Я выбрал небольшую крепкую двадцативосьмивесельную галеру, погрузкой шерсти в которую руководил плотный семит невысокого роста с непропорционально большой головой.

— На Рим грузишься? — спросил я семита на финикийском языке.

— Да, — подтвердил он, после чего посмотрел на меня так, будто я был заговорившей вдруг статуей, и спросил после паузы: — Ты откуда?

— Из Гипербореи, — ответил я. — Это далеко-далеко на севере.

— А где выучил наш язык? — поинтересовался финикиец.

— Ваши моряки приплывали, — ответил я и спросил сам: — Сколько возьмешь за проезд до Рима с меня и моего друга?

— Обычно беру по пятьдесят сестерциев, но вам скину по пять за знание языка, — сказал он и полюбопытствовал: — А зачем наши моряки приплывали? За оловом?

— Да, — подтвердил я.

Пусть думает, что Гиперборея находится на острове Британия, иначе задолбает меня вопросами, а мне внапряг уже сочинять информацию о своей вымышленной родине.

Остия — ворота в Рим. Расположен город в устье Тибра, о чем и говорит его название (остия — устье на латыни). На рейде множество морских судов — современных вариантов финикийского «круглого» корабля. Это одномачтовики длиной двадцать пять-тридцать метров, шириной семь-десять, осадкой два-три метра и грузоподъемностью двести-триста тонн. На мачте выше прямого паруса два треугольных, напоминающих лиселя, чего в предыдущую эпоху не было. Впереди на задранном вверх бушприте еще одно нововведение — небольшой прямой парус, артемон, который позволял идти против ветра. Теперь буду знать, когда примерно его придумали. Руля все еще нет, вместо него пара сочлененных над палубой рулевых весел, которые крепились на кринолинах — кормовых балконах. В кормовой части на палубе небольшая надстройка, типа ходовой рубки. Там располагались каюты капитана и богатых пассажиров. Бедняки путешествовали на открытой палубе. Корма круто загнутая с акростолем в виде рыбьего или скорпионьего хвоста, лебединой головы, завитка раковины… У некоторых судов железные якорь-цепи без контрфорсов, но преобладают все-таки пеньковые канаты. Разгружаются «круглые» суда у каменных или деревянных причалов, сооруженных на берегу реки. Рядом с причалами впритык стоят каменные склады, заполненные товарами, привезенными по морю, которые на речных судах или гужевом транспорте отправят в Рим. У многих, кроме высокого, метров пять-восемь, первого производственного этажа, имеется жилые второй и даже третий. Обратной стороной склады выходят на главную улицу города, мощеную, шириной метров девять и длиной километра два. Напротив складов стоят такие же высокие, в четыре-пять этажей дома, которые называют инсулами, сложенные из известкового туфа и кирпича, обожженного (нижние этажи) и сырцового (верхние). На первом этаже обычно расположены лавки, на остальных — съемные квартиры. Иногда между инсулами попадается храм какому-нибудь из многочисленных богов римского пантеона и кажется мелкой комнатной шавкой среди крупных уличных псов. На холме в черте города стоит каструм — прямоугольный военный лагерь, защищенный рвом и валом с частоколом из дубовых бревен и деревянными башнями, угловыми и надвратными. Обычно с каструма и начинаются римские города на захваченных территориях. Возле него селятся аборигены, завязанные на обслуживание римских вояк, потом рядом раздают земли ветеранам, которые берут в жены местных женщин, оставшихся без женихов, погибших от римских мечей — и вот он новый город.

Из Остии за два асса с носа мы вместе с еще двенадцатью пассажирами на восьмивесельной лодке доплыли до Рима. Всю дорогу Гай Публий Минуций выступал в роли бесплатного гида. Он знал подноготную обитателей каждой богатой виллы, мимо которой мы проплывали. Судя по его рассказам, жизнь римских патрициев полна подлых нежданчиков, роковых страстей и прочих атрибутов мыльной оперы. В общем, патриции тоже плачут. Порой навзрыд.

