Манлий знал. Галлы были самыми древними врагами Рима. Много веков они наводили страх на Италию, облагая данью народы Италии. Объединение галлов говорило само за себя. Галлы готовятся к походу.
– Хорошо. Передай ему моё согласие. Я сделаю всё, чтобы не задерживать отплытие. Хотя по мне – и не надо никакой экспедиции. У нас есть много врагов пострашней Карфагена!
От внимания Септемия не ускользнула мысль Манлия и он спросил:
– Ты считаешь войну затянувшейся?
– Я избран народом и обязан исполнять политику Республики. Но не понимаю выгоды Республики в Африке! Там нет плодородных полей, как в Египте, но Египет наш друг. И Карфаген был другом, когда слоны Пирра оглашали своим боевым рёвом поля Италии. И вдруг всё переменилось в одночасье.
– Похожее суждение я слышал в Риме от проконсула Гая Селинатора, – заметил Септемий, – он сетует, что Сенат принял сторону Катона.
– Этого безумца Катона! – уточнил Луций. – Значит, старый Гай так же мудр, как и прежде. Жаль, что с нашим поколением, Септемий, из Рима уходят здравые политики Республики! А такие шарлатаны, как Катон, будут туманить народу мозги исключительностью нашего города, который, по их мнению, выбран богами для возвышения над всем миром. Бред сумасшедшего! Всё это лопнет, как чрезмерный, раздутый мыльный пузырь! Я тебе расскажу, Септемий, но пусть это останется между нами. Твой характер закален воспитанием, данным тебе твоим отцом, а он был настоящим патриотом Рима! Так вот, – продолжал Луций, – я стар, Септемий, но в людях я разбираюсь намного лучше Регула. Этого безумца и хвастуна, который ведёт свою игру, подыгрывая Катону ровно столько, сколько это будет ему нужно. Но мы отклонились от темы, – Луций помолчал, собираясь с мыслями. – Когда-то я принимал участие в работе посольства в Карфагене, это было около сорока лет назад. Я видел их город и был поражён красотой и величием их архитектуры, изящных улиц, храмов и просто построек! Обилие храмов стоит у меня перед глазами и поныне! Это город торговцев, Септемий! Он строился как город торговли и принимал в свою общину все народы, занимающиеся этим ремеслом. С самого начала он был небольшим финикийским городом. Но по мере развития торговли и строительства дорог вокруг него он превращался в центр торговли! После наплыва в него разных народов он прирастал новыми городскими кварталами: греческим, ливийским, нуммидийским. Там же строились храмы различных пантеонов богов других народов. Правление осуществлялось по республиканскому принципу – Совет суффетов, Совет тысячи одного, Совет магнатов. Люди там живут ремёслами и торговлей. Не разбоем, как галлы, а торговлей. Там до сих пор не построили защитных стен, несмотря на то, что ливийские вожди, завидуя могуществу Карфагена, мечтают предать его огню. Говорят, что сейчас они их строят, и это правда. То же самое сделали бы и я, и ты, Септемий, зная, что на тебя готовится нападение. Но тогда в посольстве находился отец нынешнего Марка – Порций Катон. Человек, имеющий одновременно много хороших и много плохих качеств. Он слыл знатоком философии и, как приверженец философии, должен был быть противником бесчеловечных войн. Но одновременно в нём жил человек, считающий себя какой-то исключительной личностью. А такие люди рано или поздно становятся фанатами какой-либо одной идеей. Такой идеей стала у него идея возвышения Рима. Находясь в Карфагене, он всё пытался выторговать у жрецов Священной Касты какую-то вещицу, очень нужную, по его мнению, в Риме. Но натолкнулся на таких же фанатиков, которые живут в Карфагене с такой же безумной мыслью. Порций был страшно увлечён этой идеей и вот она рухнула! Гнев затмил разум Катона, и с тех пор род Катонов ярый враг города торговли. А сын его, став понтификом ордена храма Двуликого Януса, совсем взбесился, встав на защиту пиратов Мессины! Когда мы уезжали из Карфагена, на пирсе Крама я имел беседу с отцом нынешнего нашего врага Гамилькара. Он вышел проводить нас, будучи суффетом, и так получилось, заговорил со мной. Из той беседы я понял, что этому городу не нужно ни мировое господство, ни война! Как у любой республики, у Карфагена есть границы, которые он защищает, но тяга к завоеваниям у них отсутствует. По простой причине – с кем же они будут торговать, если у них будет много врагов. Но с тех пор Катоны и им подобные только и живут мыслью о сокрушении Карфагена! Хотя сам Карфаген в своё время был рад возвышению города Ромула и даже содействовал этому! Видя это как противодействие имперской политике греческих полисов по заселению Италии и Сицилии, он помогал нам всеми средствами и, даже, вступил в войну с Пирром. Но политика меняется с уходом старых сенаторов и возвышением новых. Теперь мы забываем своих старых врагов и заводим новых! Всё это плохо кончится для Римской республики. Республика не может быть бесконечно огромной, расширяясь до имперских пределов! Это кончится так же, как в Вавилоне, Ниневии, Персеполе! Септемий, ты и подобные тебе молодые сенаторы должны поменять приоритеты Республики, заменив символы – разящий меч на непробиваемый щит! Только с такой политикой можно двигаться к возможности расширения Отечества, приняв в своё политическое пространство соседствующие с нами народы! Именно так хотел двигаться твой отец, этого взгляда придерживались и мы с Гаем Селинатором. Но вынуждены вести армию в тревожную неизвестность…
В это время принесли завтрак. Луций молча пригласил квестора присоединиться к трапезе. Септемий обдумывал услышанное, когда вместе с консулом принялся утолятьутренний голод…
– Скажи, Септемий, – спросил вдруг молчавший какое-то время Луций, – что ты знаешь о кончине своего отца? – Луций посмотрел на Бибула, пригубив вина, и продолжил: – Ты ведь, кажется, был тогда в Самнии?
