С самой вершины открывался очень красивый вид на прилегающие окрестности. Впереди, на открывающейся равнине, колосилась какая-то зерновая культура, скорее всего пшеница. Справа от равнины растительность, по-видимому, питающаяся только сбегающими с холмов ручьями и влагой небольшой реки, текущей со стороны вершин Атласа. Слева от равнины, вдалеке, в туманной дымке, угадывались воспетые в легендах горы Атласа. Равнина в той стороне была покрыта более плотной растительностью. Видимо, с гор сбегало большое количество ручьёв…

Кассий залюбовался видом открытого пространства, простирающегося почти до самого моря. Его мысли полетели куда-то вперёд, через море, к далёкому Акраганту и раскиданным вблизи него апельсиновым рощам. Там, между ними и морем, возвышался высокий мол, на котором стоял храм Артемиды, отсвечивая мраморным портиком и белизной колоннад своих базилик. Кар погрузился в воспоминания…

…Резкий взмах меча вывел Кассия из задумчивости. Внезапно выползшая змея была перерублена стоявшим рядом воином.

– Пора уходить, Кассий, эти твари выползают из своих нор греться на солнышке! – заметил воин.

– Спасибо, Виллий! – поблагодарил за устранение опасности Кар. – Спускайтесь, я вас догоню!

Кассий кивком головы подтвердил, что отпускает воинов вниз. Те повернулись и пошли вниз по склону к растущей на нём всевозможной зелени. Центурион остался один. Он не спеша подошёл к выступающим из холма каменным пластам высотой в восемь локтей. Пласты были бурого цвета, они как бы выдавливались из тела холма какой-то чудовищной силой. Кассий положил руку на шершавую поверхность холодного, ещё не разогретого африканским солнцем камня… Кассий вновь мысленно перенёсся в храм Акраганта. В его воспоминаниях вновь возникла Иола. Она стояла рядом с Клариссой. Лицо её почему-то выражало испуг… Кассий вспомнил, что этот испуг она выказывала, когда опасность грозила его жизни. Ему стало необыкновенно тепло от этой мысли. Он с улыбкой, по детскому наитию, сделал резкое движение, повторяя то же движение, которым тогда в храме он уходил от несущегося к нему меча, уводя корпус своего тела в сторону… И в этот момент в камень, где только что стоял центурион, высекая из него искры, с металлическим звоном, ударился пущенный кем-то кинжал! Центурион, обладая огромным опытом, тут же перевернулся через голову, на ходу обнажая меч… Во время кувырка он сориентировался, откуда мог быть совершён бросок, и бросился туда… Раздвигая кусты, Кассий пробежал расстояние в двенадцать локтей. Потом остановился и прислушался… Ничего необычного, кроме пения утренних птиц, он не услышал… Кассий вернулся к камню. Он подобрал кинжал и быстро направился к спуску, на ходу рассматривая клинок. Кинжал имел идеальный баланс между лезвием и рукояткой. Рука, метнувшая кинжал, обладала недюжинной силой, ибо кинжал, пролетев двадцать локтей, ударил в камень, где должен был находиться центурион, с невероятной силой, отколов куски породы. Во время войны кинжал мог принадлежать кому угодно, территория была враждебна и враг мог скрываться где угодно! Но на кинжале было то, что не оставляло вопросов о его принадлежности. На рукоятке было отчётливо выбито клеймо храма Двуликого Януса…

Кассий быстро спустился со склона к ожидающим его воинам.

– Ничего не заметили, когда спускались? – спросил он ушедших вперёд него воинов.

– Нет. А что? – спросили воины в недоумении.

– За нами была слежка, – ответил Кар и, повернувшись к Рутилию, приказал: – Декан, скачи к центуриям, веди их сюда! Здесь останемся ожидать армию!

Рутилий кивнув, пустил коня в галоп.

