Наблюдал за врагами с горного отрога. Мой отряд находился выше по склону, поросшему густым лесом. Поняв, что каструм не рассчитан еще на шесть сотен лошадей, я обратился с предложением к Гаю Марию, поймав его во время очередного обхода.

— В каструме достаточно легионеров для его защиты, а мой отряд мог бы, находясь за его пределами, наносить урон противнику, устраивая засады, нападая с тыла, — коротко изложил я.

— Боишься, что германцы захватят каструм? — заподозрил консул.

Если честно, то такая мысль посещала меня. Римляне уже столько раз были биты кимврами и тевтонами, что запросто струсят и побегут еще раз. Говорить об этом не стал, иначе нас точно не выпустят из каструма.

— Нет, — ответил я. — Мы уже били их, поэтому не боимся.

— Это хорошо, — сказал он, — а то я никак не выколочу из своих легионеров страх перед варварами.

— Просто нас поставят в резерв на самый безопасный участок, и просидим там без дела, хотя за это время могли бы уничтожить много врагов, — объяснил я.

— Что ж, давай попробуем, — согласился он. — Одно условие: если мы дадим бой вне каструма, ты должен ударить в тыл германцам. Не сделаешь этого, предам суду.

— Договорились! — пообещал я.

Через час мой отряд покинул каструм. Сразу отправились на северо-восток, в горы, чтобы подобрать место для базы. В первую очередь надо было найти пастбище для шести сотен лошадей. В каструме они были на голодном пайке. Это одна из причин, по которой я хотел вырваться за его пределы. Трава вокруг каструма была съедена до нас, а делать большие запасы сена римляне не приучены. В их армии конница — второстепенная сила, снабжается по остаточному принципу. Кормить коня овсом и вовсе считают придурью богачей.

Нужный нам большой луг с молодой, зеленой травой нашли километрах в пяти от каструма, во впадине между склонами. Для этого пришлось пробираться по густому смешанному лесу. Надеюсь, тевтоны и амброны не захотят напрягаться, без крайней нужды соваться туда.

После чего в компании пяти командиров турм отправился на север, откуда должны были прийти тевтоны и амброны. Их ждали дня через два, но километров через десять заметили передовой отряд. Врагов было с полсотни, поэтому мы сразу отступили, сообщив легионерам, высланным для рубки леса, что пора им возвращаться в каструм.

Сейчас я слежу за врагами, чтобы выбрать цель, не маленькую и не слишком большую, чтобы не подавиться. Собирался напасть ночью, но увидел кое-что интересное и передумал. Это была большая отара овец, голов на тысячу или больше. Ее неторопливо гнали за войском, сильно отставая, с полсотни воинов. Десятка два скакали впереди, а остальные — сзади. Овцы растеклись во всю ширину лесной дороги, не давая больше никому ни пройти, ни проехать, поэтому, наверное, и замыкали шествие.

— Вот нам и пригнали свежее мясо! — сказал я своим сопровождающим. — Быстро спускаемся вниз и забираем его.

Я разделил отряд на две части и с меньшей, с полсотни человек, поехал навстречу отаре. Остальные воины ждали ее в засаде. Ехали мы спокойно, как свои. В таких больших армиях всегда намешаны люди разных национальностей с самым разным оружием и в самых разных доспехах, в том числе и трофейных римских. Даже при феноменальной зрительной памяти, каковой отличаются многие люди этой эпохи, запомнить всех нереально. Поэтому во время сражения бьют всех, кто лицом к тебе, а в остальное время тех, кто нападет или убегает от тебя. Мы не убегали и не нападали, спокойно ехали навстречу. Мало ли за каким чертом мы едем?! Может, у нас дело к кому-нибудь из отрядов, которые идут в следующем потоке, отстающем на сутки. В такой большой армии, когда последние около полудня покидают лагерь, передовые из идущих с предыдущего места ночевки как раз подходят к нему.

Мы съезжаем с дороги в кусты и останавливаемся, якобы чтобы пропустить отару. Передовые погонщики смотрят на нас без особого интереса, с обычным любопытством путешественников. Не признав никого, теряют к нам интерес. Мы терпеливо ждем, когда мимо пройдут овцы. Пропускаем и задних погонщиков, после чего выезжаем на дорогу и разворачиваемся.

