После швартовки к причалу я спросил у лоцмана, где можно не очень дорого познакомиться с местной кухней. Лоцман назвал пару ресторанов с хорошими шеф-поварами и умеренными ценами и предостерег, чтобы я ни в коем случае не заходил в припортовые забегаловке, где накормят отбросами и обдерут, как в самом дорогом ресторане. Про нравы припортовых бадег я и без него знал.

На дребезжащем такси, у которого исправным был, как мне показалось, только клаксон, используемый водителем почти без перерыва, я добрался до ресторана, рекомендованного лоцманом. Заведение было небольшое и тихое. Я занял столик на террасе под навесом и по совету лоцмана заказал тажин. Это главное блюдо марокканцев. Готовят его из всего, что есть под рукой: любого мяса, рыбы или других морепродуктов, овощей, фруктов, меда, изюма, орехов, всевозможных специй и обязательных соленых лимонов. В каждом ресторане и у каждой хозяйки свой рецепт. Главное, что приготовлено должно быть в особом керамическом сосуде, который состоит из двух частей: нижняя типа сковороды с толстым дном и стенками, а верхняя — высокая конусообразная крышка с маленькой дырочкой вверху. Как утверждают марокканцы, чем дольше служит эта посудина, тем лучше получается в ней тажин. В «сковороду» закладывают продукты, накрывают плотно крышкой и томят несколько часов на малом огне. Испаряющаяся влага конденсируется на высоких стенках и опять стекает в «сковороду». Через отверстие вырывается только лишний пар, чтобы не сорвал крышку. В итоге получается очень мягкое и сочное блюдо. Это удовольствие обошлось мне всего в полсотни дирхам (около пяти долларов США). Запивал свежевыжатым соком черного авокадо, который показался маслянистым, может быть, из-за добавленных в него меда и миндаля. На десерт подали мороженое «Черный шоколад». Это было самое вкусное мороженое в моей жизни. Впрочем, ему могла достаться часть восторга от тажина.

Пока что Тингис не похож на себя, постаревшего на пару тысячелетий. Это небольшая крепость на берегу моря, построенная карфагенянами. Стены высотой метров пять. Прямоугольные башни метра на три выше. Ворот четверо: двое выходят к морю, одни на юг и еще одни на восток. Все четверо к моменту нашей высадки были закрыты наглухо. Как я и предполагал, заметили нашу флотилию издали и приняли меры. При подходе к бухте я увидел караван торговых галер, который быстро уматывал на запад, а потом повернул на юго-запад. Гнаться за ними было бесполезно. Удирающий гребет быстрее. Кому охота попасть в рабство?! На берегу под крепостными стенами осталось всего несколько старых рыбацких лодок, перевернутых вверх килем. Жители Тингиса стояли на башнях и сторожевом ходе, смотрели, как пристают римские квадрирема, триремы и либурны, как спускаются по сходням на берег морские пехотинцы, как на безопасном расстоянии окружают город. Нас маловато, чтобы штурмовать или осаждать такую большую и, как они думают, надежную крепость, поэтому наблюдают за нами без особого страха. Личный состав флотилии тоже не знает о моих планах, смотрит разочаровано на пустой берег, пытаясь понять, чем тут можно поживиться? На одном из склонов на восток от города что-то типа пригорода — скопище домов с плоскими крышами, сложенных из камня и не покрашенных в белый цвет, поэтому кажутся болезненным нарывом на теле горы. Отряд человек в пятьдесят с одной из либурн отправляется туда на разведку. Сомневаюсь, что найдут что-нибудь ценное, потому что жители пригорода наблюдают за нами с вершины горы и при приближении отряда спускаются по противоположному склону, убегая со своими богатствами, какие могут быть у голодранцев. Богатые сейчас не живут за пределами крепостных стен, по крайней мере, не во время нападения врага, о котором их известили заблаговременно.

Я обошел город, осмотрел со всех сторон. Уже столько крепостей осаждал и захватывал, что сразу вижу сильные и слабые стороны каждой. Эту строили для отражения нападений с юга, откуда, как догадываюсь, время от времени приходили дикие племена. Южная стена на метр выше остальных и куртины короче, между башнями всего метров пятьдесят, а не шестьдесят-семьдесят, как на других сторонах, и ров был шире метра на два и немного глубже. Значит, здесь меньше всего будут ожидать наше нападение. К тому же, лагерь мы устроили на берегу моря, рядом со своими судами, а напротив южных и восточных ворот выставили небольшие дозоры. Вылазки защитников я не боюсь. Разве что кто-нибудь спустится со стен и просочится между нашими дозорами. Как мне сказали, большую часть населения Тингиса составляют карфагеняне и греки, а рожденный торговать воевать не склонен.

