До утра я смог докопаться до низа фундамента и убедиться, что стоит он на скале. Давно не был таким злым и разочарованным. Даже если бы меня поймали по ту сторону стены, было бы не так обидно.

Во дворе началось движение. Послышались шаги одного человека, страдающего, видимо, плоскостопием, потому что казалось, будто шлепает в ластах. Затем вышел кто-то молодой и быстрый. Дальше звуков стало очень много — проснулись все обитатели дома. Значит, скоро вспомнят обо мне и, надеюсь, принесут завтрак.

Я замаскировал раскоп соломой и сел ближе к двери, чтобы прикрывать его своим телом. При свете, попадавшем в помещение через узкую щель между дверью и косяком, выковыривал соломинками грязь из-под ногтей. Не столько, чтобы не вызвать подозрение, сколько из опрятности. Иногда состояние ногтей говорит о человеке больше, чем лицо и одежда. За этим процессом меня и застала сухорукая рабыня. Она налила из большого кувшина парного молока в щербатую чашку, которую я так и не оттер полностью от грязи, и ушла. Я не пью парное молоко, поэтому сидел и ждал, когда оно остынет, хотя сушняк пробивал, как на похмелье. Ночью попотел изрядно.

Так и оставил молоко не выпитым, потому что пришел Спевсипп с дротиком в руке и большим ножом в кожаных ножнах слева на поясе с темной овальной бронзовой пряжкой в виде солнца с кривыми толстыми лучами, больше похожего на обожравшегося осьминога, которые в этих водах не водятся. Выражением лица у Спевсиппа было такое, словно получил приказ порешить меня на месте.

— Выходи, — буркнул он и отступил, давая дорогу.

Солнце только вышло из-за горизонта и не успело разогнать ночную прохладу. По большому двору неторопливо разгуливали куры. Два рабы выносили свертки шкур из склада, расположенного напротив моей кладовой, и добавляли к куче, наваленной посреди двора. Если не ошибаюсь, это были те самые, что занесли вчера вечером. Видимо, таскают их туда-сюда, чтобы не скучно было. Я решил, что меня хотят привлечь к этому общественно-полезному труду, и собрался послать Спевсиппа глубоко и надолго, но он толкнул меня тупым концом дротика в сторону ворот.

— Шагай быстрее! — зло бросил помощник рабовладельца.

Привел он меня на берег моря к галере, на которой орал Бикта. Самое интересное, что со вчерашнего вечера во дворе и в доме слышно было только визгливый голос его жены. Видимо, за пределами дома Бикта залатывает продырявленное мужское самолюбие. Давно подозревал, что крикливые особи мужского пола — отчаянные подкаблучники.

— Зачем ты привел его сюда?! — заорал он на своего помощника. — Я же сказал, веди его к купцам!

— К каким купцам? — угрюмо спросил Севсипп.

— Любым, на каких он укажет! — гаркнул Бикта. — Пусть с кем угодно договаривается о выкупе!

— На рынок вести? — задал помощник уточняющий вопрос.

— На какой рынок, дурак?! — взорвался рабовладелец. — Там наши купцы торгуют! Веди его к иноземным торговым галерам! И следи за ним внимательно, чтобы не сбежал! Иначе заплатишь за него тридцать мин!

— Двадцать мин, — сказал я Севсиппу в утешение.

— Заткнись! — тихо рыкнул он и толкнул меня в бок тупым концом дротика.

Я помнил, где в шестом веке разгружались торговые галеры, туда и пошел, осторожно переставляя ноги, натертые кандалами, вдоль берега моря. Видимо, до тех пор ничего не изменится, потому что Севсипп шкандыбал за мной молча. Я заметил, что он слегка прихрамывает на левую ногу. Значит, быстро бежать не сможет. Впрочем, и я в кандалах даже быстро ходить не смогу.

Порт, точнее, участок берега, на который вытаскивали носовые части торговых галер, находился под горой, которая будет носить название Митридат и на которой сейчас располагается город. Пантикапей больше Херсонеса раза в два или три. Точно сказать не могу, потому что не вижу противоположный склон. В шестом веке там под горой будет большой пригород. Крепостные стены и башни, а также большая часть домов, сложены из ракушечника. Добывают его, наверное, в тех самых катакомбах, которые прославятся во время Великой Отечественной, как Аджимушкайские. Ходил я в них на экскурсию. С одесскими, конечно, не сравнить.