Мы высадились ниже каменного моста, возле Тройных ворот, к которым вела Остийская дорога. Свое название ворота получили потому, что было три арочных прохода: посередине широкий для транспорта, а по бокам два узких для пешеходов, которые строго соблюдали правила правостороннего движения. Впрочем, стражники древками коротких копий напоминали эти правила забывчивым. Ворота были в крепостной стене высотой метров десять, сложенной из туфа. Часть такой же стены я видел в двадцать первом веке у вокзала Термини. С тех пор она почти не изменилась. Туф легок в обработке, но выветривается и размывается плохо. Через каждые пятьдесят-шестьдесят метров стену делили на куртины прямоугольные башни высотой метров пятнадцать, ни одна из которых не доживет до моего предыдущего (или будущего?!) визита. Возле ворот стояли, сидели и лежали толпы нищих, изображавших калек и юродивых. Я не сразу понял, почему они считают это место хлебным, пока не увидел, что почти каждый из приплывших что-нибудь подавал нищим, радуясь, наверное, благополучному возвращению домой или прибытию в Город. Римляне именно так называют свою столицу, скромно и просто. Подал нищим и Гай Публий Минуций, распределив с полсотни бронзовых ассов, благодаря чему на несколько минут прослыл самым богатым и щедрым гражданином не только Города, но и Республики. Свою страну римляне называют тоже скромно и просто. Через ворота нас пропустили без вопросов, несмотря на то, что у моего попутчика на портупее висел гладиус в ножнах, а на плече был мешок, из которого выглядывали рукоятка моей сабли и мой лук со стрелами в сагайдаке. Наметанный глаз стражников сразу определил, что передними гражданин Города. Именно Города, потому что гражданам Республики вход в него с оружием запрещен.

За воротами начинался Бычий рынок. Видимо, раньше здесь торговали скотом, но сейчас все было застроено инсулами и храмами. Один из храмов, посвященный Геркулесу, показался мне знакомым. Может быть, доживет до двадцать первого века и вновь предстанет предо мной. Все остальное было непохоже на что, что я здесь видел когда-то в будущем. Чему не сильно удивился. Отсутствие впечатливших меня когда-то Ватикана, виллы Боргезе и фонтана Треви подразумевалось, а вот в то, что до сих пор нет Колизея, я поверил не сразу. Почему-то не сомневался, что амфитеатр уже сооружен, и увижу его, такой высокий и величественный, как только пройду городские ворота, и крепостные стены не будут закрывать обзор. Увы, из высоких зданий разглядел я только инсулы в пять-шесть этажей, которых было очень много, стояли впритык, и кривые улочки между некоторыми были так узки, что, вытянув в окно руку, можно было пожать руку живущего напротив.

— А где проводятся бои гладиаторов? — спросил я.

— В смысле, поминальные бои? — уточнил Гай, которому я во время отсидки объяснил значение слова «гладиатор», но, как сейчас понял, зря потратил время. — Да где угодно, только плати!

Расталкивая прохожих, мы пошли к Овощному рынку, где возле храма Януса проживала мать моего попутчика. Как ни странно, мне показалось, что сейчас в Риме проживает больше людей, чем в двадцать первом веке. Впечатление многолюдности возникало из-за толчеи на улицах. Давно у меня не возникало чувство, что я в московском метро в час пик. Рим исправил этот недочет. По словам моего гида, в Городе сейчас полмиллиона жителей. Поскольку Гай Публий Минуций считать умеет только до десяти, я сразу поверил ему.

Одеты жители Рима были по-разному, но почти вся одежда шерстяная. Кое-кто из мужчин носил тогу, запретную для иностранцев. Это кусок ткани длинной метров пять-шесть, которым обматывали тело, образуя каскады складок. Без посторонней помощи такое не соорудишь, поэтому носили тоги в основном богачи, должностные лица при исполнении обязанностей и жрецы. У последних спереди была ярко-красная полоса и по подолу пурпурная кайма. Большая часть населения предпочитала тунику. Мужчины носили с короткими рукавами и длиной до колена, женщина — с длинными и по щиколотку. Мужскими считались белый (для богатых), коричневый и черный (для бедных) цвета, а женскими — зеленый и желтый, а для совсем бедных был светло-коричневый. Если особа мужского пола надевала зеленую тунику с длинными рукавами, то все понимали, с кем имеют дело. Что забавно, римляне делили людей на активных и пассивных и, не зависимо от пола, первых считали мужчинами, а вторых — женщинами. Всадники (местное дворянство) спереди на тунике имели одну или две красные вертикальные полосы шириной сантиметра три, а сенаторы — шириной сантиметров десять. У крутых пацанов во все времена заведено носить спереди на видном месте что-нибудь яркое, заметное издали, чтобы их заранее боялись и не думали напасть. Головные уборы не в моде. Их заменяют капюшоны, накидки или сеточки, а то и просто полоски ткани, скрепляющая волосы. Последние — привилегия замужних женщин. Беднота вся босая, а кто побогаче носит сандалии разной формы, каждая из которых имеет свое название. Много украшений, причем порой из обычного железа. Особая тяга к браслетам, которые носят не только ниже, но и выше локтя, и даже на ногах. От богатых дам сильно шибает духами, удушливо-сладкими. Почти все старые женщины набелены, нарумянены, с черными бровями и ресницами и зелеными или синими тенями вокруг глаз и даже на висках. Молодые красились не так жестоко, но иногда встречались очень экстравагантные варианты.