— Я тебя помню по обороне этого лагеря, — первым делом сказал проконсул, когда я подошел к нему.

Гай Марий, видимо, из людей с прекрасной памятью на лица. Что ж, это было мне на руку.

— Да, за его оборону меня наградили, — подтвердил я.

— Что ты хочешь? — спросил он.

— Наш флот сейчас стоит без дела в Табраке. Мы могли бы пройти к мавретанскому берегу и нанести врагу ущерб, захватывая его суда и прибережные поселения. Это заставит царя Бокха выделить часть войска для обороны от нас, что поможет тебе победить его, — рассказал я.

— И поможет вам захватить богатую добычи, не так ли? — произнес он.

— Если солдат хорошо воюет, он должен быть хорошо вознагражден, — поделился я жизненным опытом.

— Тоже верно, — согласился Гай Марий. — И командовать будешь ты?

— У меня есть опыт в таких делах, но можешь назначить старшим Феста Икция, центуриона квадриремы, возглавляющей нашу флотилию, — предложил я.

— Я помню Феста Икция. Он был хорошим легионером, но в морских делах должен быть слабоват, — сказал проконсул. — Пожалуй, я назначу командирами вас обоих. Не перессоритесь?

У римлян странная тяга к двоевластию. Видимо, придерживаются русской поговорки «Она голова хорошо, а две лучше».

— Служил под его командованием, и у нас были нормальные отношения, — напомнил я.

— Тогда пусть так и будет, — решил Гай Марий и приказал сопровождавшему его молодому офицеру: — Отправляйся с ним к писарю, чтобы составил приказ флотилии напасть на мавретанцев. Я подпишу, когда вернусь.

Вечером приказ был у меня на руках, и поутру мой отряд отправился в обратный путь.

Иол, нынешняя столица Мавретании, в будущем получит имя Шершель. В последний раз возле этого порта я бывал, служа под британским флагом, гонял алжирских пиратов, имевших здесь базу. Теперь наведался под римским флагом и, если можно так выразиться, с обратной миссией. Основали город финикийцы, у которых его отобрали карфагеняне, после разгрома которых римлянами в этих краях стали править аборигены. Впрочем, как заверил меня Ганнон Стритан, царь Бокх карфагенянин на три четверти или даже больше. У моего деверя все знатные люди имеют карфагенские крови или хотя бы жену-карфагенянку, как я, например.

Вчера в конце дня моя трирема прошла мимо Иола с востока на запад и на большом удалении от берега. Это была разведочная миссия. Уже изобрели подзорные трубы, не складывающиеся и не шибко мощные, но с помощью такой, взятой у Ганнона Стритана, я сумел разглядеть на берегу под городскими стенами шесть торговых галер. Вокруг них суетились люди. Значит, грузили или разгружали. Наверняка видели нас и идентифицировали, как римское военной судно. Надеюсь, что нас приняли за спешивших по своим делам, что мы никого не вспугнули.

Когда стемнело, пошли в обратную сторону по компасу, который по моим чертежам сделали зимой два мастера в Мизене. Научить рулевых пользоваться им оказалось не менее сложным, чем изготовить. Пока что такой прибор местным каботажникам ни к чему, и до этой ночи смотрели на него с пренебрежением. Когда я в кромешной тьме, а было новолуние, привел трирему к тому месту, где нас ждала флотилия, даже деверь стал смотреть на меня, как на имеющего прямой контакт с Нептуном. Про Феста Икция и говорить нечего. Все сомнения, которые были у старшего центуриона по поводу предстоящей операции, испарились, когда увидел, как из темноты появилась трирема «Беспощадная» и приткнулась к берегу рядом с его квадриремой.

— Сейчас мои люди перекусят и отдохнут немного, после чего отправляемся все, — поставил я в известность.

— А подождать до утра никак? — с надеждой спросил Фест Икций.

Римляне тоже боятся ночных злых духов, а уж в море по темноте не сунутся по своей воле. Разве что жажда наживы погонит.

— Никак, — отрезал я. — Утром нас увидят издалека и успеют принять меры.

