Значит команду ждет довольно печальная участь. Сменить внешность да растворится в каком-то из окраинных миров. И то это в лучшем случае. А в худшем их… Нас возьмут за жабры, поставят к стенке и пустят пулю в башку. Бермут-то выкрутится, думаю. С той кучей денег, к которой у него есть доступ. Подмажет кого-то из политиков на Деймоне или каком-то другом центральном мире, купит себе новые документы, и будет жить припеваючи дальше. А его старую личность повесят на кого-то из нас и после короткого военного трибунала застрелят. Странно только одно — что он не сделал так до сих пор. Возможно, надеется сорвать еще больший куш, чтоб хватило на тысячу лет? А может и сам хочет в политику. Делать ту самую революцию с помощью денег, которые добудет ему команда. Да, мирную революцию, вот только средства, на которые он собирается воротить эти дела, будут заляпаны кровью. Кровью вот этих ребят, которые пытаются спасти жизни своих товарищей. Кровью тех, кто остался наверху. Кровью тех, кто слепо за ним следует. Некоторые уже заплатили, просто потому, что начали задавать неудобные вопросы. Думаю, ему не составит никакого труда собрать подобную плату и с остальных. По крайней мере, угрызения совести одноглазого мучать точно не будут.

— Босс, мы приехали, — раздался в ушах голос Селласа, — и должен сказать, выглядит это хреново. Очень хреново.

— Разорви меня ваккуум, — тихо пробормотал инженер, — это так стимуляторы действуют или вы видите ту же херню, что и я?

— Похоже, на нас всех они действуют одинаково, — ошарашенно сказал Эдрих. — Шеф, гляньте через камеры первой машины! Оно того стоит!

Оно действительно стоило. На гладкой, слегка поблескивающей в оранжевых солнечных лучах, обшивке корабля вспухла целая россыпь небольших черных шариков. Некоторые из них то и дело закрывались, затем открывались вновь. И все, как один, смотрели на нас. Это были глаза.

— Не понял… Они что, выросли прямо из обшивки? Из металла? — спросил Рам. — Как такое вообще возможно?

— Понятия не имею, — коротко бросил я, наводя на один из шариков игломет первой машины. — Но, думаю, кое-что надо проверить.

Раздался тихий гул, и в следующий миг шарик лопнул, разбрызгивая вокруг себя темную жидкость. Несколько мгновений ничего не происходило. Только остальные «глаза» переглядывались друг с другом и то закрывались, то открывались. А потом появился он. Тихий, едва различимый писк. Он шел, казалось бы, ото всюду. От стальных стен броневика, скафандров парней, моего собственного костюма. Шел, постепенно становясь громче, ввинчиваясь острыми буравчиками в виски. Мысли начали путаться. Картинка перед глазами потеряла четкость и поплыла, потихоньку заваливаясь куда-то на бок.

— Голова… Оно у меня в голове, — прохрипел Рам. — Не могу… Не могу сопротивляться… Сара? Сара, как ты тут оказала…

— Сержант! Сержант, подьем! — картинка перед глазами прояснилась. Броневика больше не было. Впереди расстилалось серое каменное ущелье, утопающее в густой темноте сумерек.

— Сержант, по датчикам костюма у вас все в полном порядке! Поднимайтесь, нам надо закончить патрулирование до рассвета, если хотим получить потом сутки отдыха.

Голос был до боли знакомый. И принадлежал он капралу Бурову, погибшему на Эниде-7 несколько месяцев назад. Чья-то рука схватила мою и с силой дернула вверх, помогая встать.

— Сержант, доложитесь! — прозвучал в ушах голос лейтенанта. — Доложитесь! Что у вас? Почему упали?

— Перебой в системе снабжения гравидвижков, — коротко отрапортовал я, проверяя систему. — Сейчас все вроде в порядке.

— Это не дело, сержант, — сказал командир нашего патруля по закрытому каналу связи. Видимо не хотел подрывать мой авторитет перед подчиненными. — Как только прибудем на базу — немедленно пройдите техобслуживание. Еще один подобный косяк в патруле, и мне придется подать на вас жалобу вышестоящему начальству. Что за этим последует, думаю, объяснять не стоит.