– Очень немного. Мне сказали, он заболел вечером, болезнь сломала его организм очень быстро – за два дня!
– Вот именно! Очень быстро! Вот что меня настораживает. Я, например, точно знаю, что накануне он был в храме Двуликого Януса! Он там беседовал с понтификом. – Луций закрыл глаза, припоминая подробности. – Он говорил, что понтифик использовал свою поездку в Египет не по назначению и дурачит Сенат обещаниями о поставке египетского хлеба и сукна, которого у нас в Республике достаточно своего. Твой отец сказал, что потребует отчёт от понтифика, а если не получит его, вызовет того в Сенат! А на заседании Сената на следующий день ему вдруг стало плохо и его унесли прямо из зала.
Септемий, услышав этот рассказ, замер от оцепенения. Он услышал ту информацию, которую искал давно и безуспешно! Он не верил никогда, что отец, будучи очень крепким, вдруг сдался болезни за поразительно короткий срок. И вот теперь ему удалось услышать подтверждение своим догадкам от человека, которого он знал только понаслышке, но оказавшегося человеком с похожими взглядами на сложившуюся ситуацию в Республике. Более того, человек этот вызывал к себе огромное доверие. Но открывался он не для всех, предпочитая быть всегда в тени! «Если такие люди, как Луций Манлий Вульсон, открывают своё сердце, значит, действительно в Республике происходят негативные, тревожные процессы, – подумал он. – Отец наверняка знал об истинной миссии Катона в Египет и искал ответы на свои вопросы, как я сейчас! Но Катон не обмолвился об этом ни словом!»
– Луций, откуда ты знаешь о посещении храма моим отцом? И насколько эта информация точна? – с горечью в голосе спросил Септемий.
– В тот вечер я был в гостях у Сульпиния Долабеллы, когда его привратник доложил о приходе Публия Бибула. Он вошёл и спросил Сульпиния, который был в Египте в составе той делегации, что он знает о работе Катона в том посольстве, кроме общеизвестных в Сенате. Долабелла отвечал, что Катон вообще не участвовал в работе посольства. Понтифик был там больше с частным визитом, чем с визитом, уполномоченным Республикой. Также Долабелла отметил необычайное оживление понтифика, особенно в конце работы посольства. Мы спросили Публия о причине возникшей озабоченности и внезапном интересе по поводу египетского вояжа Катона. Публий, подумав, ответил, что последнее время Катон проявляет неприкрытую заинтересованность к политике Сената Республики. Твой отец знал намного больше, мы это видели, но нам рассказать об этом пока не хотел. Видимо, у него были свои информаторы по этому вопросу, иначе как бы он заинтересовался поездкой Катона. Он знал много, но не всё! Мы спросили его, что теперь он собирается делать с информацией, полученной от Долабеллы. Публий засмеялся и произнёс, что отнесёт её по адресату в храм Януса, куда он отправляется сейчас же, чтобы пригласить понтифика на заседание Сената. Вот всё, что я знаю! Но когда вдруг здоровый человек скоропостижно умирает, это всегда вызывает вопросы и догадки. Я знаю ещё несколько таких же внезапных смертей, настигших сенаторов. И везде, в той или иной форме, в непосредственной близости к этим смертям возникает силуэт храма верховного понтифика. Отправляясь сюда, в Сицилиию, я тоже получил приглашение Катона на посещение храма для беседы, но проигнорировал его, сославшись на занятость. – Луций замолчал.
