Сервилий с надеждой смотрел на консула Республики. Но его ожидания не оправдались. Консул поднял на него свой тяжёлый взгляд.
– Сервилий, я сегодня совершил величайший из своих поступков! Он совершён во славу Рима! Другой на моем месте, конечно же, согласился бы на эти условия, но ради процветания Рима я отказался от своей славы в надежде получить её после окончательного разгрома врага, чтобы никто не мог противостоять главенству Рима в акватории внутреннего моря! Мы добьём врагов, Сервилий!
– Марк, если мы даже осадим Карфаген, ты забыл об армии Баркидов! Они перебросят, если уже не перебросили одну из армий Сицилии! Баркиды – это не Ганноны и, тем более, не Магоны. Это опытные, знающие военное дело люди. Ты видел, как прорвалась их пехота?! Её вёл старый Форгон! А что будет, если ею будет командовать один из Баркидов? Я хорошо знал Клавдия Бура, погибшего под Эрбессом! Знал проконсула Кавдика! Сколько ещё будет смертей, если здесь окажутся Баркиды!
Регул поморщился, мысль о Гамилькаре тоже тревожила его. Но победа была так близка и так манила его славой и почестями, что ему казалось – ничто не устоит перед его порывом к ней!
– Гамилькар не сможет так быстро появиться здесь! Что же касается его брата, то ливийские шпионы, наполнившие Карфаген по моему приказу, уже донесли мне, что его отравили сами пуннийцы, заподозрив в измене! Видишь, Сервилий, этих полугреков лишили разума римские боги! Нам нужно сделать всего лишь два перехода и мы возле самого главного города врага! А ты помнишь, Сервилий, как мы об этом мечтали, сидя там, в лагере Мессины! – засмеялся консул, пытаясь разрядить обстановку. Консул похлопал по плечу трибуна, ободряя его.
Сервилий вышел от консула в смятении… Это было одно из последних проявлений человеческих чувств у консула в свете будущих событий…
К вечеру в ставку стали поступать доклады легатов о готовности к походу всех им вверенных легионов.
Глава 7
Гамилькар был в Лилибее, когда его жена Кларисса родила ему ещё одну дочь. Гамилькар, ожидавший сына, нисколько не расстроился этим и посвятил эти дни своей жене, стараясь заботиться о ней и быть с ней как можно больше времени, отпущенного им самим в условиях цейтнота войны. Семья для Гамилькара была всем. Он мог быть на другом континенте, но если семья находилась с ним, он считал эту землю Родиной. Сейчас такой Родиной для него была Сицилия. Именно здесь родился и подрастал Магон, здесь росли его дочери Саламбо и Отия. Здесь Кларисса подарила ему ещё одну дочь, имя которой она должна была подобрать сама. Гамилькар называл сыновей, а Кларисса дочерей. Таков был уговор между собой. Рождение дочери совпало с победами на Сицилии в войне с Римом и Барка испытывал радость и удовлетворение от передышки в войне в связи с поражениями римских войск на Сицилии, благополучным исходом военной экспедиции в Африке. Там ожидалась полная победа. Римляне осели в своих гарнизонах, не производя никаких вылазок, ожидая скорого мира или полной победы, сохраняя таким образом жизни своих солдат. Гамилькар всё это понимал, но не показывал жене и вида о своих переживаниях по этому поводу. Кларисса же, чувствуя невысказанную тревогу мужа за положение в Карфагене, где разворачивались сейчас основные события кампании, старалась всячески отвлечь его от мыслей и переживаний, которые терзали его долгими ночами, не давая заснуть. Гамилька был очень благодарен ей за это и старался выглядеть счастливым и жизнерадостным. Он вместе с семьёй выходил на прогулки, гуляя по цитрусовым рощам, залитыми яркими солнечными лучами. Забавлялся, играл с детьми, стараясь не вспоминать тревоги и заботы текущего времени. Вместе с ними часто прогуливалась и гречанка Иола, которая ухаживала за Клариссой во время её беременности и теперь помогала ей справляться с домашними делами и детьми. В одну из таких прогулок вместе с семьёй Гамилькара находилась и Иола. Она шла вместе с Клариссой, держа за руку её дочь Саламбо. Кларисса несла новорождённую на руках.
– Скажи, Кларисса, а что чувствует женщина, становясь матерью? – вдруг спросила Иола.