— Да, будет сделано, — коротко ответил я, переводя систему на питание от запасного аккумулятора. Видимо проводка, ведущая к основному, дала сбой. Или еще чего. Техники на базе посмотрят, подлатают. Зараза, а ведь наверняка все из-за той стычки на Эниде-6. Костюмчику тогда знатно досталось. Все спинные сервомоторы пустили под замену. А эту поломку, видимо, не исправили. Но тут лейтенант прав — мой косяк.

— Мда-а, что-то в последнее время Братство довольно тихо сидит, — начал треп в общем эфире Зелинский. — Знатно мы им, видать, хвост поприжали на шестой Эниде.

— Неудивительно. Они там два крейсера ударных потеряли. Такую потерю при стабильно работающих верфях им придется восполнять несколько лет. Вот только стабильно работать мы им не дадим, — ответил ему Буров, закидывая винтовку за спину. Нападения сейчас можно было не опасаться. На этом булыжнике только мы и Братство, а последним попросту незачем соваться в этот пустынный квадрат.

— Ну и чем займешься, когда война закончится? — хмыкнул Керский.

— А Дагор его знает, — махнул рукой капрал. — Наверное, полечу на одну из этих курортных лун, нервы лечить. Там девочки, говорят, просто огонь. То ли из-за хренового притяжения у них такие формы получаются, то ли вставляют они себе их…

— А, так вот почему стены твоей каюты при просвечивании ультрафиалетом похожи на шедевры авангардного искусства, — хмыкнул Зелинский.

— Да заткнись ты! Сам чем займешься, как государство с тебя слезет?

— А хрен его знает. Я же пробирочный. Ни родственников, ни знакомых, да и интересов особых пока не было.

— Знаешь, — задумчиво протянул капрал, — я тебе даже завидую. Начать жизнь вот так вот, с чистого листа, и ни о чем при этом не парится, ведь все за тебя оплатит государство.

— За тебя оно как будто не оплатит, — хмыкнул Зелинский, запрыгивая на броню лениво плетущегося по ущелью «Марка».

— Оплатит. Но это все равно не то… Слушай, ну раз ты все равно после войны ничем не занят, айда на луны Эсны вместе! Отдохнем, оттянемся, а заодно определишься с тем, что хочешь делать дальше.

— До следующей войны?

— Ну, надеюсь, она случится не в ближайшем столетии.

— Да вот я что-то сомневаюсь, — задумчиво протянул Зелинский. — В прошлый раз беломордые, несмотря на всю свою фанатичную чокнутость, нас не добили. Уверен, что мы в этот раз загоним их в каменный век? Или они так же, как и мы, оклемаются и решат взять реванш? Нет, брат, тут определенно кому-то выгодна вся эта заваруха, так что она будет разгораться снова, и снова, и снова. С определенной периодичностью. Думаю, кто-то из политиков хороший куш имеет со всего этого.

— Ну вот, и как после этого верить в светлое и доброе человечество, после того как ты поляну изгадил! — хмыкнул Буров, запрыгивая вслед за ним на броню.

— А вы, парни, верьте в бабло, — встрял в разговор Керский. — Оно, как говаривал мой отец, однажды победит зло. А еще поменьше трещите о подобных догадках. За такое, знаете ли, можно и к стенке встать.

— Он прав, — сказал лейтенант, — лучше бы вам, парни, о подобных мыслях не особо распространяться. Будь на моем месте сейчас другой — эти слова попали бы в рапорт и вас самих выперли бы из армии как неблагонадежных. Естественно, ни о каких пенсиях и выходных пособиях речи идти не будет. Но у нас сейчас магнитные возмущения в атмосфере, которые накладывают помехи на записывающие устройства, так что сделаем вид, что вы ничего не говорили, а я ничего не слышал.

— Так точно! — ответили они в один голос. И мир снова погрузился в тишину. Было в ней что-то неправильное. Неестественное. Будто затишье перед большой огненной бурей, которая должна вот-вот разразиться. Как только мы дойдем до той развилки… Развилки… Стоп… Это уже было. Все это. И это неправильно. Так не должно…

Голову вдруг пронзила острая нестерпимая боль. Она впилась буравчиками в виски и начала медленно, но верно, прогрызать себе путь внутрь моей черепушки. Перед глазами снова все поплыло.