Моя трирема ушла в темноту первой. На корме у нее два горящих фонаря. По одному кормовому фонарю и у остальных судов. Ориентируясь по этим огонькам, флотилия выстраивается в кривую линию и неспешным, так сказать, экономичным ходом следует на запад. В строю были квадрирема, две триремы и пять либурн. Остальные гребные суда вместе с «круглыми» ушли в Мизен и Рим, увозя почту и пассажиров, в том числе пришедших с моим отрядом из Замы.

Часа через три увидели огни Иола. Один горел на надвратной башне, стоявшей на берегу моря, служил маяком для рыбаков, отправившихся на ночной лов, еще два — где-то внутри города и с непонятной мне целью. Предположил бы, что это створные знаки, только зачем они рыбакам?! Подходы к городу глубоководные, безопасные. Мы вышли на траверз маяка, легли в дрейф. Ночь была тихая. Где-то неподалеку переговаривались рыбаки. Звуки хорошо распространялись по воде, и казалось, что говорят где-то совсем рядом. Наверное, заметили нас, точнее, услышали, и теперь решают, кто мы такие и зачем пожаловали сюда?

В час между волком и собакой, когда было еще темно, но небо уже начало сереть, я дал приказ всем следовать к берегу. Пока догребли, можно уже было различить суда на берегу под городскими стенами. Перед выходом в море я каждому кормчему объяснил, куда именно должен пристать: одна половина с восточной стороны, другая с западной, чтобы охватить с двух сторон, не дать разбежаться экипажам купеческих галер. Как обычно, оказалось, что кормчие и сами с усами, не хуже меня знают, что делать. В итоге к восточному, ближнему края подошли два лишних судна и, как следствие, на две меньше к западному. Это не сильно помешало. На купеческих галерах не сразу поняли, кто это приперся в темноте.

— Вы кто такие? — окликнул нас на карфагенском языке часовой с ближней.

— Купцы, убегаем от римлян, — ответил Ганнон Стритан.

— А где они? — послышался голос с другой галеры.

— Не знаю, мы в темноте оторвались от них, — ответил кормчий «Беспощадной».

Даже когда наши морские пехотинцы начали спускаться по сходням на берег, это не вызвало подозрений. Только после того, как они начали растягиваться цепью между городскими стенами, сложенными из плохо обработанных камней, и берегом моря, на купеческих галерах засуетились. И на надвратной башне тоже.

— Эй, кто вы такие, что вам здесь надо? — окликнули с башни.

Выполняя мой приказ, никто не ответил. Это сбило с толку городских стражников. Мы возникли из темноты, ведем себя странно, но можем оказаться обычными купцами. Видимо, раздумывают, бить тревогу или нет?

— Начали! — крикнул я.

Морские пехотинцы цепью двинулись к купеческим галерам, сгоняя к ним пилумами ночевавших на берегу матросов и гребцов. Во тут и начался шум и гам. Охранники нескольких галер попыталась оказать сопротивление. Действовали они отважно, но разрозненными группами, их быстро перебили. Очухалась и городская стража, забила в полошный кусок железа, подвешенный на башне. Двое попытались обстрелять морских пехотинцев из луков. Наши лучники и пращники быстро заставили их спрятаться.

Экипажи купеческих галер были загнаны на свои суда, после чего на борт поднялись специально назначенные отряды, чтобы пилумами и гладиусами подсказывать пленникам, что они должны делать. Призовые галеры были стянуты в воду. Гребцов заставили занять свои места и приняться за работу. Следом отошли римские суда. Удалившись от берега на кабельтов, начали выстраиваться в походную колону. Место впереди заняла квадрирема, за ней — шесть призов, которых с обоих флангов прикрывали по две либурны, и замыкали две триремы, включая «Беспощадную», и либурна. По имевшимся у меня сведениям, у мавретанского царя Бокха есть три военные триремы, изготовленные карфагенскими корабелами, которые сейчас считаются лучшими на всем Средиземном море. Вроде бы сейчас все три стоят в Танжере. Видимо, римские суда появляются там чаще, и именно там боится их нападения. Если это не так, если погонятся за нами, встретим и узнаем, на что способны мавретанские военные моряки.