– Это всё так, как ты говоришь, Тит! – серьёзно согласился Септемий. – Это совсем не смешная тема! Регул болен тщеславием и чем ближе Африка, тем сильнее пожар этого чувства в его груди!
– Но налетевшая буря всё равно не даст нам выполнить быстрее то, о чём мы с вами говорим! Но вы правы насчёт консула Регула, мне тоже внушает тревогу его стремление выделиться любым способом! – согласился со всеми Котта.
– Это время вообще очень благоприятно для плаваний, и налетевшая буря явление очень редкое. Будто предупреждение кому-то, – Тит произнёс это без тени улыбки.
– Чем нас встретит Африка, неизвестно, но на войне лучше думать о долге, чем о предзнаменованиях! Не мне напоминать тебе об этом, Тит! Мы знаем друг друга очень давно и свой долг исполним до конца! А вот наш друг Сервилий стал отцом и это событие наполняет сердце великой радостью! Ведь отцовство – это такое счастье! – отвлёк друзей от забот войны Септемий.
Тит согласно улыбнулся Септемию. Он знал, как в своё время Септемий ждал рождения ребёнка, от своей молодой жены. В каком счастливом состоянии находился он! Но как всё рухнуло в одночасье… Смерть жены и ребёнка, а потом ещё и отца.
– Да, кстати, из отпуска вернулся центурион Кассий Кар, – вспомнил Бабрука, – он хотел встретиться с тобой, чтобы что-то передать тебе на словах от Гая Селинатора.
– Вот неожиданность. Хорошо, я найду его после нашего дружеского обеда, – ответил Септемий.
Они вошли в палатку легатов. Туда же стали сходиться приглашённые на обед другие легаты и трибуны. Обед продолжался более двух часов…
…После обеда Септемий, выйдя из палатки легатов, спросил у дежурившего у палатки декана, где расположение первой когорты легиона. Получив ответ, он прошёл в ту часть расположения лагеря легиона, какую указал декан. Септемий ещё издали увидел Кассия, говорившего что-то перед строем когорты, и направился к нему. Центурион, увидев приближающего квестора армии, пошёл ему навстречу. Они дружески поприветствовали друг друга и Кассий предложил отойти для разговора в сторону. Они отошли к границе лагеря и Кассий передал как можно подробней весь монолог, услышанный в таверне Остии. Услышав, от чего умер его отец, Септемий испытал потрясение. Хотя он давно хотел докопаться до истинных причин смерти отца, но чтобы эта информация вскрылась вот так неожиданно – готов не был. Он долго молчал, обдумывая услышанное, потом сказал:
– Спасибо, Кассий, ты многое успел за свой отпуск. Значит, они стремятся завладеть Астартой, вернее, всеми её частями! Вот в чём причина всей этой войны. Отец случайно узнал о причине поездки Катона в Египет и это стоило ему жизни! Теперь они грозятся убрать с дороги всех, кто как-то им мешает. Ну что же, пусть попробуют. Эх, взглянуть бы мне в лицо этого советника! – Септемий зло прищурился. – Кассий, храни молчание обо всём, что слышал, до поры. Береги себя. Раз они следят за мной, наши встречи для них не тайна. Жаль, что мы не знаем, куда направились арканиты во главе с советником. Но если они в армии, я об этом узнаю от Регула. Они думают, что держат его за ниточки и управляют им. Но это далеко не так. Регул сам ведёт свою игру и не доверяет им. Но всё это очень шатко! Регул в любое время может склониться в ту или другую сторону. И доверять его сегодняшнему настрою нельзя! Арканиты ещё в этом убедятся. Но если они снова объявили охоту за семьёй Гамилькара, то мы здесь бессильны. Остаётся надеяться, что Гамилькар сам справится с этой угрозой, как справлялся с ней раньше! Кстати, ты видел часть Астарты на нём, Кассий? Можешь мне довериться, я не охочусь за Астартой и, более того, удалил бы, если бы смог, все её части из храма Януса.
Кассий задумался, потом произнёс:
– Одна находится у советника, он сам об этом сказал. Она нужна ему для того, чтобы почувствовать другую часть, когда она находится рядом. – Кассий снова замолчал, задумавшись, но, приняв решение, продолжил: – А что касается части самого Гамилькара, то, наверно, вот она.
