— А говорили, что ты погиб! — первым делом воскликнул Марий Пинарий, увидев моего попутчика.

— Не дождешься! — насмешливо кинул Гай. — Мать меня научила в детстве, что надо давать людям в долг, и пока будут должники, не умрешь.

— Значит, мне на надо возвращать долг, чтобы ты не умер?! — ехидно поинтересовался декан.

— Надо, но можешь не весь, придержи пару ассов! — в тон ему ответил Гай Публий Минуций.

Асс — римская бронзовая (смесь меди, олова и свинца) монета с Янусом на аверсе и номиналом, корабельным носом и надписью «ROMA» на реверсе. Рома — это, как я понял из рассказов Гая Публия Минуция, имя богини, олицетворяющей Римскую республику. Были более мелкие медные монеты в половину (семис с головой бога Сатурна), треть (триенс с головой богини Миневры), четверть (квадранс с головой полубога Геркулеса), одну шестую (секстанс с головой бога Меркурия) и двенадцатую (унция с головой богини Ромы) часть асса и более крупные в два, три, пять и десять ассов, у которых, кроме веса, разными была только цифра номинала. Шестнадцать ассов составляют сейчас денарий, хотя раньше, что видно по названию, хватало десяти. Денарий делали из серебра. Весил примерно, как греческая драхма. На аверсе изображена голова богини Ромы, на реверсе — братья-близнецы Диоскуры на лошадях и номинал — римская цифра «десять». Серебряными были еще половина и четверть динария, которые назывались квинарий и сестерций и отличались, кроме веса, цифрой номинала — «пять» и «два и буква S (семис)». Самое забавное, что сестерций считался равным четырем ассам, а не четверти денария. Золотые монеты были трех номиналов, причем, чтобы, наверное, позлить мою логику, обозначался он не в денариях, а в сестерциях — двадцать (чуть больше грамма золота), сорок и шестьдесят. Оформлены были одинаково — на аверсе голова бога Марса и номинал римскими цифрами, на реверсе — орел на молнии и надпись «ROMA». Воспринимались золотые монеты не столько, как деньги, сколько, как товарное золото. В общем, главной монетой был сестерций, почти все цены были номинированы в нем. Денарий воспринимался римлянами, скорее, как счетная единица, но пользовался уважением в дальних провинциях.

— Пойдем, отдам долг. Мы вчера получили деньги, — сказал Марий Пинарий.

— Давай мы лучше оставим у тебя вещи и вместе отправимся в ближайший трактир, где и пропьем твой долг, — предложил мой попутчик.

— Не возражаю, — быстро согласился декан.

Жил он в большой комнате на первом этаже, где стояло двадцать деревянных кроватей, по пять у длинной стены и проход посередине. Вещи мы сложили под его кроватью. Как меня предупредил Гай Публий Минуций, с ворами в римской армии расправляются быстро и беспощадно — прогоняли сквозь строй сослуживцев, вооруженных дубинками, но всякое может случиться, поэтому монеты и мелкие ценные вещи лучше носить с собой в кошеле или, что еще лучше, в потайном кармане ремня.

Вот что остается неизменным во все времена и во всех странах, так это распивочные, как бы ни назывались. Разве что сейчас нет плотного облака табачного дыма, потому что в этом плане все нынешнее население ведет здоровый образ жизни — абсолютно не курит. Тяжелые дубовые столы, которые трудно перевернуть, тяжелые длинные лавки, которые трудно поднять и применить в драке, дешевая толстостенная посуда, обязательно щербатая, заплеванный и залитый напитками пол и вонь перегара, кислятины и еще чего-то, не поддающегося определению потому, наверное, что состоит их множества неприятных запахов. Вино нам подали неразбавленное. Точнее, уже было разбавлено в пифосе, поэтому мы и не стали доливать в него воду, тем более, что она в Византии во все времена не лучшего качества.

— Собираешься вернуться на службу? — спросил Марий Пинарий своего заимодавца после того, как тот поведал о своих приключениях в Боспорском царстве.

