– Слушай, Сань! А ведь тут и половины информации нет по родственникам! Как они работали-то?

– А никак не работали! – ухмыльнулся Сашка, – Если честно, я бы по этим Гаргаевым тоже так же работал. У них цель какая была? Найти родственников этих бизнесменов-вуманов, или отыскать убийц братьев? Во! То-то и оно! Поэтому родных они не искали и не трогали. Чего душу-то людям травить? Разве что прийти и покаяться: «Простите, люди добрые! Но злобных убивцев тех упырей, которые ваших родных в могилу или в яму свели, мы не нашли и найти не можем! Простите, если можете!»… И что? Ну, нальют им чайку, ну, стакан накатят, могут денег приплатить, чтоб особливо не старались… Ты-то сам, как думаешь?

Положа руку на сердце, я думал приблизительно так же, как Сашка. Ну, убрал кто-то двух ублюдков, ну, стало в городе на две преступные рожи меньше… И что?

– А как же, это… честь профессиональная?..

– Че-есть? – задумчиво поскрёб в затылке Санька, – А тут, милый ты мой друг Сергеев, неизвестно, что честнее…

– Так! Саня! Давай в сторону эти все эмоции-сантименты!.. Нас Гаргаевы интересуют постольку, поскольку их убийца замочил нашего фигуранта. И труп Куприянова висит на нас, конкретно – на мне, а не на петроградском отделе. И дело Гаргаевых мы подняли только по той причине, что стрелок и в том, и в другом случае – один и тот же. Это, Саня, к бабке не ходи!

– А ты знаешь, Серёга, по большому счёту, мне этот Куприянов тоже не особо нравится…

– О как! Это значит, вот как мы заговорили! Это значит, Саня, что мы теперь будем действовать вот по какому сценарию: это труп хреновый. То есть, труп-то он нормальный, а вот человеком он был паскудным. Хреновенький он был человечишка. И по этой самой причине, мы тут ни фига ночами сидеть не будем. И убийцу его ловить тоже не будем. Потому как сделал он хорошее, благородное дело: мир от очередной мрази избавил. А то, что за этой мразью потянулись ещё два ни в чём неповинных трупа – это уже за рамками нашего с тобой расследования. И член с ним! Так, что ли?!

Сашка отвернулся к окну. Там уже было совсем светло. Всё-таки, белые ночи ещё не совсем покинули наш город, давали о себе знать. Уже утро скоро. Мы с точки не сдвинулись. Саня молчал, уставившись в окно и пошлёпывая себя по губам пальцами. Что за привычка?! И что это за жест? Уже который раз ловлю себя на мысли, что этот жест мне знаком. Так же смотрел в окно Новиков. Такой же жест я встречал ещё у кого-то. Совсем недавно. Что меня так в нём настораживает? Тьфу ты! При чём тут жест, пальцы, белые ночи… И Сашка молчит…

Тот, буквально, прочитав мои мысли, резко развернулся ко мне и выпалил:

– А знаешь, Серый! Если так разобраться, то эти два трупа, которые Куприяновы старшие – ты же их имел в виду – очень даже при чём! Сын совершил преступление, а они его отмазали. Вчистую. Не поленились подкупить настоящих свидетелей. Не побрезговали напокупать новых, фиктивных… Не исключаю, что там и следователь, и судья, и может, прокурор были замазаны! Ничего не исключаю! А ты говоришь: «Ни при чём!»… При чём, Сергеев, очень даже при чём!

– Ты остановись! Что ты какое-то слюнтяйство развёл?! Сам прикинь: у тебя взрослый сын, – Сашка вздрогнул при этих словах. Единственный, между прочим! Поздний, между прочим!… С поздними детьми, знаешь, какая хрень – они долгожданные, потому любимые до сумасшествия, до одури!.. Да за такого сам в тюрьму пойдёшь, не то, что отмазывать его будешь. И потом, Куприянов не малолетку изнасиловал, не бабушку в подъезде на пенсию опустил! Он попал в аварию. Сам попал. Не сбил человека и скрылся, а честно пытался увернуться, но просто опыта не хватило. Он бы сам мог разбиться насмерть, если бы не подушки, не ремень… Ну, что ему, собственно говоря, грозило? Максимум, пять… А с хорошим адвокатом, три, да и те условно… А если бы не условно, то жизнь сломана! Тюрьмой сломана! Или ты не знаешь, какими они из тюрьмы выходят?!

