— Потерпи немножко, и я куплю тебе сколько угодно этой содовой, а сейчас идем.

— Но я пить хочу, мистер, — прогудела девочка.

У киоска воцарилась мертвая тишина, на лице десантника появилось смешанное выражение злобы и нерешительности.

— Жди здесь, — раздраженно бросил мужчина, выпустил руку девочки, подошел к ларьку, положил на прилавок десятицентовик и попросил бутылку содовой.

— Какой? — нетерпеливым тоном спросил затурканный продавец, не обращавший внимания ни на девочку, ни на мужчину, ни на внезапное безмолвие очереди.

— Любой, — ответил мужчина.

Передернув плечами, продавец откупорил бутылку апельсиновой шипучки, поставил ее на прилавок и взял монету. Мужчина поспешно схватил бутылку и отнес девочке.

— Ну, теперь пошли, — сказал он и шагнул к аллее.

— Соломинку забыли! — громко возвестило дитя.

Мужчина обернулся к девочке с таким видом, словно с удовольствием оттаскал бы ее за уши, но лишь вымученно улыбнулся и, избегая растерянно-враждебных взглядов, вернулся к прилавку, вытащил из стеклянного стакана соломинку и вручил ее девочке.

— Спасибо, мистер, — громко сказала та, сунула соломинку в бутылку и снова доверчиво подала мужчине руку.

Он судорожно схватил ее и так торопливо зашагал к аллее, что девочке пришлось едва ли не бежать за ним на своих тоненьких ножках. Покупатели все как один смотрели вслед странной парочке. Угрюмо-растерянная мина на лице десантника вдруг сменилась выражением решимости. Он отошел от прилавка и проговорил, ни к кому не обращаясь:

— Девчонка видит этого парня впервые в жизни. Если хотите, можете стоять тут и шевелить мозгами хоть целый день, а я разберусь, в чем дело.

С этими словами он направился в сторону аллеи. За ним последовали еще трое парней, потом — одинокий мужчина, а вскоре и остальные покупатели потянулись вслед за десантником.

Мужчина бросил встревоженный взгляд через плечо, увидел, что их нагоняют два десятка человек, и резко остановился. Охваченный ужасом, он попытался высвободить пальцы из ладони девочки, но та еще крепче ухватилась за руку спутника, и теперь ему пришлось бы тащить ее за собой, вздумай он спасаться бегством. Мужчина в страхе ударил девочку по запястью и, наконец, освободился, но десантник уже настиг их.

Мужчина попятился, прижался спиной к дереву и, подняв руки, попытался изобразить нечто вроде примирительной улыбки, но вместо нее получилась испуганная гримаса.

Десантник молча стоял перед оробевшим мужчиной, сжав кулаки, не зная, как поступить. Подоспевшие покупатели окружили их.

Пожилая женщина с золотыми коронками, сопровождаемая кротким с виду мужчиной в летах, решила отобрать инициативу у десантника и резко спросила девочку:

— Та знаешь этого человека, милая?

Девочка с любопытством осматривала собравшуюся толпу; казалось, происходящее нимало не тревожит ее. Услышав вопрос, она взглянула на даму и вежливо ответила:

— Нет, мадам, но это добрый дядя, он купил мне шоколадку.

Женщина взглянула на «доброго дядю», и ноздри ее раздулись. Потом она опять посмотрела на девочку и изобразила на лице улыбку, призванную завоевать доверие ребенка.

— Значит, ты только сегодня познакомилась с ним, дорогая?

— Да, мадам, в павильоне возле туалета.

Женщина повернулась к спутнику девочки, на лице ее появилось выражение едва ли не первобытной ярости.

— Стало быть, вы отирались возле женского туалета?! Поджидали невинное дитя, которое еще не знает, что нельзя вступать в беседу с незнакомцами, так? Куда вы хотели ее отвести? В кусты?!

— Послушайте, — проблеял мужчина, — я ничего не сделал. Почему вы на меня взъелись?

— Куда вы ее ведете? — тоном, не сулящим ничего хорошего, повторила женщина. — В той аллее ничего нет, одни укромные уголки.

— Мы просто прогуливаемся, — с подвыванием ответил мужчина. — Закон не запрещает угощать детей шоколадом, а я люблю детей.