Галер под выгрузкой-погрузкой стояло десятка три. Мы остановились перед второй. Там столпилось с десяток горожан, судя по одежде, не голодранцев, которые что-то яростно обсуждали. Обычное греческое времяпровождение, если нынешних аборигенов можно считать греками. Впрочем, жестикулировали они с чисто греческой частотой. Интересно было бы узнать, сколько это в герцах?! Спевсипп тут же включился в их разговор, молча жестикулируя и изредка кивая.

— Этот Диофант прибыл по распоряжению Митридата. Неужели не ясно, с какой целью?! Перисад не справляется с властью, вот и запросил помощи! А зачем нам Митридат?! Чтобы больше налогов платить?! — возмущался длинный мужик лет тридцати пяти в белой тунике с красными полосками по подолу и вороту. — Или думаете, Перисад будет платить их из своего кармана?! Нет, он будет драть с нас и для себя, и для Митридата!

— Зато мы будем под надежной защитой, — возражал ему приземистый мужичок лет сорока, на носу которого была большая черная родинка, из-за чего казалось, что носов два. — Ты забыл, как мы в позапрошлом году еле отбились от скифов?! Хочешь стать их рабом?!

— В прошлый раз отбились и в следующий отобьемся! — отмахнулся длинный.

— А какой по счету Перисад сейчас правит? — спросил я у своего конвоира, потому что тот, кто правил в Боспорском царстве в предыдущую эпоху, был без номера, то есть первым.

Вместо Спевсиппа ответил стоявший рядом грузный мужчина, судя по выпирающим передним зубам, скиф:

— Пятый.

— А Митридат какой? — задал я следующий вопрос.

— Шестой, — ответил скиф.

— Отстаете! — пошутил я.

— Скоро только Митридат останется, — мрачно прокаркал мой собеседник.

Я знал, что он прав. Гору, на которой сейчас расположен Пантикапей, назовут в честь Митридата под номером шесть. Еще помнил, что этот царь будет долго воевать с римлянами и, в конце концов, проиграет им.

Проблемы Боспорского царства меня абсолютно не интересовали. Хватало своих, которые надо было решить, как можно скорее. Заметив, что Спевсипп слишком увлеченно слушает спорящих, я решил проверить его на бдительность и пошел дальше, якобы отыскивая нужных мне купцов. Вдруг кто-нибудь из них рискнет спрятать на своей галере беглеца?! Вот только что предложить им за такую услугу?!

Помощник рабовладельца оказался не так глуп и неосмотрителен, как мне хотелось, догнал меня через пару минут и больно ткнул тупым концом дротика под дых, предупредив злым голосом:

— Еще раз попробуешь сбежать — убью!

Дальше мы перемещались вместе, чуть не под ручку, как два закадычных друга. Останавливались возле каждой галеры. Я смотрел на старшего по судну, прикидывая, поможет или нет? Даже не знаю, кого именно искал. Подозреваю, что больного на всю голову. Предложить мне было нечего, а просто так, под мутные обещания, человек в здравом уме не отдаст двадцать мин серебра. Надеялся на интуицию, но ничего она не подсказала.

Дойдя до крайней галеры, я сообщил Спевсиппу:

— Сегодня купцов с моей родины нет, можем возвращаться.

Помощник рабовладельца отнесся к сообщению спокойно. Мне показалось, что он был уверен, что ничего у меня не получится. Видимо, не так туп, как кажется, и не зря его держит Бикта.

Есть люди, которым за счастье нагадить ближнему своему, даже если ничего с этого не выгадают. Мне самому плохо — пусть и другому будет не лучше. Старая карга зашла зачем-то в кладовку, обнаружила мои ночные старания и заложила хозяину. Я сам виноват: надо было вылить молоко. Наверное, увидела его, решила выпить, а потом обнаружила и все остальное. Надеюсь, в награду за бдительность получила хотя бы кусок хлеба к этому молоку. Спевсипп и два охранника отделали меня славно. Тем более, что первый давно уже хотел проделать это. Классовый инстинкт призывал его к расправе надо мной. Стоит ничтожеству малость приподняться, сразу превращается в самого опасного и непредсказуемого деспота. Нет в армии страшней начальника, чем свежеиспеченный ефрейтор.