Бежали они к своему лагерю и дальше. К тому времени в лагере не осталось никого. Женщины и дети убежали в лес, оставив все свое барахло победителям. Из-за этого барахла и захлебнулось наше преследование. Мои воины начали останавливаться, слезать с коней и собирать ценные вещички. Гай Марий отдает всю добычу солдатам, поэтому никто ее не пересчитывает и не делит. Кто что захватил, то и его. Вот мои подчиненные и набивали переметные сумы всем, что под руку попадется.

Я не стал им мешать. Развернув лошадь, поскакал к месту сражения. Там еще оказывал сопротивление большой отряд тевтонов и амбронов. Их окружили со всех сторон, но не атаковали, потому что враги стали щит к щиту, выставив копья. Погибать, когда битва выиграна, римлянам не особо хотелось. Они предлагали врагам сдаться. Тевтоны и амброны пытались выторговать приличные условия, хотя бы свободу, но им отказывали. Наступила продолжительная пауза, после чего загрохотали падающие щиты и оружие. Побежденные сдались.

Когда я подъехал к Гаю Марию, возле него стоял пленный вражеский вождь — мужчина лет тридцати с густой гривой светло-русых волос, слипшихся над левым ухом от крови, и коротко подстриженной бородой. На нем была длинная, до коленей, кольчуга с разрезами внизу по бокам и тремя круглыми железными бляхами: две на груди, из-за чего напоминали лифчик без бретелек, и одна побольше на животе. Смотрел он на римского полководца из-под густых бровей, как на пустое место.

— Как тебя зовут? — спросили пленного через переводчика, суетливого типа с опухшим лицом, будто пьянствовал всю ночь, только под утро лег спать, а тут его разбудили и заставили исполнять свои обязанности.

— Тевтобод, — ответил пленник.

— Так это ты вождь тевтонов? — спросил через переводчика Гай Марий.

Тевтобод ничего не ответил.

— Найдите других командиров, еще человек десять-двенадцать, поместите их отдельно и стерегите надежно. Повезем в Рим. Пусть пройдут за моей колесницей по городу, который обещали захватить! — улыбаясь, произнес консул.

Да, за такую победу триумф Гаю Марию устроят по высшей категории. Жаль, не увижу, хотя имею больше прав пройтись вслед за консулом, чем многие из его легионеров. Напоминание о золоте Толозы отбило у меня охоту как требовать награду, так и появляться в Риме. Там и без Гая Мария достаточно сообразительных людей, врагов Квинта Сервилия Цепиона, которые с легкостью и большим удовольствием засудят и меня. В отличие от моего подельника, я не гражданин Рима, поэтому могу стать короче на пустую часть тела, которая по глупости не предусмотрела такой вариант развития событий.

Мой отряд, обремененный трофеями, неспешно движется к месту постоянной дислокации. Лошади, которых стало раза в три больше, с полсотни мулов и четырнадцать арб нагружены самым разным барахлом. Вслед за арбами идут рабы, женщины и дети, несколько сотен. Мужчин по моему совету не брали. Все равно сбегут. Еще недавно эти женщины были женами, а теперь вдовы. Некоторые, увидев поражение мужей, убили своих детей и затем покончили с собой, но большая часть предпочла жить в неволе. Мои рабы едут на лошадях. При разделе добычи, которую захватил мой отряд, я не стал брать ни оружие, ни доспехи, ни, тем более, всякое барахло, только золото и серебро, поместившееся в одной переметной суме, и лошадей и рабов. У меня теперь вторая жена и, благодаря ей, возможность стать отцом еще раз, а наследнику надо будет оставить имение. Если я вдруг перемещусь, и обе жены останутся жить в одном имении, Элисия сделает так, что Ирма вместе с детьми преждевременно скончается. У карфагенян это в порядке вещей. Чтобы не случилось такое, прикуплю еще земли, раздам ее рабам-арендаторам, женскую половину которых везу с собой, и построю для них деревеньку и господский дом, в который переберется вторая жена, узнав о моей, как она подумает, смерти. Мужчин-рабов в мужья моим пленницам куплю в Гадесе. В последнее время к нам привозят обитателей Малой Азии, где сейчас воюет с соседями понтийский царь Митридат. От межнациональных браков родится хорошее потомство и меньше будет шансов, что сбегут.