— Охотно верю, — фыркнула золотозубая дама.

Мужчина дважды сглотнул слюну, прежде чем сумел выговорить, едва не сорвавшись на истерический визг:

— Вы не вправе допрашивать меня. Я ничего плохого не сделал.

Но голос, лицо и повадка выдавали его с головой. Толпа рассвирепела. Десантник, не разжимавший кулаки, наконец дал волю своему гневу.

— Ты, поганый растлитель! — взревел он и с размаху ударил мужчину по лицу. Тот врезался спиной в дерево, предпринял было робкую попытку защититься, но у него не было ни единого шанса. Крепкий молодчик размеренно, расчетливо и почти бесстрастно принялся избивать его. Мужчина попытался опуститься на землю и прикрыть голову руками, чтобы прекратить неравный бой, но десантник рывком поднял его на ноги, опять прижал к дереву и принялся осыпать новыми ударами.

Безмолвная толпа взирала с мрачным одобрением. Судя по лицам, никто не испытывал ничего похожего на ужас. Девочка тоже наблюдала. После первого удара безучастная мина на ее лице сменилась выражением нездорового любопытства, а по мере того как десантник входил во вкус, девчонка возбуждалась все сильнее и сильнее, пока, наконец, в ее глазах не появился лихорадочный блеск. Но вот десантник начал уставать, и возбуждение юной зрительницы пошло на убыль. Она тихонько попятилась назад и смешалась с толпой, слишком поглощенной созерцанием побоища, чтобы заметить ее уход, а потом неспешно двинулась к ларьку и скрылась за ним. Когда бесчувственная жертва медленно опустилась наземь, девочка была уже далеко. Теперь она шла быстрым шагом, почти бежала.

Час спустя девочка вернулась домой. Отец храпел на диване в гостиной, мать изучала колонку светских новостей. Когда дочь вошла, мать рассеянно подняла глаза:

— Ты уже вернулась из парка, Донна? Хорошо повеселилась?

— Да, мадам, — вежливо ответила Донна.

— И что ты только находишь в этом парке? Я-то думала, тамошних увеселений хватит на два-три воскресенья от силы, а ты туда все лето бегаешь, если не ошибаюсь?

И прежде чем девочка успела открыть рот, чтобы ответить, мать снова уткнулась в газету.

В следующее воскресенье Донна по обыкновению пришла к павильону ровно в два пополудни, уселась на скамейку напротив мужского туалета и стала ждать.

Донна была смышленой и не по годам начитанной девочкой, но выбор места определялся скорее собственным житейским опытом, нежели почерпнутой из книжек премудростью. В любом учебнике психиатрии можно прочитать, что уличные туалеты — излюбленные охотничьи угодья всякого рода половых извращенцев. Но Донна просто знала: если посидеть на этой скамье подольше, рано или поздно дичь для ее воскресных игрищ непременно появится. Со временем у девочки развилось чутье на таких типов, поэтому большинство входивших в туалет мужчин она удостаивала лишь беглого взгляда. Однажды Донна для пробы улыбнулась какому-то нервному человеку лет шестидесяти, но тот только радушно улыбнулся в ответ и бросил на ходу:

— Приветствую вас, юная леди.

Около половины четвертого девочка наконец нашла того, кто был ей нужен, — небрежно одетого краснолицего человечка лет пятидесяти пяти, с бегающими глазками, опоясанными багровыми ободками. Он посмотрел на Донну и пошел было дальше, в туалет, но резко остановился, когда она одарила его лучезарной улыбкой. Мужчина тускло улыбнулся в ответ, но не так, как взрослые обычно улыбаются детям, а совсем по-другому — оценивающе. Его глаза медленно оглядели худенькую девочку с ног до головы.

— Папу ждешь, малышка? — с надеждой спросил он.

— Нет, отдыхаю просто. Я одна пришла.

Красноглазый заметно обрадовался и воровато заозирался по сторонам.

— Не хочешь сходить в зоопарк, посмотреть на медведей?

— Эка невидаль, — ответила девочка. — Мне бы лучше шоколадку.

Мужчина снова опасливо огляделся, убедился, что никто не обращает на них ни малейшего внимания, и спросил:

— А с какой стати я должен покупать маленьким девочкам шоколадки? Что мне за это будет?