– Иола, становясь матерью, женщина, прежде всего, испытывает радость. Когда носишь ребёнка – это одно чувство, но когда он рождается – это похоже на какое-то чудо. Боги, наделив женщин способностью рожать детей, наделили их и чувством огромной любви к своему ребёнку. Счастье рождения ребёнка невозможно передать словами, Иола! – Кларисса очень любила свою подругу – жрицу и часто разговаривала с ней на очень важные для себя темы. – Это как волшебство! Будто ты раздваиваешься! А когда рождения дитя ждёт с тобой и твой любимый мужчина, это чувство многократно усиливается! Ожидание скорого счастья переполняет тебя! И эти долгие месяцы вынашивания ребёнка проходят тогда намного легче!
– Я слушаю тебя Кларисса и мне становится очень тепло и приятно от твоих слов, как будто я нахожусь рядом с моим Кассием и мы строим общие планы на нашу будущую жизнь! А между тем я даже не знаю, где он сейчас находится! – Иола расстроенно вздохнула. Глаза девушки затуманились печалью.
Кларисса взглянула на взгрустнувшую гречанку.
– А ну-ка, прекрати грустить и думать о плохом, Иола. Твой Кассий произвёл впечатление серьёзного мужчины. Его глаза горели любовью! А когда вы расставались, печаль и отчаяние сквозило в его взгляде, когда лодка отплывала от галеры! Уж поверь мне, я в этом редко ошибаюсь! – Кларисса весело засмеялась. – Где бы он ни находился сейчас, его мысли всегда рядом с тобой!
– Я хочу в это верить, но всё равно сердце находится в постоянной тревоге, – Иола печально улыбнулась.
– Тревога – это наша сегодняшняя постоянная спутница. Идёт война, люди, начавшие её, до конца не понимают её целей. Многих из тех людей нет уже в живых. Но война не прекращается, в неё вступают уже совсем новые, не помнящие подоплёку этой войны, люди. Никто из них не хочет умирать. Но смерть, как невидимый охотник, ежедневно высматривает свою жертву или многие жертвы. Оплакивать погибших нам, женщинам, тревожиться за живых тоже нам! Это наш долг, как долг мужчин защищать Родину! Но самое главное, Иола, нужно думать о хорошем и надеяться на лучшее! Не давать себе впадать в панику, безнадёжность и безысходность. Только надеясь на лучшее, ты заманишь это лучшее из своего сердца в свою судьбу! – Кларисса обняла подругу. – А твой центурион, являясь примером подражания воинской доблести, дал тебе слово и непременно выполнит его! – резюмировала Кларисса.
Иола подняла на неё благодарный взгляд.
– Спасибо, Кларисса! Ты всегда найдёшь слова, которые успокаивают моё сердце! – Иола благодарно прижалась к Клариссе.
– Что ты, Иола! Это ты меня поддерживаешь в эти трудные времена моей жизни! – Кларисса и Иола, перед этим прослезившись от растрогавших их чувств и несдерживаемых женских эмоций, засмеялись.
В это время Гамилькар обучал сына Магона искусству обращения с пращей.
– Самое главное, Магон, нужно сделать хороший замах и пустить ремень тогда, когда тело совершит поворот корпусом за бросающей рукой, – назидал Гамилькар, – тогда получится самый дальний и сильный бросок!
Маленький Магон выполнил все подсказки отца и его бросок получился довольно дальним для его возраста.
– Молодец! – с удовлетворением сказал отец. – Когда научимся кидать далеко, поработаем над точностью!
– А когда я вырасту, ещё война будет? – спросил Магон.
Гамилькар пристально посмотрел на сына. Его мысли устремились к родному Карфагену, он прогнал их и произнёс:
– Лучше бы их не было совсем! Но человек так устроен, что стремится обладать даже тем, что ему совсем не нужно или ещё долго не пригодится! Жажда обладания этим, а также чужими ценностями и землями, заставляет его порабощать чужую свободу и жизнь!
– А что это такое, чем они хотят обладать? – не унимался Магон.
– Ну, у каждого это своё. У кого-то золото, у кого-то власть, у кого рабы! Но самое страшное, когда у кого-то всё перечисленное переплетается ещё и с завистью. Тогда война неизбежна, – со вздохом ответил Гамилькар.