Глава 11

Неудавшееся посольство к консулу Регулу прибыло в Карфаген ускоренным маршем. Заранее приготовленные на пути сменные лошади способствовали этому. Весть о возвращении Гиксона и о его неудавшейся попытке заключить мир быстро распространилась по городу. Карфаген охватила тревога, на его улицах и площадях, рынках и пристанях стихийно собирался народ, обсуждая последнюю новость. Узнав о провале переговоров Гиксона, суффеты собрались на заседание. Принц Дидон, ещё с самого начала сомневавшийся в успехе переговоров, взял слово:

– Сограждане, над городом нависло бедствие. Это бедствие может вырасти до колоссальных размеров, истребив население и прекратив существование самого города. Что бы ни случилось, нам не следует опускать руки и прекращать борьбу. Враг силён, но силы его не беспредельны! Чтобы победить в этой борьбе, отстоять наш город, мы должны как можно скорее забыть наше поражение в предыдущей битве! Если мы ставим себя равным противником Рима, то и вести себя должны подобно им! Рим очень часто терпит поражения в битвах, но выигрывает войны! Почему? Потому что сила духа этого народа, собравшего в свою Республику очень много народностей и давшего им права и гражданство, непоколебима! Так и нам нужно – поверить в свою победу! И отбросить все сомнения на этот счёт! – Дидон замолчал, давая Совету время осознать его слова.

– Это хорошие слова! – раздались голоса с разных сторон.

– Вера в победу полдела, – согласились суффеты. – Но кого ты прочишь поставить на пост командующего армией? Неужели наёмника?

– В отсутствие Гамилькара это единственная кандидатура, – утверждал принц. – Я не военачальник, Гамилькон – главнокомандующий флотом! И он нужен на своём посту! Карталон пропускает битву, а может, и всю войну по вашей вине! – При этих словах многие правители города опустили голову. А те, кто совсем недавно гневно бросали обвинения в Баркидов, не решились подать голоса в этот раз.

– Если кто-то хочет взять на себя ответственность за ведение войны, пусть выйдет и выступит! Мы готовы послушать его! Есть такие? – Дидон обвёл взглядом зал Совета.

После этих слов в зале повисла тишина. Никто из присутствующих суффетов не изъявил желания становиться тем, на кого упадёт вся ответственность главенства армии.

– Горожане! – встал молчавший до сих пор Гамилькон. – Я поддерживаю слова принца! В сложившейся обстановке это необходимо сделать! Лакедемонянин Ксантипп опытный воин! Он участвовал во многих сражениях – в Сицилии и в Испании, в Греции и Египте! Не использовать его опыт нерасчётливо! И похоже на безумие. Вы же все прежде всего торговцы! И принимаете своё решение, строго следуя здравому расчёту будущей выгоды! Взвесив все за и против! Поэтому примените этот принцип и здесь, оценив возможности, и примите, наконец, правильное решение согласно своей логике торговцев!

Совет погрузился в раздумье. Через несколько минут председательствующий, видя, что больше по этому вопросу не поступает никаких предложений, поставил предложение принца Дидона на голосование. Почти все члены Совета согласились с кандидатурой лакедемонянина Ксантиппа. Все отряды карфагенской пехоты передавались в его подчинение, как и вся конница и слоны. Гамилькон и Дидон отправились в ставку армии известить об этом самого Ксантиппа. Карфаген, загнанный в угол, решил готовиться к решающей схватке.

Ксантипп, узнав о решении Совета, не выдал никаких эмоций по этому поводу. Он принял известие спокойно, без лишних амбиций, так как был воспитан поведению истинного лакедемонянина. Он сразу захотел осмотреть отряды, которые пойдут с ним в битву. В первую очередь он отправился к коннице и слонам, в казармы холмов Бирсы. Весь следующий день армию комплектовали оружием под руководством Ксантиппа. Форгон, находясь в лагере у города, принимал в лагерь укомплектованные и выдвигающиеся из города части. К вечеру все отряды пехоты собрались в лагере стратега. Ксантипп запланировал выступить с конницей и слонами утром. Авангард войска, состоящий из двух тысяч наёмных греческих гоплитов и двух тысяч лакедемонян, выступил из лагеря ещё вечером, взяв с собой всех пращников Родоса и лучников Крита. Ксантипп торопился занять широкую равнину Тунесса, о которой ему поведал Форгон. Ксантипп внимательно выслушал старого стратега и авангард выступил в поход. Вслед за быстро ушедшим авангардом потянулись отряды «священников». На следующий день, быстро скомплектовав стрелков для слонов вместе с конницей, Ксантипп бросился догонять армию.