В ночном сумраке не видно архитектуры города, не видно его храмов и площадей. Их до утра завесил ночной сумрак. Вокруг города не достроены укрепления городских фортификаций. Не до конца возведены крепостные стены, не вырыт перед ними ров… Но направление, где просматривается тускло освещённая дорога, уже прикрыто рядом бастионов в виде высоких башен. На одной из них расположился дозор, осуществляющий контроль за подходами к городу. Одни воины отдыхают, другие несут вахту, всматриваясь и вслушиваясь в атрибуты ночи: мрак и тишину.

– Что твой брат, служащий во флоте Гамилькона, рассказал нового о войне на море? – спрашивает воин, сидящий на матрасе из соломы.

– Я с ним виделся мельком. Он забегает лишь на короткое время! Но рассказывал, что Гамилькон контролирует побережье Тунесса почти полностью. Эскадры дежурят поочерёдно, чтобы римлянам не пришло подкрепление без нашего ведома.

– А что Римский флот?

– Говорит, что базируется вокруг Аспида. Когда уплывала армия Вульсона, оба флота сопровождали её, не ввязываясь в сражение с нами! Но наш флот не отставал от них, не давая ей высадится ближе к Карфагену!

– Да, а мы тут сидим и ждём непонятно каких вестей, – продолжал разговор первый воин, – половина Священных отрядов, ушедших с лакедемонянами, может быть, сейчас ждут нашей помощи. А мы здесь охраняем недостроенные стены!

– Брось, город тоже ведь нельзя оголять! – отвечает ему второй. По голосу чувствуется, что этот собеседник постарше и поопытней. – Гамилькар бросил Сицилию и прибыл сюда, чтобы защитить город! А ты говоришь…

– Хотел я прошлый раз, когда уходила тысяча с Теоптолемом, тоже отправиться с отрядом! Просился! Но наш командир не пустил, говорит: «Ты ещё молод, Актих!» Ну, теперь обязательно попрошусь в Сицилию с Гамилькаром, – мечтательно говорит Актих, – надоело ходить только в дозоры и караулы.

– Да, действительно, ты ещё молод! – смеется второй. – Ты даже не представляешь, что это такое стоять в строю в сражении! Прошлую войну с Ливией я провёл в передовой фаланге… Уж я насмотрелся на прелести войны во всех её различных ликах! Участвовал и в сражениях, и в осадах!

– Ну, вот видишь! Ты прошёл уже войну, а меня отговариваешь. И я, может, тоже могу проявить себя на поле брани! Чтобы узнать, на что я способен. И какие я могу перенести лишения и трудности.

– Глупый ты! Но время излечит эту глупость. Тебе надо завести семью и детей, а потом стремиться на войну! Чтобы было кому продлить твой род, Актих!..

– Тихо, тихо! Слышишь… – вслушивается в тишину Актих.

– Что? Ничего не слышу!

– Вот опять… слышишь? – Актих уже всматривается в сумрак ночи.

– Актих, тебе показалось, нет ничего!..

– Да нет же! Скачут всадники! Я это отчётливо слышу! Вот подожди…

Оба вслушиваются в тишину ночи…

– Да! Теперь и я слышу! Вот ещё, ещё… Ну, у тебя и слух, Актих! В армии в дозоре тебе цены не будет! – смеётся собеседник Актиха.

Тем не менее топот скачущих всадников становится всё отчётливей. Вот уже на дороге заметно тёмное двигающееся пятно…

Актих спускается с башни к недостроенным воротам, там он будит спящий дозор и они высыпают за проём ворот, чтобы встретить скачущих… Тёмное пятно приближается… Вот уже видны очертания скачущих всадников… Охрана зажигает факелы, выстроившись через равные промежутки, пытаясь осветить как можно большее пространство у ворот…

– Стой, кто такие? Куда несётесь? Стойте, вам говорят, в воротах вас насадят на копья! Вы этого хотите?

На свет выезжают несколько всадников… Всего их шесть. По лошадям видно, что они долго не останавливались. Разгорячённые скачкой кони танцуют на месте, тяжело дыша…

– Мы вестовые, едем в Сенат! Пропускай! – На свет выезжает последний всадник. По всему видно, что он не простой воин. – Радуйтесь, граждане! Враг разбит! Римский консул пленён нами!