С этими словами Кар отогнул край хитона, на кожаном ремне, висевшем на его шее, был закреплён кожаный чехол в виде круглого мешочка. Кассий выдвинул из него золотую пластину, напоминающую фибулу. Септемий всмотрелся в золотую дольку. На ней явно проступали какие-то надписи на незнакомом, таинственном языке. Показав предмет, о котором задал вопрос Септемий, Кар убрал его обратно, скрыв его снова под хитоном.
Септемий стоял, полностью выбитый из своего обычного спокойного, уравновешенного состояния. Похожие чувства он испытывал после демонстрации Катоном живого бога в подвале храма Януса. Его взволнованность сказалась и на его речи:
– …Как, как он у тебя оказался?
Кассий, оправив хитон и экипировку центуриона, ответил:
– Гамилькар сам повесил мне его на шею, когда прощался со мной. Я тогда не понял и половины его слов, которые он сказал мне! Но его фраза «О многом догадаешься сам!» становится понятной для меня! Когда он надел её мне на шею, он сказал, что этот амулет поможет мне выжить в предстоящей войне и как-то попасть обратно к нему. Как это произойдёт, я не знаю. Но думаю, что, отдав амулет мне, тем самым он хотел показать, что победу этот амулет не приносит, победу приносит только храбрость!
– Ты не боялся, что её мог обнаружить на корабле советник? Ведь как ты сказал, он мог её почувствовать!
– Я специально старался вести себя естественно, да и советник почему-то так и не вспомнил меня. Видно, сама Астарта сбивала его.
– Да! – Септемий наконец-то овладел собой. – Со мной не было такого потрясения со дня демонстрации самого бога, который, не выходя из дурманящего тумана там, оказался братом Катона в нашем общем расследовании! – Септемий положил руку на плечо Кассия. – Храни её, Кассий. Я тебе даю слово, что тайна, которую ты решил доверить мне, останется во мне, что бы ни случилось! Теперь мы отправляемся на войну, которую не мы начали, но должны быть её колёсиками! Это война не по сердцу ни мне, ни тебе, ни многим уважаемым людям Рима! Но правильно сказал Гамилькар, у нас есть воинский долг, который мы должны исполнить. Это уже находится выше нашей воли, это престиж Родины! Поэтому будь осторожен, Кассий, надеюсь, ещё встретимся!
С этими словами они простились и каждый отправился исполнять свой долг на дороге, имя которой Война. Для кого-то протяжённость этой дороги может оказаться очень короткой, для кого-то длинней, всё это ещё неизвестно.
Глава 50
Аппий Кавдик пребывал в прескверном настроении. Удача, позволившая ему сначала надеяться на свою благосклонность, вдруг повернулась рпять спиной и отдалилась на неопределённое расстояние. Все победы проконсула над пуннийцами, коих он добился прежде, бумерангом возвращались с обратным эффектом. Сражение за Акрагант теперь, после появления новой армии Гамилькара, становилось невыполнимой задачей. На военном совете все легаты высказались за отступление к Эрбессу. Они все в один голос говорили о плохом моральном духе легионов после неудачного штурма города. Легион «Италика», понёсший большие потери, и утраченная осадная техника, которую при отступлении пришлось бросить, – всё это вместе было объективными причинами отступления. Остатки сиракузской пехоты ушли к своему городу, вслед вперёд ускакавшей конницы. Поэтому мнение легатов было едино – отступление. Аппий понимал правильность их мнения, но ускользнувшая из рук победа и личные амбиции заставляли испытывать муки несбыточных надежд и разочарований. В своё время, когда судьба благоволила к нему, он мог войти в историю победителем, прими он после его побед разумное решение сложить полномочия командующего армии. Но хотелось большего и Кавдик остался. Мысли об этом просчёте не давали покоя проконсулу. Он тогда без труда победил пуннийцев под Мессиной. К тому же пуннийцы подхватили чуму и их армия растаяла, поражённая страшной болезнью. Кавдик двинулся вглубь Сицилии и отбросил вторую армию, прибывшую на помощь первой. Половина Сицилии оказалась под влиянием Кавдика. Но Кавдик, не ограничившийся этим успехом, осадил Акрагант. Город имел очень выгодную географическую точку. К тому же это была крепость и, захватив её, можно было контролировать всю южною Сицилию. Но здесь прибыл Гамилькар. Этот молодой пунниец сковал все действия Рима. Он появлялся в различных местах и выдавливал оттуда римлян. Война приобрела затяжной, позиционный характер. А удача совсем покинула Аппия.