Вот так беседа с Вербой и закончилась. Оперативники взяли в разработку тех, кто ещё писал заявления на Берсеньева. Но среди пострадавших были в основном одни старички и старушки. Их родственники, зачастую имевшие бизнес и приличный доход, в один голос повторяли слова Вербы: «Нам какой смысл этого засранца жизни лишать? Был бы жив, может, и рассчитался бы с нами…» Слово «месть» у допрашиваемых, быстро превратившихся из пострадавших в подозреваемых, вызывало лишь улыбку: «За сто писят тыщ пистолетом в лоб? Что-то Вы, товарищ следователь перегрелись, похоже, от непосильной работы по раскрытию преступлений».

Так вот следствие и шло. Ни шатко, ни валко. Впрочем, как и у нас. Как у нас…

– Берсеньев этот в каком доме жил? – полюбопытствовал я.

– В новом. Совершенно новая точка на Пятилеток. Если ты про консьержей, то они имеют место быть. И даже камеры в лифтах. Не в пример лучше, нежели на Крестовском. Разглядеть можно. Только вот в чём проблема: дом ещё практически не заселён, въехали только некоторые. Соответственно, консьержи никого в лицо ещё не узнают, ничего рассказать не могут. А на камерах лифтовых лица мелькают, как на Невском. Рабочие снуют вверх-вниз. Доставка каждые полчаса туда-сюда вибрирует. Хозяева, гости, риэлтеры с клиентами. Я с опером местным пообщался. Он предложил, если интересно, самим видеозапись отсмотреть. Его тошнит уже от этого кина. Может мы свежим взглядом что-то заметим? Смотаться к нему за видео?

– А по почте нельзя переслать? – мне даже самому показалось, что я чушь мелю, но сказанного не воротишь.

– По почте? Ну, разве что, Почтой России. Бандеролью, – Сашка необидно улыбнулся, памятуя о моём техническом кретинизме. – То есть, теоретически можно было бы, если бы с точностью хотя бы до часа можно было бы определить время смерти. А так… Там даже дата убийства приблизительная.

– А в чём разница? – продолжал тупить я.

– Разница в объёме. Час-два видео можно было бы сжать до максимума, ну, то есть, до минимума, и перекинуть через файлообменник. Но тут несколько дней, ну один – точно, надо просматривать. Придётся тащиться, если хочешь киношку поглазеть. Только я всё едино не понимаю, что ты хочешь там увидеть.

– Я знаю, что. Давай, дуй за записью. Отпечатков в квартире, конечно, никаких?

– Конечно, – гордо ответил напарник. – Ни единого. А ты как хотел?

– Ну, я, в общем-то, и не сомневался. Стало быть, наш негодяй.

– Ну, почему же сразу негодяй? – обиделся Сашка. – По-твоему, хорошо, что какой-то упырь нажил себе денег на болезнях стариков? Квартиру вон прикупил… Я так понимаю, у нас восемьдесят шестая статья уже не в почёте. Наворовал, намошенничал, хрен с тобой, живи, ублюдок! Получи условно и радуйся жизни дальше…

– Саня! Я просил! Не поднимай больше при мне эту тему! Хочешь языком попусту потрепать – иди вон, в курилке чеши, сколько влезет, или сколько вылезет. Меня не надо агитировать. Я своего мнения не изменю. Для меня он – убийца, не более того. Как говорится, ничего личного. Просто работа. Ты погоди уезжать-то! – попросил я напарника, заметив, что тот уже собирается уходить. – Я по второму делу больше хотел узнать. Ты ж там поучаствовал?..

– Не… – неохотно отозвался Сашка. – Соприсутствовал. Это дело Меркурьев вёл, слава Богу. Я б не выдержал.

– А чего ты мне мозг выносил, якобы ты про это дело ничего не знаешь, и для тебя решение суда – прямо откровение какое-то?

– Ну… – Сашка отвернулся. – Я ж говорю, тухлое там дело было… Слушай, Серый, а может ты с Меркурьевым лучше поговоришь? Он ведь больше, чем я, знает. Он протоколы писал, Кузьмина допрашивал аж с первого вечера. Он и материалы в суд передавал… Пообщайся с ним! Ну, пожалуйста! Неохота мне эту тему мусолить, честное слово.

– Ладно, поговорю. Но по телефону такие разговоры не разговариваются, а Меркурьева твоего искать у меня времени нет.

– Следующего будешь выискивать?

