А на правом фланге римлян конница легиона сломалась под напором и натиском разогнавшейся конницы Карталона. Римские всадники, потеряв строй, оглядывались на триариев, но те не могли ускорить своё продвижение. Вот ещё один напор и римская конница в большинстве своём повернула к лагерю. Остальная часть оказалась зажатой в кольце численно превосходящей конницы карфагенян. В центре суматохи конного боя выделялся всадник с яркой фибулой на плаще, он врывался в кучу всадников римлян и сеял меж ними страх, нанося страшные по скорости и мастерству удары. От одного из таких склонил свою голову и сполз на землю храбрый легат Бур. После смерти легата сражающиеся римляне упали духом и стали искать спасения в бегстве. «Черепаха» триариев, подошедшая к границе конного сражения, поняла, что вступать в схватку уже нет смысла, потому что и пехота, не выдержав флангового обстрела, стала в беспорядке отступать от фронта противостояния с наёмными гоплитами. Строй тяжёлых принципов попятился и стал отступать…
…В одной из «черепах» находился советник. Стоя во втором ряду передней «черепахи», он всматривался в конную гущу врага, выискивая кого-то глазами. Вот взгляд его выхватил что-то, глаза блеснули надеждой, но бежавшая конница легиона в своём порыве бегства унесла и все проснувшиеся было в его глазах надежды. Взгляд его потух и наполнился повседневной ядовитой зеленью. Он приказал идущему с ним рядом старшему центуриону:
– Прикажи трубить отход!
Трубы легиона одна за другой подхватили этот сигнал. «Черепахи» триариев попятились назад, они стойко и мужественно преодолевали расстояние до своей линии. Аппий Кавдик, видя поражения на флангах, решил вывести остатки легионов в лагерь. Прозвучал сигнал, означающий общий отход. Но, к этому времени и центр сражения поддался под натиском Священных отрядов. Римляне пятились всё сильнее и сильнее, их отступление превратилось в бегство… Проконсул, проявив мужество и стойкость, повёл третью линию триариев в помощь отступающим. Карталон, увидев длинные копья шеренг триариев, вынужден был прекратить преследование бегущих. Римляне же быстро приводили в порядок потерявшие боеспособность манипулы, а после этого двинулись в сторону лагеря. Остатки римской конницы, которую префекты привели в порядок, достигнув лагеря, двинулась обратно, прикрывать отступление. Но самое главное поражение римляне понесли на своём левом фланге, где манипулы попали в окружение. Священные отряды, обратив в бегство сражавшийся против них легион, повернули вправо и, соединившись со спартиатами, окружили левый фланг проконсула. Бой здесь продолжался. Ожесточение сторон достигло своего апогея. Римляне, озверев от вида окруживших их врагов, яростно отбивались, надеясь на помощь извне. Спартанцы, видя, что враг не сломлен, ожесточились до предела. Бой приобрёл форму избиения. Греческие гоплиты, первыми выдержавшие яростный натиск врага и понёсшие ощутимые потери, решили рассчитаться с попавшими в окружение врагами сполна, отомстив за погибших. Зло и ненависть вырвались из человеческих сердец, окружив сражающихся, создав непреодолимую завесу для таких человеческих чувств, как жалость и сострадание. Звериный оскал смерти заслонил даже солнце… Бой прекратился только после того, как упал последний римлянин, сражённый многими мечами.
Итоги сражения были горестными для римлян. Пало более шести тысяч воинов, две алы всадников, включая двух префектов, но ко всему погиб легат Клавдий Бур. Аппий не принял по возвращению в лагерь пришедшего к нему советника. Потери угнетали его.
«Теперь они свалят ответственность за поражение только на меня, – рассуждал он, – а эта шипящая змея будет в стороне! Ну, ничего, если на меня будет возведено обвинение, я молчать не буду! Пусть Сенат в полном составе узнает правду о возне вокруг золотого чудодейственного диска!» – принял решение проконсул.
В палатку вошёл Скрофа.
– Советник отбыл вместе со своими людьми в Эрбесс! И далее в Сиракузы! – доложил трибун.
