Гиксон замолчал на время, стараясь дать римской стороне возможность обдумать его слова.

– Мы готовы также пойти на уступки в Сицилии, ибо мир с Республикой сейчас для нас есть самая важная цель!.. – продолжал Гиксон.

– Что, иссякла энергия сопротивляться судьбе? – прервал его Регул. – Рим в моем лице приветствует вашу делегацию и находится в недоумении, что вас так долго задерживало? Мы истребили почти два десятка тысяч ваших воинов, больше десятка слонов и ждали вас раньше! Теперь же нас уже не интересует ваша задержка. – Регул специально говорил загадками, производя впечатление сразу на две стороны: на пуннийцев и на ливийцев. Речь его была высокомерна и полна раздражения. – Вы думаете, что, прибыв сюда, станете долгожданными гостями? А кто вернёт жизни убитых воинов? – Голос Регула обрёл властный тон.– Но я, будучи верховной властью Римской республики, готов выслушать ваши предложения и посулы и принять решение согласно своему статусу!

Регул принял позу победителя, его речь заставила Гиксона отклониться от заранее приготовленного выступления. Гиксон, обдумав слова консула, ответил:

– Карфаген не преследует в этом прошении мира никаких выгод. Мы готовы идти на уступки без компромиссов. Всё, что Рим не смог завоевать силой оружия в Сицилии, достанется ему по мирному договору между нами! – Гиксон говорил спокойно, делая паузы в нужных местах.

– Вы ещё смеете напоминать нам о наших поражениях в Сицилии?! – Регул избавился от всякого дипломатического тона, говоря с посольством Гиксона как хозяин с рабом. – У меня достаточно сил и возможностей сжечь ваш город и забрать всё, а не то, что вы мне предлагаете в надежде о мире! Я, представитель верховной власти Рима, консул города, который должен управлять такими городами, как ваш. Мой долг возвышать Рим и его народ, выбрав меня консулом, ждёт от меня всего, что можно завоевать силой оружия.

Лицо Регула выражало бурю эмоций. Все присутствующие военачальники римской армии смотрели на него с каким-то недоумением – предложение Карфагена, с их точки зрения, было более чем подходящим!

Гиксон же, выслушав речь консула с невероятным спокойствием, ответил:

– Я не вижу здесь другого консула Республики и поэтому мне трудно судить о надеждах римского народа! – При этих словах лицо Регула побагровело. Гиксон продолжал: – Но я хочу заметить, что Карфаген не сломлен, улицы и гавани его находятся в своём обычном состоянии, народ живет своей обычной жизнью. И поэтому нам непонятны твои угрозы, консул. В противовес твоей речи наш Совет предлагает тебе мир, который возвеличит тебя как политического деятеля! Ты привезёшь в свой город мир, итоги которого превосходят итоги многих военных кампаний. Ты добьёшься миром того, чего другие не смогли завоевать силой оружия, совершая простые переговоры и сберегая человеческие жизни! Не это ли является главным критерием действий для успешного, здравомыслящего политика? «И волки сыты и овцы целы», – говорят в народе! – Гиксон выглядел спокойным и от этого очень убедительным, его речь, проникнутая здравым смыслом, пришлась по душе всем римским военачальникам, присутствующим подле консула. Они стали переговариваться между собой и кивать головами в знак согласия с послом Карфагена.

Регул, заметив это, взбесился ещё больше. Напоминание об отсутствующем консуле Луции Манлии Вульсоне задело его ещё больше, и он взорвался, произнеся длинную речь:

– Если вы хотите вести переговоры с Вульсоном, то что вам надо здесь, в моем лагере? Отправляйтесь в Клупею! Но и здесь вы опоздали. Консул Манлий вызван в Италию и сможет вас принять только в Сенате! Но боюсь, что, пока вы доберётесь до Италии, Карфаген уже будет лежать в руинах! Если же вы хотите добиться мира, ведя переговоры со мной, то я могу озвучить условия, которые действительно возвеличат меня как римского деятеля и впишут моё имя в историю Рима. Во-первых: Карфаген больше не должен иметь ни с кем никаких договоров без нашего на то согласия! Во-вторых: весь флот передаётся Республике, но если говорить точнее – мне! Далее, я могу забрать в вашем городе всё, что пожелаю! В городе остаётся мой наместник и гарнизон! Ко всему прочему, я наберу из ваших семейств четыреста заложников, преимущественно детского возраста, и они уедут в Рим! Если вы не согласны на эти условия или они вам кажутся слишком тяжёлыми, мои легионы будут в Карфагене уже через неделю! Вся Ливия подчинилась мне с первого моего появления в Тунессе! Один только ваш город стоит на пути моей славы, – глаза Регула горели возбуждением, жестикуляция достигла своего апогея. Он взмахнул рукой, заканчивая свою речь. – Я повергну город-соперник в пыль и именно тогда моё имя войдёт в историю!

Тишина повисла в зале… Все присутствующие стали переглядываться. Сервилий Котта, стоя рядом с легатами, произнёс:

– Мы присутствуем с вами при рождении новой концепции в истории, когда высший магистрат Республики диктует свои условия не только врагу, но и своей же Родине! Теперь до меня дошли опасения Септемия Бибула, когда он, узнав об отзыве Вульсона в Италию, сказал: «Война приобретёт более ожесточённый характер!» Я тогда не понял его, а сейчас мне стал понятен смысл сказанных слов! Похоже, мы все приравниваемся Регулом к разряду мяса для сражений во имя его славы и почёта! Такие условия, что произнёс наш так называемый консул, не примет ни один даже сумасшедший человек!

Легаты переглянулись. Суждения Сервилия были вхожи в их сердца, будущее кампании опять стало заволакиваться туманом тревоги…

…Гиксон, прослушав речь консула, произнёс:

– Эти условия годятся для поверженного, растоптанного войсками врага города. Мы же являемся не побеждённой стороной, а всего лишь просящей мира на выгодных условиях только для вашей стороны! Но мудрость не живёт в твоей ставке, консул! Очень жаль! Люди теперь снова будут вынуждены убивать друг друга. Мы сделаем всё, что можем, при защите нашего города! Я передам Совету твои слова! Но заранее знаю его ответ: мы будем готовиться к сражению, консул!

Гиксон повернулся к выходу. За ним последовала вся делегация.

После выхода делегации Карфагена в ставке на некоторое время повисла тишина. Все, включая консула, задумались. Надежда на скорый мир рассеялась, избежав материализации! Воинственные настроения одного человека развеяли её, не оставив даже следа! Если даже в ставке и присутствовали люди, придерживающееся идеи продолжения войны, то после предложения Карфагена у них не оставалось повода оставаться на своей позиции! Война двух городов у них на глазах превращалась в войну на уничтожение, которая по накалу борьбы и способам её ведения не сулила никому ничего хорошего, ни одной из сторон! Тень новых сражений легла на лица всех присутствующих.

Регул обвел взглядом свою ставку. Он понимал, что такие условия мира пуннийцы не предлагали ни одному военачальнику Рима, но головокружение от собственной исключительности на время затмило его разум, а разыгравшиеся политические аппетиты и жажда ещё большей славы привели его к столь абсурдным требованиям, которым были подвергнуты в своё время поверженная Капуя и другие завоёванные города Италии! Но дело сделано и Регул со свойственной ему решительностью распорядился:

– Легаты, приготовьте вверенные вам легионы к походу! Под Адисом оставим небольшие силы для продолжения осады! Берём с собой средние машины! Обозы не ждём и не растягиваемся! О готовности доложить! Всё ясно? Выполнять!

Все разошлись выполнять приказ консула. К Регулу подошёл Сервилий Котта:

– Марк, мне кажется, ты сегодня совершил свою самую главную ошибку в жизни! Мир был так близок! И плоды войны, за которые так бились многие легионы в Сицилии, сами просились в твои руки и руки Республики! Но ты проявил какую-то несдержанность и излишнюю требовательность! Я или не понимаю чего-то, или, ещё хуже, не знаю! В последнем случае означает, что меня используют как инструмент в какой-то закулисной игре! Но твой поступок явно с чем-то связан! Во имя Юпитера, если это связано с твоей неуёмней гордыней, то прошу тебя – перемени своё решение! Этим ты спасёшь тысячи римских жизней!