Сашка, зараза въедливая! Ну, сколько ёрничать можно? Хоть какая-то линия поиска наметилась. Осталось только успеть нанести упреждающий удар, и есть шанс взять убийцу. Найти его намного трудней. Хорошо бы, если бы мои варварские планы до Снегирёва не дошли. А то я со своей ловлей на живца в расход пойду.

– Буду, буду, не волнуйся! Давай, рассказывай за своё ехидство, что там с Кузьминым было. Я в общих чертах знаю. Ты мне подробности…

– Ну, давай не сейчас. Посидим вечерком, поболтаем. Можем в «Поляну» заглянуть, солёных груздочков с сальцом навернуть… – Сашка зримо сглотнул слюну. – Или ты у нас теперь человек семейный? Тебе не до посиделок? – Саня притих, заинтересованно ожидая моей реакции.

– Да нет, Жанна в командировке. Можем, в принципе и посидеть, да только времени у меня нету на расслабление.

– Да мы по чуть-чуть! – обрадовался моей реакции Сашка. – А в какой, собственно говоря, командировке? Она ж, вроде, журналистка?

– Вот по репортёрскому заданию и умотала в Тверскую губернию. Там фестиваль какой-то, освещать, вроде…

– А… Фестиваль – это круто… – непонятно покачал головой напарник, и было неясно, то ли он осуждает, то ли не верит. – Ну, стало быть, ты у нас пацан холостой, можно и расслабиться немного. А то засосёт семейное болото, опомниться не успеешь, а и захочешь – не посидишь. Давай, стало быть, так. Я сейчас сгоняю в Невский за видеозаписью, а вечерком посидим в «Поляне», я тебе всё, как на духу… Идёт?

– Ладно, хрен с тобой. Ты мне, слушай, кинь денег на Интернет, я тогда дома посижу, пошарю по этим социалкам… Лады?

– Не вопрос, конечно кину. Ну, всё тогда, я полетел.

– Лети, лети, ястреб…

Сашка от самых дверей оглянулся на меня, непонимающе пожал плечами видимо не одобряя мой орнитологический выбор и исчез из поля зрения.

Глава 34

В кафе я согласился идти только потому, что был будний день, середина недели. Я был практически уверен, что в кафе не будет толпы. Достаточно одной крайне осведомленной журналистки на мою голову. Вполне достаточно. Хотя, именно её в настоящий момент мне так болезненно не хватало.

Запись я у Сашки забрал, чтобы внимательно изучить её дома. Отдавая мне переноску, Сашка терпеливо пояснил:

– Там три дня. Один день, плюс-минус ещё по одному дню вперёд-назад от предполагаемой даты смерти. Врубился?

– Ладно, врубился.

– Справишься?

– Да уж как-нибудь… Давай рассказывай.

– Не, Сергеев, я передумал. Неохота мне самому эту фигню вспоминать. Так, поддакнуть могу, а теребить эту дрянь, ей-ей, не в силах.

Я аж рот приоткрыл от Сашкиной наглости. Заманил меня в «Поляну», дождался, пока притащат заказ, треснул рюмку ледяной водочки, закусил крохотным груздем, и теперь выносит мне мозг какими-то идиотскими капризами. У меня дар речи пропал. Видя моё молчаливое изумление, Сашка поспешил развеять сгущающие тучи:

– Сейчас Меркурьев подскочит. Он тебе в красках всё опишет. А то я, мало ли, чего запамятовал… Так что, ждём…

Ждать долго не пришлось. Минут через двадцать в подвальчик спустился высокий молодой парень с манерной кожаной папкой под мышкой. Всем своим видом парень больше походил на кинозвезду регионального масштаба, чем на обычного районного следователя. Именно про таких парней говорят: «Бабы их любят, хотят, но боятся…» Мажористый оперативник доброжелательно улыбнулся и вежливо представился:

– Меркурьев. Василий.

– О, как! – неделикатно ляпнул я. – Родственник?

– Так точно. Внучатый племянник, – Василий широко улыбнулся.

Я признал в его лице реальное сходство с известнейшим когда-то артистом, и неприятное чувство зашевелилось где-то под ложечкой. Тут же тягучая, въедливая мысль о театральной связи всех убиенных заворочалась в мозгу и окончательно испортила всё настроение. Меркурьев вряд ли мог догадываться о причине моей кислой мины, поэтому без обиняков спросил:

– Что-то имеете против артистической среды? Я и сам в театральном учился… Пока не понял, что это – не моё. А вот привычки семейные остались.