Скрофа стоял, полностью сбитый с толку. Единственной его мыслью была мысль поскорей убраться из этого неприветливого лагеря. Он с трудом размышлял, понимая всю глупость своего положения. Но после следующих слов только что защищавшего его консула ноги его стали «ватными».

– Что ты с ним собираешься делать? Может, допросить его с пристрастием? – Атиллий с недоверием смотрел на Скрофу.

– Со Скрофой? – При этих словах Септемия трибун побледнел. – Ничего. Пусть отправляется восвояси! В свой лагерь, к Кавдику! И выполняет свои обязанности! Желательно, с большим рвением! Идите, Скрофа! – Септемий полностью владел положением.

Скрофа с огромным облегчением выскочил из палатки и далее из расположения всего лагеря. Он тут же отправился выполнять маршрут, обрисованный Бибулом.

Регул сидел, опешивший от произошедшего. Скорость мышления Септемия ошеломляла, поражала его. «Как же я не смог рассмотреть шаткости положения самого Скрофы? Ведь действительно, где свидетельство невиновности его в провале миссии? Ведь он знал всё! Зря Септемий отпустил его, нужно было выведать у него о его знаниях о подвалах храма!»

– Где Кассий Кар? – произнёс наконец он, прочитав письмо Кавдика.

– В отпуске, – спокойно ответил Септемий.

– Что? В каком отпуске? – глаза Регула налились кровью.

– В который его отправил легат Тит Бабрука по ходатайству военного трибуна Сервилия Котты. – Септемий наслаждался моментом ступора консула. – Оказывается, наш славный центурион отличился во время движения обоза к Эрбессу. Он взял управление обозом в свои руки и уничтожил в двух сражениях армию сицилийских разбойников, в четыре раза превышающую численность собственных сил, охраняющих обоз. Эти разбойники долгое время были головной болью военного трибуна Тибула, коменданта гарнизона Эрбесса. Он и прислал отчёт об успехе Кассия Кара и ходатайство о поощрении нашего центуриона. И ты забываешь, Марк, что он выполнил и твоё поручение, доставив твоё письмо в срок.

У Марка Атиллия Регула шла кругом голова, а Септемий продолжал:

– И ты, Марк, собираешься избавиться от такого центуриона, отправляясь в Африку? С кем ты подступишься к холму Бирсы? Со Скрофой?

Регул молчал. Септемий решил, что добился желаемого результата, и решил переменить тему, перейдя к другой фазе их беседы.

– Ну ладно, Атиллий, все мы совершаем ошибки. Оставим это. У меня к тебе существуют другие вопросы, как к человеку и как к выдержанному, мудрому политику.

Регул, несколько успокоенный словами квестора, произнес:

– Я слушаю тебя, Септемий.

– Спрошу тебя прямо, Марк. Скажи, доверяешь ли ты словам Катона? Мне кажется, он многого не договаривает и говорит двояко!

Регул ожидал услышать всё, что угодно, но такого прямого вопроса он не ожидал. Консул, посмотрев на Септемия, погрузился в размышления…

– Я имел несколько бесед с Катоном, – начал он, – и каждый раз мне казалось, что это другой человек. И цели у него каждый раз разные, – Атиллий морщил лоб, силясь что-то вспомнить. – Мне они пригрозили неожиданной смертью, если я отступлюсь от цели. Глупцы! Пугать солдата смертью? Я всё отдам ради возвышения Рима! Моя заслуга в этом будет вписана историками в хроники города! Моё имя будут произносить вместе с именем Ромула! – Глаза консула горели огнём собственной веры в достижение того, о чём он сейчас говорил… Атиллий горел этой идеей, уставившись в одну точку.

– Постой, Атиллий! – перебил сентенцию Консула Септемий. – Что ты можешь сказать о слухах о рождении близнеца Катона?

Марк взглянул на Бибула и задумался. Потом спросил:

– Почему ты спросил об этом, Септемий?

– Кассий рассказал, что два убитых арканита оказались братьями-близнецами.