– Да всё я знаю, – голос Сашки уже не звучал так убедительно, – Только не садятся такие в тюрьму. В том-то всё и дело. Ну, прикинь: был бы у него папа не ректор престижного ВУЗа, уважаемый всеми человек, а простой работяга. И что – отпустили бы его из зала суда? Да хрена лысого! Сел бы, как миленький! Ещё бы ребёночка неродившегося – семь месяцев, между прочим, человек уже!! – вспомнили, и за него бы особо добавили по пятому пункту той же двести шестьдесят четвёртой, то есть до семи… А этот вышел сухим из воды, даже до суда не дойдя, опять за руль, опять гонять… У него же за этот год только зафиксированных восемь нарушений ПДД! И все за превышение… А сколько не зафиксировано? Сколько он ещё на месте откупился? Или ты веришь в неподкупность наших собратьев-гайцов?! Ведь его же, гада, даже прав не лишили!

– Ты и это узнал?

– Да всё я узнал! И это, и то… Просто, чудо, что за человек! Я бы, если бы такое… если бы сбил женщину, да ещё на сносях – я бы за руль больше вообще никогда не сел! А он сел! И опять превышение за превышением! Потенциальный убийца на дороге… А то, что про родителей… Да, наверно понимаю… Нет у меня детей! – Сашка мелко заморгал, и я подумал, что зря мы эту тему трогаем. – Может, не прочувствовать мне всё это до конца – что чувствует отец или мать, если их сын в такую ситуацию попал… Но ведь они, мало того, что его отмазали, так они ему, бедненькому, в качестве утешительного приза новую тачку купили. И не просто тачку! «Астру»! Ты глянь, как на этих тонированных торпедах шелупонь всякая гоняет. Понты гнут, будто на спортивной «бэхе» летят. Каждая третья авария – с «астрой»!..

– Сплюнь, придурок! Я сам на «астре» езжу!

Сашка поглядел на меня с недоверием:

– Да? Не знал, что у тебя такие понты! На них же только малолетки отмороженные рассекают!

– Значит, я малолетка отмороженный! – мне стало не по себе, и опять в груди кредитная жаба заворочалась. Ну, на хрена я и вправду такое точило купил? Расплачивайся за неё ещё больше четырёх лет!.. – Машина тут при чём?

– А при том! – зол был Сашка. Ух, как зол. – При том, что не должны были родители его так отмазывать! Вот так, вчистую, чтобы даже права не отняли. И тачку не должны были покупать новую…

– А, может, он сам её купил? На свои, так сказать, кровные?!

– Ага! На президентскую стипендию – не иначе! Не было у него «своих»! Ни хрена он не делал, на шее у папы с мамой сидел…

– У папы с мамой… С мамой… Мама, мама… мама… – то ли мы бухаем с Сашкой в последние дни многовато, то ли склероз начал одолевать, только появляющиеся в голове мысли ускользали с какой-то невероятной скоростью, – мама… Погоди… – я аж глаза закрыл, так хотелось не упустить какую-то скользкую мыслишку, – мама у Куприянова в театральном институте… что-то там то ли преподавала, то ли, бери выше… А наш следующий фигурант – товарищ Кировский, он же Кайровский, был актёром. Тут может быть связь? – наконец-то хоть одну мысль поймал за хвост!

– Связь между Куприяновым и Кировским? Какая-то очень зыбкая. Хотя, можно простучать, были ли они знакомы. Только, как? Мама-то – покойница! Если, конечно в окружении поспрошать… девчонки Куприянова – ну, по крайней мере, те с кем он учился, ни за что не забудут такого щегла, как артист малых и больших драматических театров, Кировский! Ну, есть смысл поковырять в этом направлении…

– Вот, будь бобр! Поковыряй, а?! И давай, Саня, бросай сопли жевать! Убийство есть убийство! Нам его раскрывать надо! Ты ж знаешь: я – не я буду!..

– Ну, да! Ты жопу порвёшь, чтоб найти того, кто этого засранца на тот свет отправил, – переубедить приятеля не представлялось возможным

– А что делать, Саня? – вкрадчиво осведомился я у друга, – что, блядь, делать?! Что?! – я перешёл на крик. – Что ты предлагаешь? Купить ему новую винтовку с хорошей оптикой? Патронов подбросить? На, мол, дорогой, очищай наш город и далее от всякой мрази! Флаг тебе в руки, барабан на шею! Так, Саня?! Так?!

– Я не знаю, – Сашка казался растерянным, – я не знаю, – выделяя каждое слово, повторил он, – я просто ума не приложу. Мы эту пакость ищем, ловим, сажаем… Потом на начальство давят, на нас давят, на судей давят, адвокаты, блин, взятки, твою мать!.. И эти упыри выходят сухими из воды. И хучь убей!.. А то, что в Интернете этих подонков уже сто раз осудили и тысячу раз к электрическому стулу приговорили – это насрать… Это, оказывается, эмоции!