– Выпускают же таких! Мы их ловим-ловим, а они им УДО! Я б за наркоту пожизненное сразу впаивал. Один раз попался – всё, кукуй весь век за решёткой! – Берберов злился по-настоящему.

– Ладно, ребята! Спасибо! Я, всё, что нужно, зацепил – теперь пойду из этого салат строгать… Я даже не буду вас расстраивать, спрашивать, на каком основании и для чего у Новикова брали полный комплект материалов на исследование – вам видней, вы же расследовали… Ты, Димон, – напомнил я парню, – про адрес этот не забудь! Пробей всё, что с него могло быть отправлено! Очень надо! – парень кивнул, – Хэх, – злорадно хмыкнул я, – Новиков, говоришь!…

Под удивлёнными взглядами сотрудников курортного отделения – не каждый, право, день им доводится видеть работника городской прокуратуры с отъехавшей крышей, не каждый! – я удалился.

Плакал мой вечер горючими слезами. Накрылся компенсирующий ужин медным тазом. Зря только без машины болтался. Когда в город приехал, уже и транспорт не ходил. Еле добрался до дома, упал в кровать, даже не раздеваясь.

Утро было обычным, хреновеньким, недобрым. Окучил в голове всю вчерашнюю информацию. Стало быть, наш загадочный трансвестит зовётся Новиков. Фамилия, конечно, распространённая. Но я в совпадения не верю. Проверять и проверять! Я сел в машину и задумался. А на черта я не пригласил на сегодня никого из сестрорецкого отдела? Если брать Новикова, скажем так – Новикова намбер ту, надо было бы, чтобы присутствовал кто-то из них. Убийство в Тарховке пока нам не передали, а, значит – висит на них. Они, конечно, с превеликим удовольствием сбагрят это дело в городскую… Но пока надо что-то решать. Я позвонил Сашке, заявил, что направляюсь к нему в отделение. Посоветовал потихоньку готовить группу на выезд. По присущей мне привычке темнить, я не ввёл Сашку в курс дела. По присущей ему привычке, он всё понял и не стал расспрашивать. О «курортных» я подумал так: «Съездим в адрес. Если возьмём – „курортникам“ меньше работы будет. Подтянем их уже к допросу. Если – мимо, что их таскать взад-вперёд?»

Группа к моему приезду была готова. Новиков жил на Суворовском, поэтому мы не сильно торопились. Даже не выслали никого проверить: в адресе клиент или нет. По дороге я в двух словах поведал Сашке, как сестрорецкие эксперты нашли Новикова.

– Надо срочно пробивать его родство с тем Новиковым, – это были практически, мои мысли вслух.

– А если этот Новиков и есть стрелок? Может, они братья? Того как отчество?

– А я помню? Я ещё ни одной бумажки не написал. Меня скоро прилюдно шеф розгами выпорет. Ни единой бумаженции за неделю работы. А завтра, меж прочим – на ковёр. Не помню я его отчества, – силился я напрячь остатки памяти, – хучь убей, не помню. Николаем зовут, это точно… А отчество… Ща, погоди!

Я набрал телефон Евграфова:

– Слушай, старик! Будь другом… Да я помню, что я тебе, как друг уже давно и много должен, но дело срочное! Помнишь, ты вытаскивал некого Новикова? Ну, он ещё ветеран то ли первой, то ли второй чеченской… Ты информацию не похерил? От, умница! Глянь мне там одним глазом – как его отчество?

Мы с нетерпением уставились на телефонную трубку, и через минуту мы имели информацию, которая никак нас не обрадовала. Новиков Николай – ветеран войны, урождён был от отца Бориса. Вот и здравствуй, Новый год! Вот и приплыли. Теперь у нас Новиков намбер ван становится подозреваемым намбер ван, по крайней мере, в организации и подстрекательству к убийству. А Новиков намбер ту, Евгений Борисович – простой, банальный исполнитель. Почему раньше не убил? А раньше он занят был, некогда ему было – срок мотал. Вышел, встретился с братцем, выслушал про все дела скорбные, взял винтовку брата, например, и пошёл совершать возмездие. Остаётся узнать, где он находился в момент убийства Гаргаевых, и не было ли его или его родственников в «рабочем» списке по потерпевшим. Так! А, если винтовка, из которой застрелили Куприянова, засвечена и в деле Гаргаевых, то стоит теперь внимательно посмотреть – а где были наши два брата—акробата на момент бесславной погибели криминальных авторитетов из братской Чечни? И когда – в первую или во вторую войну воевал Новиков номер один? Потому как тут ещё и чеченский след пробивается… Во наворотил!.. Аж дух захватило. Хотя нет, расслабиться надо: чеченская война по сути своей в двухтысячном уже закончилась. Далее были уже отдельные вылазки, и целыми взводами с подтягиванием снайперов, марш-бросков уже не было. Или мы просто о них не знали? Воюют же где-то контрактники до сих пор?! Кто знает – где? Я медленно и очень напряжённо снова набрал номер Евграфова, закатил глаза к потолку машины и красноречиво провёл себе ребром ладони по шее:

– Евграфыч, – мой голос бы просто патокой, гречишным мёдом, не сказать, прости господи, – вазелином…

– Что ещё? – взревел Евграфов так, что даже Сашка отпрыгнул от телефона, а у меня в барабанной перепонке потом ещё часа три то-то похрустывало.

– Серёженька, – не обращая внимания на рёв, доносившийся из трубки, – отвечаю! Больше ни разу сегодня не дёрну! Зуб даю! Одно слово! Только одно! Вернее, дата. Когда был ранен Новиков?

– Ща!… – в трубке ещё продолжало что-то материться и шипеть, но через пару минут Евграфыч ответил. – В девяносто девятом…

– С меня причитается, – не менее елейным голоском проворковал я и, не слушая матюгов хакера в ответ, отключился.

– Не в жилу! – мудро заключил Сашка.

– Не, – мотнул я башкой, – не в масть. Он получил ранение в девяноста девятом, то есть участвовать в убийстве Гаргаевых уже не мог. По состоянию здоровья. Зато мог его братец. Погоди-ка… А Новиков номер два за что у нас сидел?

– Не у нас, – педантично поправил меня напарник. – За наркоту…

– А Гаргаевы, по-любому, с наркотой дела вели?

– Ну, естественно! Тут к бабке не ходи!

– А если Новиков, ну, не первый, а второй, дела с ними имел и тоже был в числе пострадавших? В каком году грохнули-то этих братков?

– В две тысячи пятом. А это ты к чему? – Александров, похоже, стал отставать от моей суетливой мысли и терять нить рассуждения.

«Погоди, Шурик! – не упуская из головы только что построенную логическую цепочку, позлорадствовал я. – Я тебе попью ещё запоями! Я тебя подошью к такой-то матери, если ты будешь продолжать мозги просирать!»

– А к тому, что, если Новиков номер два в это время был на свободе, а до этого имел дела с Гаргаевыми, и не в свою пользу, то он и может быть стрелком. А винтовку мог и старший провезти… Их там не очень-то обыскивали…

– Ты не забывай, его сюда раненым переправляли. Вряд ли ему в вертушку на носилки снайперскую винтовку положили.

– А ты откуда знаешь, какие у них там правила? Может, он с этой винтовкой на операционный стол должен был лечь, чтобы врагу не досталась?! А может они с ранеными так и переправляют оружие. Надо посмотреть, были ли эти винтовки на вооружении у наших… Или у них… Без разницы.

– Надо для начала, – разумно заметил Сашка, – всё-таки выяснить, был ли Новиков младший на свободе в момент неприятностей с братьями. Может, опять пустышку тащим…

– Резонно, – согласился я и тут же связался с техническим отделом. – Кто у нас там? Лёха? Это Сергеев! Будь бобр! Глянь, Новиков Евгений Борисович, тысяча девятьсот восьмидесятого года рождения – когда гражданин у нас срок отбывал? Ага! Жду! Ага! Спасибо! Ну вот, как всё замечательно складывается! Наш милый Женечка, минетчик клятый, сел дважды: в девяноста седьмом ещё по малолетке, и в две тысячи пятом. Но в две тысячи пятом он сел аккурат под Новый год. А Гаргаевых шлёпнули аж в самую золотую осень. То есть!.. Разлюбезный наш Евгений Борисович Новиков благополучно мог разобраться с кредиторами – он ведь мог им остаться должен нехилую сумму, к примеру. А потом просто взял и подставился по незамысловатой и уже испробованной двести двадцать восьмой. Как говориться: «Ищут пожарные, ищет милиция!..», а он спрятался в тюрьме, где его ни мы, ни братва чеченская не достанет. То есть, достать-то конечно, достанет и, как барана – чик-чик… Но подумают на него в последний момент.