей так долго, пока не раскидала всю кучу.

Надо было еще утоптать землю, сплясать на ней военный танец древних бриттов, а потом посадить ирисы, кровожадно думала Айрис, пробегая по комнатам в поисках телефона.

Полиция приехала быстро, и когда Смита откопали и вытащили из ямы, он что-то бешено кричал, а так как одновременно ему приходилось выплевывать землю, то разобрать эти вопли было сложно.

— Будь проклята, Боудикка! — наконец, услышала Айрис. — Будь проклята, стерва!

— Простите, мэм, а кого он имеет в виду — нашу национальную героиню или журнал? — спросил Айрис симпатичный полицейский, восхищенно глядя на нее. Машинально отметив, что у этого молодого человека нет обручального кольца, Айрис кокетливо провела рукой по волосам.

— Ни королеву и не издание, а сильную женщину, которая умела постоять за себя, — гордо ответила она и потеряла сознание.

Артуру Пайку, известному театральному критику, нравилось, что от него зависят судьбы многих людей. Стоит ему написать разгромную рецензию на тот или иной спектакль, и на карьере актера (режиссера, драматурга и т. д.) можно ставить жирный крест.

В тот вечер у Пайка было много дел. Спать он лег поздно — лишь под утро, но его надеждам на длительный крепкий сон как минимум до обеда не суждено было сбыться. Сон прервал телефонный звонок. Он с полминуты не хотел снимать трубку в надежде, что звонки прекратятся. Но не тут-то было. В конце концов Артур с тяжелым вздохом откинул одеяло и сел на кровати. Сощурившись, посмотрел на не по-зимнему яркое солнце за окном и перевел взгляд на часы. Десять часов, такая рань! Изверги, нахмурился он! Неужели этот болван, кем бы он ни был, не понимает, что театральные критики живут не так, как остальные люди? Что у творческих людей другой распорядок дня? Что они могут работать всю ночь, поздно ложиться и поздно вставать?

Артур выругался про себя и, приготовившись задать взбучку разбудившему его невеже, взял трубку телефона, который стоял на тумбочке у кровати.

— Алло? — спросил он хриплым ото сна голосом.

— Мистер Пайк? — прощебетал милый женский голосок, напомнивший ему об ушедшей молодости.

— Да, — осторожно ответил критик. — С кем имею честь говорить?

Артур Пайк резко выпрямился. Сон сняло, как рукой. Давно он не просыпался так быстро, как в это утро. Наверное, только в молодости, когда еще был полон сил и юношеской энергии и когда ему казалось, что для него нет невыполнимых задач и что это замечательное время будет длиться вечно. Сейчас женщины ему звонили крайне редко, не то что в былые времена. Он машинально пригладил редеющие волосы, как будто собеседница сидела рядом и на нее нужно произвести благоприятное впечатление, и молодецки расправил плечи.