Я уже был на палубе вражеской триремы, когда в правый бок, по ребрам, ударили копьем. Удар был болезненный, но доспехи выдержали. Зато меня столкнули с трапа «ворона» на полубак, и я оказался сразу перед тремя мавретанскими воинами в кольчугах, римских бронзовых шлемах и с римскими щитами и гладиусами. От римских солдат отличались только неумением действовать сообща, в строю, каждый был сам по себе и горел желанием отличиться. Гладиусами действовали умело, только вот сабля у меня длиннее и предназначена не только для колющих ударов. Хотя начал я все-таки с укола, ранив самого ретивого в незащищенное поножем правое колено, которое он выставил из-за щита, атакуя меня. Удары по колену очень болезненные, что и подтвердил раненый, вскрикнув так громко, будто собирался испугать меня. Поняв, что минуту-две ему будет не до меня, я оттолкнул его щитом и коротким косым ударом рассек второму мавретанцу наушник шлема и под ним шею и нижнюю челюсть. Третий в это время пытался выколоть мне глаза, но нарывался на верхнюю кромку щита, железную, которую его гладиус царапал с неприятным скрежетом. Я отсек ему правую руку немного ниже локтя, потому что не переношу такой скрежет, бешусь сразу.
Справа от меня встал велит, добивший первого раненого мной, а рядом с ним еще два, и мы образовали неширокую стеночку щитов. Так сначала вчетвером и двинулись к корме, тесня столпившихся врагов, которые орудовали кто коротким копьем, кто гладиусом, кто топором на длинной рукоятке — любимым оружием кельтиберов. Вскоре слева от меня встали еще два велита — и стена щитов растянулась от борта до борта. При этом нам помогали наши лучники и пращники и даже катапультисты, которые обстреливали врагов, стоявших на корме, чтобы ненароком не попасть в своих. С такого близкого расстояния стрела из катапульты пробивала насквозь двоих в кольчугах, а облаченных в кожаные доспехи могла и троих нанизать. Медленно, но уверенно, мы продвигались к корме, несмотря на то, что врагов, как казалось, не убывало. Видимо, гребцы выбирались на палубу и присоединялись к воинам. Эти, за редким исключением, и вовсе были слабаками в плане боевой подготовки, и вдобавок не имели доспехов. Я их сек короткими ударами, чтобы только вывести из строя. Добивали их мои подчиненные.
Мы были уже возле кормы, когда раздался глухой удар и треск, и мавретанская трирема качнулась так, что я чуть не упал. Это третья вражеская трирема с короткого разгона вонзила таран в борт «Беспощадной», а та толкнула нас. Чтобы сохранить равновесие, опустил щит и оперся нижним левым углом его о палубу, грязную, затоптанную. На римских судах такого бардака не встречал. В этот момент я сильно открылся и чуть не попал под раздачу. К счастью, стоявшего напротив меня, мавретанского гребца, вооруженного топором на длинной рукоятке, тоже здорово качнуло. Причем поймали его на замахе, из-за чего не устоял на ногах, рухнул на палубу, выронив топор. Я сделал два широких шага вперед и достал саблей его черную курчавую голову под маленькой желтовато-белой шапочкой, напоминающей тюбетейку. Если бы шапочка не начал темнеть, пропитываясь обильно хлынувшей кровью, решил бы, что не разрубил ее. Следующим ударом рассек бок его соседу справа, который, прикрываясь круглым легким щитом, прекрасно орудовал коротким копьем, не давая велиту подойти на дистанцию удара гладиусом. Через разрез в кожаном доспехе вылезли сизые, влажные кишки. Мавретанец инстинктивно прижал локоть к боку, пытаясь затолкать кишки в живот, и опустил копье. Мой соратник справа сделал широкий шаг и вогнал острие гладиуса поверх щита в лицо, заросшее густыми курчавыми черными волосами.
На корме оставалось всего с десяток врагов, поэтому я крикнул наступавшим за нами велитам, показав окровавленной саблей на загнутый назад нос вражеской триремы, нависший над бортом «Беспощадной»:
— Идите туда, отбивайте атаку!