Сразу после захода солнца я собрал командиров и поставил перед ними задачу:

— Скажите своим воинам, чтобы делали вид, что ложатся спать, что нападать мы не собираемся, пограбим окрестности и уплывем. Оружие и доспехи пусть держат наготове, чтобы сразу вступить в бой. Если все пойдет так, как я задумал, ночью ворвемся в город через открытые ворота.

— А кто их откроет? — спросил центурион «Отважной».

— Какая тебе разница?! — цыкнул на него Фест Икций, а мне сказал: — Всё, что потратишь на подкуп, мы отдадим из добычи.

— Договорились, — согласился я.

Пусть думают, что у меня в Тингисе имеются подкупленные люди. Если и среди нашего войска есть предатели, то эти сведения дойдут до горожан и посеют среди них недоверие. Тогда усилят охрану приморских ворот, как наиболее вероятного места нападения.

В первую половину ночи светила старая луна. Свет был жиденький, из-за чего город Тингис казался темным монолитом, одной из скал, на которой кое-где зажгли костры. Караул на башнях изредка переговаривался, но до нас доносились приглушенные, неразличимые звуки, которые сливались с умиротворяющим плеском моря. Волны наступали и отступали, с тихим шорохом перекатывая мелкие камешки.

Я собирался покемарить до захода луны, но так и не смог заснуть. Развлекался подсчетами, сколько мне надо награбить, чтобы осесть на берегу и достойно встретить старость? Жадность тоже не спала, поэтому окончательная цифра постоянно росла. Не думал, что мне надо так много, а это я еще с женой не посоветовался. Наверняка у нее свое представление о прожиточном максимуме, сильно не совпадающее с моим. Предки Элисии имели большое имение неподалеку от Карфагена, о чем деверь и тесть постоянно вспоминали, тяжело вздыхая.

Перед самым заходом луны я искупался. Само собой, голяком. Белый дельфин, как назывался такой процесс на пляжах Крыма в годы моей первой юности. Вода казалась очень теплой и более соленой. Зато по выходу на сушу сразу замерз, чего этим летом не случалось ни разу. Я вытерся приготовленным заранее полотенцем, оделся и надел кольчугу и шлем. Кинжал закрепил на поясе, а саблю — на спине. Наверное, в темноте я похож на черепашку-ниндзя. Ко мне подошли десять галлов во главе с Пертом, которых я в Табраке обучил кое-чему, и мы вместе отправились к западной городской стене, к последней ее куртине перед угловой башней, общей и для южной стороны. Надеюсь, что нападения здесь защитники Тингиса ожидают меньше всего. По крайне мере, наверху, на сторожевом ходе было тихо, не горели костры или факелы. Вместе с нами начали движение и другие отряды. Каждый с вечера знал, где он должен быть к тому моменту, когда мы подадим сигнал.

В угловой башне было тихо, как и в той, что была севернее. Службу в этих башнях наверняка несли ополченцы, не приученные бодрствовать по ночам. Они были слишком уверены в надежности крепостных стен, чтобы прилагать какие-то дополнительные усилия, напрягаться. Мы, помогая друг другу, перебрались через сухой ров, а затем поднялись по валу к стене, теплые камни которой были грубо обработаны.

— Начинайте, — шепотом приказал я Перту и Дейти, которые несли маленькие якоря-«кошки», выкованные по моему заказу в Табраке.

Тренировки не прошли даром — оба якоря зацепились с первой попытки. По веревкам с мусингами наверх полезли первые два галла. Наверху их никто не ждал, поэтому отправилась вторая пара. В третьей были я и Дейти. Поднимался практически на одних руках и при этом очень быстро. Мое молодое тело буквально летело вверх, наслаждаясь своей силой и ловкостью. Поднявшиеся ранее помогли мне протиснуться между зубцами и тихо спрыгнуть на сторожевой ход. Последним поднялся Перт.