— Если можно, выдай землю моим людям неподалеку от меня. В первую очередь моему деверю Ганнону Стритану. Вместе нам будет безопаснее, — попросил я.

— Он тоже хочет остаться здесь?! — удивился проконсул.

— Ему везде хорошо, где есть хороший повар, а такой у него сейчас имеется, захватил в Тингисе, — рассказал я. — Он приглашает тебя на обед в любой день, когда будешь свободен.

— Обязательно приду! — искренне пообещал Квинт Сервилий Цепион.

На изготовление дипломов о гражданстве для всех членов экипажа ушла рабочая неделя. Еще одна потребовалась на размежевание земли неподалеку от имения, которое я купил у Квинта Лутация Катона всего за полмиллиона сестерциев. Каждый рядовой с триремы «Бесстрашная» получил в награду якобы за захват Тингиса десять югеров земли, рулевые, боцман и опцион — пятнадцать, кормчий — двадцать пять, а мне дали пятьдесят. У всех было золотишко, так что каждый, кто хотел, мог прикупить землицы, и многие так и сделали, благо она здесь была всего по семьсот пятьдесят сестерциев за югер. Велиты и стрелки поступили на службу в городскую стражу, а гребцы и моряки занялись расчисткой и распашкой своих наделов, постройкой домов и подсобных помещений. В городе не осталось ни одного безработного, резко подскочили цены на рабов, скот и строительный и сельскохозяйственный инвентарь. Заодно мои бывшие подчиненные расхватали всех одиноких девушек и женщин, которые предпочитали новоиспеченных богатых римских граждан местным нищим перегринам.

Приказом Квинта Сервилия Цепиона на оставшуюся без экипажа трирему «Бесстрашная» была переведена половина экипажа триремы из Форта Юлия, и обе были дополнены новобранцами из местных. От желающих не было отбоя, потому что увидели, насколько выгодной может быть служба в римском военно-морском флоте. То, что наш случай — исключение, никого не смущало. Чему бы ни учили грабли, а сердце верит в чудеса.

Нам с Ганноном Стританом пришлось остаться командирами триремы «Бесстрашная» до возвращения ее в Мизен. Мы, в общем-то, были не против, потому что обоим надо было на Апеннинский полуостров, чтобы перевезти в Гадес семьи и прикупить кое-что, чего здесь не хватает. Закончив неотложные дела, мы вместе с Квинтом Сервилием Цепионом отправились в Рим. На трирему «Бесстрашная» было погружено золото, доставшееся проконсулу, в том числе разрубленная на несколько частей и до неузнаваемости обработанная молотами статуя Аполлона. Трирема из Форта Юлия сопровождала нас до своей базы.

В Мизене я нанял две торговые триремы. Одну нагрузил вулканическим песком, при добавлении которого в раствор получается очень крепкий бетон, а вторую в Остии — рабами и всякой всячиной, которая пригодится в Гадесе. На Тибре к нам присоединилась унирема с двенадцатью парами весел и водоизмещением тонн сорок, нанятая и нагруженная Ганноном Стританом. Вместе с деверем отправлялись на новое место и его родители, пожелавшие провести остаток жизни так же, как начало ее — в имении. Тремя судами мы и отправились в Гадес. Западная часть Средиземного моря пока что слабо освоена пиратами. Они иногда заскакивают из восточной части, но орудуют в основном возле африканского берега, а мы шли вдоль европейского.

Гадес казался вымершим. Горожане, желающие подзаработать, помогали моим бывшим подчиненным обустраиваться на новом месте. Участки они получили неподалеку от моего имения, и на вершине плоского холма те, кто решил обрабатывать землю сам, построили деревню наподобие каструма, только вместо палаток были каменные дома и хозяйственные постройки.

Я тоже начал строить деревню для своих арендаторов на другом плоском холме. Большую часть земли я разделил на участки по двадцать югеров и отдал в аренду под половину урожая своим рабам, разбив их на семейные пары, в том числе и тем, что были закованы в кандалы, приказав расковать их. Себе оставил только луг под пастбище для лошадей и землю под виноградник, сад и огород, которыми будет заниматься немногочисленная группа рабов, живущих в имении. Второй половины урожая арендаторов должно хватить нам на вполне сносное существование.