— Пока деньги не кончатся — вряд ли, — заявил Гай Публий Минуций. — Хочу домой наведаться, родню повидать, гульнуть с друзьями детства.

— Тоже неплохо, — поддержал декан. — Но если бы ты сейчас вернулся в легион, тебе бы зачли в срок службы годы в плену.

Легионеры служили шестнадцать лет, получая десять ассов в день (чуть более девятисот сестерциев в год), после чего им вручали выходное пособие в размере годовой зарплаты и земельный участок неподалеку от того места, где служили, обычно на недавно покоренных землях. Поскольку новобранцев набирали в одно время и для определенного легиона, на дембель уцелевшие уходили одновременно и получали землю в одном месте, образуя источник романизации на оккупированной территории. В частности так будет романизирована будущая Румыния, где проходила граница со «скифами».

— Если я вернусь в легион через несколько месяцев, то и они будут мне засчитаны, как служба, — хитро улыбаясь, сказал Гай, вновь наполнив наши глиняные толстостенные чаши.

— Тоже верно, — согласился с ним Марий, сделал два больших глотка из своей и предупредил: — Только смотри, как бы тебя не обвинили в дезертирстве.

— Кому я нужен?! — отмахнулся Гай Публий Минуций.

— Как раз ненужных чаще всего и наказывают, — поделился жизненным опытом декан.

— Попробую в Риме устроиться в преторианскую гвардию. Есть там у меня одни знакомый, — поделился планами мой посиделец. — Они получают в два раза больше и служба легче.

— Их всего три когорты, туда просто так не протиснешься, — возразил Марий Пинарий.

— У меня теперь есть деньги, чтобы не просто так, — сообщил Гай и, решив, видимо, поменять тему разговора, спросил: — Не знаешь, как поживает моя Олимпия?

— Она теперь с опционом Луцием Плавтием из второй когорты, которая стоит в Перинфе. Вроде бы родила ему бастарда, — рассказал декан.

Легионерам запрещено вступать в брак, но сожительствовать и производить незаконнорожденных мог каждый.

— Она всегда была ветреной шлюхой! — с кривой улыбкой отреагировал мой бывший сокамерник, который во время нашей совместной отсидки все уши мне прожужжал этой Олимпией, любовь к которой, как и к другим падшим женщинам, ему была привита с рождения.

Как ни странно, посиделки наши закончились без обязательной драки. Нет, драка в забегаловке все-таки была, но мы в ней не участвовали, потому что мерились силами два местных пролетария. Военные во все времена смотрят на штатских, как на убогих, которым не выпало счастье ходить строем, поэтому в драку не вмешивались.

Переночевали в казарме манипулы. Вместе с Марием Пинарием нас пропустили во двор без вопросов. Места выделили на втором этаже в большой комнате, где так же вдоль стен располагались кровати, только не односпальные, а две общие, каждая на десять человек. На деревянные настилы была положена солома, которую накрыли солдатскими палатками, изготовленными из толстой просмоленной ткани, а сверху положили одеяла. Каждому римскому легионеру полагалось одеяло, которое нес на горбу или ехало за ним в обозе вместе с палаткой его контуберния — наименьшего подразделения римской армии из десяти человек под командованием декана. Они ночевали на привалах в одной палатке, поэтому слово «контуберний» можно перевести, как «живущие в одном доме» или «сопалаточники». В десятой контубернии второй центурии не хватало половины личного состава, поэтому половина кровати была свободна. На ней мы с Гаем Минуцием и проспали, как убитые, до утра.

В порту стояло много торговых галер под погрузкой или выгрузкой. По совету Мария Пинария мы сразу пошли к тем, которые грузились овечьей шерстью. Многочисленному и постоянно растущему населению Рима требовалось много одежды, а предпочитали римляне изготовленную из шерсти. Как ни странно, льняные, хлопковые и даже шелковые ткани были у них пока что не в моде, причем последние не только из-за очень высокой цены, а в первую очередь потому, что были тонки, плотно облегали тело и просвечивались, вызывая пошлые мысли у других. В общем, нельзя издеваться над согражданами, поэтому носи то же, что и все.