Гай Марий без проблем отпустил нас. Тевтоны и амброны, как грозная сила, исчезли. Больше не с кем воевать в провинции Нарбонская Галлия или просто Провинция, как римляне величали ее, поскольку была первой, захваченной ими. Название Прованс благополучно доживет до двадцать первого века.

— Если ты мне потребуешься, я дам знать, — сказал консул на прощанье. — Приводи столько всадников, сколько сможешь.

— Сделаю, — пообещал я, хотя с удовольствием бы отказался.

Не люблю людей, у которых есть компромат на меня. Появляется неприятное чувство, будто тебя схватили за яйца и готовятся в нужный им момент резко крутануть их на несколько оборотов.

— И всё забываю тебе сказать. Ты теперь эквит, так что носи тунику с соответствующими полосами, — добавил он.

Эквит — это относящийся к сословию всадников. У него на тунике должно быть одна-две узкие вертикальные пурпурные полосы от верха до низа. Это пока что не наследственный статус, а даваемый по имущественному цензу или службе в римской армии всадником в одной из турм. Те, кто служил в армии, получали деньги на покупку лошади, носили золотое кольцо, которое надевали при посвящении в статус всадника, и имели специальное место, рядом с сенаторами, во время общественных мероприятий. Ежегодно пятнадцатого июля в Риме проводился парад всадников. С венками из оливковых веток на логове и облаченные в алые тоги, они следовали верхом от храма Марса к Капитолию. Раз в пять лет всадников проверяли на вшивость. Они по очереди выходили на лобное место, и любой гражданин мог настучать на всадника. Если состояние стало ниже ценза, струсил в бою или позволил себе недостойный поступок по меркам римского общества, то получал приказ продать лошадь и вернуть деньги, что соответствовало вылету из сословия. Проскочившие мимо разжалованных имели право еще пять лет кичиться. Те, кто входил в сословие только по цензу, получали чиновничьи должности ниже патрициев, хотя бывали исключения. Несмотря на то, что на вспомогательные войска это не распространялось, я был командиром большого отряда, поэтому имел полное право причислять себя к всадникам. Да и по имущественному цензу проходил с лихвой. Просто меня вся эта мишура не интересовала, как и административные должности. На любых городских торжествах мое место, как самого богатого человека города и провинции, и так было рядом с претором. Но если консул требует, буду носить всадническую тунику. Может быть, это пригодится потомкам, ведь рано или поздно статус должен стать наследственным. Так уж устроены люди, что, получив какую-нибудь привилегию, стараются передать ее своим детям, внукам…

По прибытию в Гадес узнали, что армия под командованием Квинта Лутация Катула бежала от кимвров, остановившись только на противоположном, южном берегу реки Падус, как сейчас называют реку По, отдав захватчикам на разграбление весь север Римской республики. Не трудно было догадаться, что Гая Мария в очередной раз назначат спасителем отечества, а он в свою очередь позовет нас.

— Готовьтесь весной выступить в новый поход, — сказал я своим воинам. — Возьму в отряд всех конников, кто захочет.

Уверен, что, увидев, сколько трофеев привезли мы из этого похода, желающих наберется много. Ковыряясь в земле, так быстро не разбогатеешь. Честным трудом во все времена можно нажить только грыжу или горб. Сейчас война кормит в первую очередь тех, кто в ней участвует, если повезет, конечно. В будущем наживаться будут те, кто в ней не участвует, и чем дальше будет находиться от войны, тем больше загребет.

Нагнали мы армию Гая Мария возле поселения Цеменелум, что находилось неподалеку от порта Никея, будущей Ниццы, которой пока что далеко до всемирно известного курорта. Впрочем, сейчас и такого понятия, как курорт, не существует. Гай Марий снова консул и снова избран заочно и вопреки всем законам. За зиму он сильно сдал, хотя держится бодрячком. Здесь же была и армия Квинта Лутация Катула, доблестно сбежавшая с поля боя и теперь поступившая под командование Гая Мария. Поэт старательно избегал меня, делал вид, что мы не знакомы. Мне тоже было не с руки хвататься знакомством с родственником изгнанного из Рима Квинта Сервилия Цепиона, поэтому расходились с ним, как в море корабли. По самым скромным подсчетам возле Цеменелума собралось тысяч пятьдесят воинов.