Есть всего два типа производственных отношений: экономического и неэкономического принуждения. Первый может называться феодализмом или капитализмом, а второй рабством или социализмом, что не меняет их суть. Я предпочитаю экономическое принуждение. Хочешь жить лучше — работай больше, не хочешь — не надо, никто заставлять не будет. Если замечу, что лодырь, отдам участок другому. Захочешь сбежать — беги. Побывав рабом, я решил держать в таком положении только тех, кого такая судьба устраивает. Поверьте, таких гораздо больше, чем готовых быть голодными, но свободными.

Рядом с имением засадил пятьдесят югеров виноградом и пятьдесят — оливковыми деревьями. Через пять лет — именно через столько лет виноград начинает плодоносить — буду иметь свое вино. Большая часть пойдет на экспорт, а остальное — на собственные нужды. Вместо шпалер сейчас используют вязы, которые римляне называют ильмами. Эти деревья неприхотливы, быстро растут и сильно ветвятся. Ильмы высаживают в линию через четыре-пять метров, а когда подрастают, у них срезают верхушку, оставляя длинные боковые ветви, по которым и вьется подросший виноград. Так что возраст виноградника можно определить легко и издалека. Обычно лет через сорок деревья и виноград выкорчевывают и сажают новые. Стволы идут на изготовление водопроводных труб, потому что почти не гниют, если не соприкасаются с землей. Оливковое масло придется ждать двадцать лет. Зато оливковые деревья растут и плодоносят дольше. В двадцать первом веке мне показывали в Афинах оливу, которой две с половиной тысячи лет и под которой якобы любил сидеть Сократ, причем для подтверждения второго факта обещали привести свидетелей.

Одновременно строители, нанятые в городе, начали возводить из особо прочного бетона новый господский дом, двухэтажный. От римского домуса остался только внутренний дворик с фонтаном и портиками. Потом сделали выше и толще стены и возвели круглые угловые башни. Времена сейчас лихие, в любой момент могли нагрянуть желающие поживиться. Не для того я грабил, чтобы всё досталось грабителям.

В конце осени, уже по штормовой погоде, из Рима прибыл новый претор Гай Титурий, а Квинт Лутаций Катул отправился на родину, чтобы в следующем году в четвертый раз участвовать в выборах на должность консула. Первые три попытки были безуспешными. Надеюсь, толозское золотишко поможет ему в четвертый раз. Перед отъездом поэт попытался втюхать мне втридорога свой городской дом. Я отказался. Новый претор, видимо, не собирался застревать здесь надолго, поэтому предпочел жить в казенном доме. Других покупателей на такое ценное имущество не нашлось. Квинт Лутаций Катул опять обратился ко мне, снизив цену вдвое. Я опять отказал, потому что пока не нуждался в городском доме. Только когда он снизил цену еще вдвое, я все-таки купил. Как говорили финикийцы, упустишь выгодную сделку — больше не подвернется. К тому же, мне был интересен не сам домус, а то, что располагался возле центрального форума. Если решу жить в городе, перестрою его, если нет, разделю на участки и продам торговцам, которые с радостью построят лавку в таком выгоном месте. Пока оставил там семейную пару рабов присматривать за моим имуществом и забыл о нем.

За хлопотами по обустройству своих земель и строительством нового господского дома я не заметил, как прошли зима, весна и лето. Только в начале осени, после сбора винограда, я вынырнул из идиотизма деревенской жизни и поехал в город продать излишки урожая и заодно узнать последние новости.

Они были тревожны. В конце прошлой осени римляне были разбиты кимврами под Араузионом. Одной из двух римских армий командовал проконсул Квинт Сервилий Цепион, а другой — консул Гней Маллий Максим, происходивший из незнатного рода, которому проиграл выборы Квинт Лутаций Катул. Скорее всего, именно поэтому проконсул отказался объединить силы, и обе армии были разбиты по отдельности. Разгром был ужасный. По слухам спаслось всего несколько сот человек, в основном обозные. Уцелел и Квинт Сервилий Цепион, ускакавший с поля боя. Его и назначили виновником поражения, лишили проконсульских полномочий и права заседать в сенате. Более того, согласно принятому в этом году закону, он больше не мог избираться на любую государственную должность и претендовать на статус сенатора. Вот и не верь после этого в проклятие, налагаемое на расхитителей храмов.