— Вперед! — командую я, первым настигаю обернувшегося на стук копыт погонщика и бью его легкой пикой в голову, потому что спина защищена закинутым туда круглым кожаным щитом, а шлем снят, висит позади всадника, притороченный к переметной суме.

Я успеваю сразить еще одного, попав ему в левый бок ниже ребер и вторым ударом в шею. Остальных убивают мои бойцы. Одновременно с нами сидевшие в засаде лучники перебили передних погонщиков, сделав это даже быстрее нас. Сработали хорошо: никто из врагов не сбежал, и потерь у нас нет, если не считать одного раненого в руку. Пострадал за непредусмотрительность и жадность, наклонившись к убитому вроде бы врагу, чтобы снять доспех и чуть не получил удар ножом в живот, успел отбить рукой. Если бы враг не ослабел от потери крови, все бы кончилось печально. Что ж, мой отряд начинает сплачиваться, набираться опыта.

— Привязывайте трупы к лошадям, увозим их! — приказываю я.

Отара должна исчезнуть вместе с погонщиками. Пусть соратники погибших поразгадывают этот ребус, предполагая разные варианты. Уверен, что начнут с подозрения в дезертирстве. Мы гоним овец на луг в соседней впадине. Там хорошая трава, тихое место. По пути избавляемся от трупов, скинув их в расщелину. Лесные хищники быстро так много мяса не съедят, но вонять и привлекать внимание трупы начнут дня через два-три. К тому времени, надеюсь, тевтоны и амброны уже будут разбиты.

Самая слабая сторона у этого римского каструма — южная. Здесь склон холма более пологий, перед ним долина, на которой разместилась большая часть тевтонов и амбронов, и римлянам не удалось вырубить глубокий ров в песчанике и насыпать высокий вал. Частокол и башни, правда, успели сделать по всем правилам. Если бы я был вождем тевтонов Тевтободом, обязательно бы нанес главный удар с юга. Исходя из этого, и спланировал свою следующую операцию.

Еще в утренних сумерках, наскоро перекусив холодной бараниной, мы покинули свою стоянку и, объехав тевтонов и амбронов по широкой дуге, оказались южнее их. Когда приближались к вражескому лагерю, бой, судя по воплям и лязгу оружия, шел полным ходом. На штурм пошли все мужчины. Их было так много, что нападать одновременно не могли, накатывались волнами, сменяя друг друга. Пока что римляне отбивали одну атаку за другой, и по периметру каструма росла гора из тяжелораненых и трупов. Все понимали, что, если римляне выдержат сегодня, завтра им будет легче, потому что появится уверенность в себе, которая перейдет к ним от врагов, как переходящее знамя.

Во вражеском лагере остались только женщины и дети. Первые спокойно занимались делами по хозяйству, каждая возле своего шатра или шалаша, как будто их мужья сейчас на дружественной пирушке. Дочери помогали им. Сыновья постарше наблюдали за сражением, а младшие сами воевали друг с другом, используя деревянное оружие. На выехавший из леса отряд сперва никто во вражеском лагере не обратил особого внимания, приняв за своих, ведь мы спокойно ехали по дороге, которая проходила рядом с каструмом, приближаясь к крайним вражеским воинам.

Вот мы миновали мальчишек, наблюдавших с бугра за сражением. Я придержал коня рядом с ними и помахал рукой над головой из стороны в сторону. По этому сигналу мои воины поехали влево-вправо, начав растягиваться в линию. Кое-кто из тевтонов и амбронов оглянулся на шум, но и их наше спокойствие сбило с толку, отвернулись.

Дождавшись, когда почти весь отряд перестроится в линию, я взял в правую руку пику, пяток которых мне изготовили в Кадисе перед отправлением в поход. Она была легкой и удобной, длиной всего метра два и с почти полуметровым тонким, но очень твердым, трехгранным наконечником, который пробивал любой доспех: кожу и кольчугу — запросто, а бронзовый панцирь — при очень сильном ударе. Подняв пику над плечом, я ударил шпорами коня, который от неожиданности резко дернулся и возмущенно заржал, и молча поскакал на врага. Мои воины последовали моему примеру.