Стрелки и катапультисты уже переключились на протаранивших нас, не давая вражеским воинам перебраться на нашу трирему. Наступающим мавретанцам приходилось под обстрелом спрыгивать на «Беспощадную», которая, набирая воду, оседала всё ниже. Во время прыжка они раскрывались и получали в неприкрытое щитом место стрелу или пулю из пращи. Затем их приветствовали велиты и гребцы. Обычно гребцы с неохотой подключались к рукопашной схватке, предпочитая отсидеться в безопасном месте, под палубой, но сейчас судно набирало воду через пробоину, наверное, нижний ярус уже затоплен, поэтому, как тараканы, выбегали из щелей, перемещаясь туда, куда вода пока не добралась, и волей-неволей присоединяясь к сражению.
Мы вшестером добили оставшихся на корме врагов. Одному удалось спастись, потому что решил пасть не смертью храбрых, а в море, оставив нам оружие и щит. Вынырнув, он поплыл к кормовой части триремы, таранившей нас. Я приказал нашим гребцам перейти на захваченную трирему и как можно большим количеством канатов сочленить ее с «Беспощадной», чтобы помогала той держаться на плаву.
Мы перешли на свою трирему, а часть гребцов — на захваченную, после чего я приказал перекинуть «ворон» на таранившую нас. «Клюв» застрял основательно, выдернули его гребцы с трудом. При этом надо было спешить, потому что мавретанцы передумали захватывать нас, начали усиленно грести назад, чтобы выдернуть таран. Маневр этот не был отработан, весла часто цеплялись, замедляя процесс.
— Быстрее! Быстрее! — кричал я своим матросам, которые возились с «вороном.
Работу усложнял крен на левый борт. Продырявленный правый поддерживался тараном вражеской триремы, не давал оседать под тяжестью набранной воды. Матросы все-таки справились, завели «ворона». Встал он кривовато, причем «клюв» не вонзился в палубу, а завис в нескольких сантиметрах от нее.
Я опять повел в атаку своих морских пехотинцев. Матросы сняли леерное ограждение и с правой стороны трапа, а устанавливать с левой не было времени, поэтому держаться теперь не за что. К тому же, трап сильно качался из-за того, что мавретанская трирема все еще пыталась выдернуть таран. Я быстро пробежал по трапу. Никогда так не спешил.
На баке вражеской триремы никого не было, только трупы лежали, причем у правого борта горкой. Намолотили их наши стрелки. Сверху лежали двое, проткнутые одной длинной стрелой из катапульты. Я закрылся щитом, в который прилетел сразу пучок стрел, и начал смещаться влево-вправо, усложняя жизнь вражеским лучникам, и подождал немного. Рядом со мной занял место велит, потом рядом с ним еще один. Третий присоединился после паузы, потому что тот, кто шел впереди него и должен был занять это место, заорав истошно, свалился с трапа в море.
Когда первая шеренга сформировалась от борта до борта и начала заполняться вторая, я повел своих подчиненных в атаку, выглядывая поверх щита, утыканного стрелами. Мавретанцы ждали нас возле башенки для стрелков, за которой прятались от наших лучников, пращников и катапульт. Подражая нам, попытались построиться в линию и образовать стену из щитов. Линия оказалась кривой, а стена не получилась, кроме всего прочего, еще и потому, что у большинства щиты были круглые. Может быть, поняв, что такое построение не дает им никакого преимущества, или решив побыстрее слиться с нами, чтобы избавиться от обстрела, мавретанцы, как мне показалось, без команды вдруг заорали громко и ринулись в атаку. На меня ломился бугай с коротким копьем. Я почему-то смотрел не на опасное оружие, а на распахнутый рот с белыми крупными зубами. Еще подумал, какие они удивительно здоровые. У людей этой эпохи большие проблемы с зубами. В самый последний момент я заметил наконечник копья, темный, с наточенным только острием, и успел втянуть голову в плечи. Копье ударилось в мой шлем и соскользнуло. В ответ я просунул острие сабли в открытый рот, который сразу захлопнулся. Тут же в мой щит врезался топор, причем с такой силой, что больно стало руке. Держали топор двумя руками. Левую я перерубил в локте. Мавретанец продолжал правой рукой пытаться выдернуть топор, застрявший в щите, и размахивал обрубком левой, разбрызгивая кровь во все стороны. Вторым ударом я перерубил ему левую ключицу. Клинок углубился в тело сантиметров на десять, но мавретанец не собирался умирать, все еще хотел выдернуть топор и продолжить сражение. Сзади на меня давили велиты сформировавшихся второй и третьей шеренг, поэтому шагнул вперед и толкнул раненого щитом, сбив с ног. Сражаясь со следующим врагом, я наступил на грудь раненого, который все еще дергался, пытаясь встать.