– Что?! – не верят воины. – Разбит? Вот это новость! Слава могучему Баалю! Хватит ждать плохих вестей! Победа! Слава Ксантиппу!

В дозоре меняется настроение. Все друг друга обнимают. Весть о победе, пришедшая так неожиданно, разбудила весь дозор. Воины лезут с расспросами к гонцам, привёзшим эту весть, но их командир отправляется дальше и отряд следует за ним. Дозор продолжает громко радоваться победе… Только один воин, отойдя в сторону, не разделяет общего ликования…

– Ты что, Актих? Не радуешься нашей победе? Почему такой кислый вид?

– А что радоваться? Враг разбит! А я опять не попал в армию, участвующую в сражении!

– Дурак ты, Актих! На твой век битв ещё хватит! Радуйся, город не увидит врага под своими стенами!

Актих отходит в сторону. «Нет! Решено! Попрошусь у самого Гамилькара! Может, в Сицилии мне удастся проявить свою храбрость!» – решает он и присоединяется к товарищам…

Глава 25

Двое суток остатки римских войск отступали к городу Горзи. Отступление задерживалось большим количеством раненых. Преодолевая невероятные трудности, армия вошла в город, где в полной мере занялась помощью всем, кому она была необходима. Но в городе выяснилось, что склады с продовольствием, заготовленным ранее для нужд армии, разграблены местными ливийскими вождями, мгновенно узнавшими о поражении римлян и потерявшими к ним всякое почтение. Дав армии кратковременный отдых, Тит Бабрука и Септемий Бибул повернули армию к Адису…

Септемий на совете военачальников Республики предложил назначить верховным главнокомандующим Тита Бабруку, единственного военачальника, который сумел в наступившем хаосе во время битвы сплотить два легиона и отступить в полном порядке, собрав большое количество солдат других частей. Тит выполнил эти действия грамотно и твёрдо, избежав тяжёлых потерь. Военачальники поддержали кандидатуру Тита, оставив в его попечении знамя консула. Как было сказано выше, к легионам примкнуло очень много разгромленных остатков частей других легионов, а также часть конницы правого фланга, которая, испуганная слонами и окружённая конницей врага, была разгромлена в самом начале сражения,. После их присоединения у Бабруки оказалось около двух тысяч тяжёлых всадников, которых он тут же отправил в арьергард, создав заслон против тревоживших его передовых частей противника, оградив таким образом себя от неожиданного нападения. Тит усилил конницу, передав ей две тысячи принципов для нанесения более тяжёлых потерь при отражении атак врага. Таким образом, армия пришла в Адис. Что поразило римлян, так это быстрое изменение отношения к ним местных племён варваров. На римлян уже смотрели искоса, без особой приветливости… Септемий решил навестить в городе римский госпиталь, куда вперёд отправили сильно раненых солдат на реквизированных у варваров повозках. Он разыскал расположение госпиталя, находящегося в одной из бывших казарм городской стражи. При входе в закрытый двор бывших казарм в нос квестора ударил запах горелого мяса. На центральном дворе казарм горело несколько погребальных костров. Вокруг костров были выстроены когорты римской стражи, отдававшие почести погребальному ритуалу.

Квестор, подойдя к строю, припал на правое колено, прижав правый кулак к сердцу, склонив голову, в знак почести воинской доблести усопшим. К квестору, как только увидел его, подошёл приимпелярий стражи.

– Много умерших? – коротко спросил Септемий.

– Каждый день от двух до четырёх костров! По десятку усопших воинов! – ответил приимпелярий. – Много умерших от заражения. Жара и мухи этому способствуют!

Септемий молча кивнул. Он зашёл внутрь казарм, в нос ударил характерный луковый запах. Так пахнет септическая инфекция, которую позже врачи назовут гангреной.

– Здесь у нас, – говорил приимпелярий, – уже умирающие, у которых заражение необратимо. Мы их отделяем, чтобы было меньше заражений у остальных.

– Сколько ещё не заражённых? – Септемий смотрел на умирающих людей. Их взгляд уже не выражал никаких чувств.

– Сотни четыре! – ответил офицер. – Да, квестор, я забыл тебе сказать! Здесь, среди умирающих, один военный трибун.