– Куда он бежит? В Рим? В Африку? Подлец! Он думает, что свалит всю вину на меня?! Ну, уж нет! Имя Аппия Кавдика не будет стоять рядом с подлецами! – Проконсул открыто и уверенно высказал свои намерения и чувства. – Хватит с меня этого бреда про диск!
Он зло сплюнул. От охватившего волнения и жары у него неожиданно пересохло в горле.
– Налей мне чего-нибудь, пересохло горло! – попросил Кавдик Скрофу.
– Выпейте, проконсул, – трибун Скрофа, налил из стоящего на столе кувшина чашу вина и подал её проконсулу. – Вам необходимо успокоится и, придя к внутреннему равновесию, мудро осмыслить все произошедшие события.
Проконсул, продолжая о чём-то рассуждать про себя, взял чашу и отпил несколько глотков. Потом остановился и, устремив взгляд в одну точку, впал в забытьё размышлений, время от времени поднося чашу с вином и отпивая по нескольку глотков.
Скрофа стоял в ожидании приказов проконсула. Его замершая фигура отпечатывалась тенью на стенах ставки проконсула под действием зажжённых и дымящих факелов, прикреплённых к стенам. Тень соразмерно колыханию пламени в факелах плясала свой танец на стене палатки, принимая причудливые уродливые очертания…
Вдруг проконсул поперхнулся. Он с удивлением повернул голову и посмотрел на Скрофу, в углах губ которого играла усмешка…
– Вы действительно двуликие змеи… – с трудом произнёс он. – Как же я доверился тебе? Будь ты проклят!.. – Проконсул, как будто ему не хватало воздуха, открыл рот и пытался вдохнуть как можно глубже. Он попытался двинуться к выходу, но захрипел и осел на пол, весь скорчившись от боли…
В палатке беззвучно появился арканит. Скрофа повернулся к нему:
– Передай советнику, всё сделано! Возникшие проблемы преодолены.
– Очень хорошо! Советник высоко ценит тебя, трибун! Твоя карьера совершит качественный скачок по возвращению в Рим!
– Да, но есть одно препятствие! – заметил Скрофа. – Центурион, он жив! – Скрофа вопросительно посмотрел на адепта.
– О нём можешь забыть. У нас с ним личные счёты.
Скрофа подошёл к мёртвому проконсулу. Он долго смотрел на него, потом произнёс:
– Какая игра судьбы! Этот человек сделал столько во славу Рима, что сам стал препятствием этой славе! И даже смерть его хорошо впишется в спектакль о славной истории этого города! О нём скажут – сердце его не выдержало горестей, постигших его войско! – Скрофа ненадолго задумался и добавил: – Есть над чем поразмыслить и призадуматься тем, кто ищет известности и лидерства на пути возвышения Рима!
Скрофа склонился над проконсулом и закрыл ему глаза.
Глава 54
Карталон после победы над римской армией под Эрбессом послал гонцов к Гамилькару, в это время осаждавшему Солунт. Одновременно он окружил Эрбесс и отступившие в него остатки римской армии. Весть о внезапной смерти проконсула деморализовала армию и её изрядно поредевшие в последней битве ряды отступили под защиту городских стен. Война, изобилующая всякими казусами и сюрпризами, в очередной раз продемонстрировала всю переменчивость военного счастья, почти в одночасье превратив осаждающих в осаждаемых. Карфагеняне занимались постройкой и сооружением осадных валов и фортификаций, когда к Карталону прибыли гонцы из Акраганта. Их возглавлял глава города Протогон. Карталон, узнав об этом, понял, что такой человек не оставит город без причины и причина эта довольно веская! Он отправился навстречу, оставив вместо себя на сооружаемых валах Диархона.
Прискакав в лагерь, он застал Протогона у себя в ставке. По лицу последнего было видно, что того гнетёт тревога.
– Что-то пошло не так у Гамилькара? Или римляне двинулись на Карфаген?
– Была битва, Карталон! Флот Гамилькона встретил их у мыса Экном! Мы разбиты! Оба римских флота ушли на Тунесс! Гамилькон собрал остатки флота у берегов Африки в ожидании новой битвы! Он ждёт ваш флот, но мне кажется, что теперь он обвинит вас в поражении, так как вы не прибыли на место сражения! Твои прошлые и нынешние заслуги будут не в счёт, ведь под угрозой теперь весь город!