Глаза Регула загорелись неприкрытым изумлением, он произнёс:

– Значит, орден состоит из близнецов. Чудовищный замысел! Неужели это мысль самого Ромула?! Хотя… Ромул исчез на болотах Латиума, не доверяя олигархии и понтификам…

– Но подумай немного, Марк, если орден состоит из близнецов, то верховный понтифик…

– Клянусь мраком Плутона, я об этом не подумал! Отсюда и раздвоение личности Катона! Септемий, ты открыл мне глаза. А этого негодяя Скрофу они приставили ко мне и Кавдику, как шпиона и дирижёра! Как же я сразу не понял этого? Мы с тобой, Септемий, находимся под постоянной угрозой меча или ножа убийц ордена! Ещё Манлий. Но мне кажется, он ни о чём не догадывается. Сенат зачем-то посылает его со мной в Африку! Вот здесь, Септемий, ты смог бы мне помочь! С твоим острым умом легко выяснить его душевные устремления! Поговори с ним по его прибытию. Может, это прояснит детали его задачи? – Консул снова погрузился в размышления…

Бибул вышел от него с почти сложившейся картиной происходящего.

Глава 41

Кассий и Массилий покинули Рим. Оставив дом проконсула, они сначала посетили казначейство, чтобы получить оговоренное вчера жалование. Получив своё жалование в римских дуплонах, а это получалось два внушительных и довольно тяжёлых мешка, и погрузив их на крупы лошадей, они выехали из города, отправившись к Остии. Проехав часть дороги вместе, они расстались в месте развилки нескольких дорог. Массилий отправился в Остию, откуда был сам родом, а Кассий поехал в Латиум. В Латиуме у него оставались замужние сёстры и отец с остальной семьёй. Они не видели Кара несколько лет, получая только его годовое жалование, которое доставляло военное ведомство по поручению центуриона.

Дорога и местность располагали к воспоминаниям и Кассий, вертя головой, силился вспомнить тот или иной эпизод своей юности, связанный с этими местами. Первое, что бросилось в глаза центуриона, разросшиеся в округе богатые виллы патрициев. Дома патрициев имели роскошную утончённость в отделке фасадов и различных пристроек. Вокруг домов раскинулись виноградники и фруктовые сады. Всё это обрабатывалось большим количеством рабов…

Контрастом этим домам были ещё сохранившиеся угодья простых римских земледельцев. Здесь не было никаких изысков. Видно, войны, ведущиеся Республикой, отражались на благосостоянии только одного слоя римского общества – патрициев и ростовщиков. Именно эти слои извлекали максимум выгоды из сложившихся условий военного времени. Кассий с удивлением обнаружил отсутствие каких-либо перемен в жизни простых соседей. Наоборот, земля, на которой раньше были знакомые Кассию мелкие скотоводческие хозяйства, где они с отцом брали скот на племя, оказались разорёнными и скупленными патрициями. В общем, увиденная картина свидетельствовала о разорении, царившем в простых земледельческих селениях, и об обогащении хозяйств патрициев.

Наконец, Кассий увидел несколько небольших холмов, за которыми скрадывалась пологая балка, где и было родовое гнездо Каров. Кассий почувствовал, как биение его сердца участилось, ускоряясь от волнения, охватившего центуриона. Вид родных мест разбудил в бывалом воине ту волну чувственности, когда вдыхание ароматов воздуха, созерцание красот, окружающих родину, пробуждают в человеке прилив воспоминаний и детской сентиментальности, которые дарят человеку спокойствие и счастье. Он представил встречу с отцом, с сёстрами, с искалеченным братом… Особенно он хотел увидеть и обнять свою мать. Он помнил, как она провожала его на войну. В отличие от отца, сухого и сдержанного, она долго обнимала его и плакала… Кассий проехал небольшой каменный мостик через речку, бегущую у подножия холмов, и въехал в виноградники, которые располагались на склонах холмов. В виноградниках то тут, то там были заметны человеческие фигуры, занимающиеся обработкой лозы. Некоторые из них долго смотрели, провожая взглядами незнакомого центуриона.

– Кассий, ты ли это? Вот так неожиданность! – услышал вдруг он голос где-то сбоку. – Ба, да ты у нас настоящий герой! Клодия, иди посмотри, кого отпустил Марс из своих рядов! – Кассий увидел, как из кустов виноградника вышел человек. Улыбка на его лице могла затмить солнце. Такая улыбка была только у одного человека…