Утро мы потратили на приготовление чахохбили. Жанна оказалось сноровистой хозяйкой, и из-под её быстрых и умелых рук вылетали такие блюда, что за некоторое время нашего общения я почувствовал неожиданную и неприятную прибавку в весе. Мои увещевания по поводу сдерживания аппетита, Жанна воспринимала со смехом:

– Хватит! Я насиделась голодной! Хочу праздника плоти!

– Так это не имеет к кухне никакого отношения! Причём здесь жратва? – пытался образумить я увлёкшуюся кулинарией хрупкую девушку. – Тебе-то хорошо, ты вон какая худая! А я? Мне ещё несколько килограммов и я за руль не влезу.

– Надо было покупать машину побольше. Будешь ездить на моей, – смеялась Жанна.

– На твоей? У тебя есть машина? И какая, если не секрет?

– Не секрет. Вон, под окном стоит. Она просто на маленькой переделочке была, вот ты её и не видел.

Я вывесился в открытое окно и оглядел окрестности. Из посторонних машин во дворе пылились старенький «Nissan X-trail», ещё более старенькая «BMW X5», расписанная каким-то бабским граффити. Из крупным машин в поле зрения больше ничего не попадало.

– Готов поспорить, что вот эта «бээмвуха» со стрёмной лошадью, похожей на пони, и есть твоя машина «побольше». Ей сто лет в обед, чинить запаришься.

Жанна выглянула в окно и усмехнулась:

– Что-то для сыщика ты ненаблюдательный какой-то, – разочарованно протянула она. – А чем тебя «тойота» не устраивает? Вон та, золотистая…

Я взглянул на невероятного монстра, которого по понятной причине, я просто не брал в расчёт. Оказалось, напрасно.

– Не верю. Такая маленькая девочка не может ездить на таких больших машинах. Ты гонишь!

– Что за хиппарское выражение, любимый? Гонишь! – Жанна фыркнула.

– Не хиппарское, а блатное, скорее даже, наркошное.

– Я не гоню, – она надула губы. – Это моя любимая машинка.

Я ещё раз выглянул в окно, осмотрел золотистое чудовище размером с троллейбус и ужаснулся:

– Как ты с ним справляешься?

Жанна захохотала, запрокинув голову. Отсмеявшись, она прижалась ко мне, обвила руками шею и горячо зашептала прямо мне в грудь:

– Ты просто ничего обо мне не знаешь. Я даже фуру водила. И танк смогу. И вертолёт доводилось. А ты говоришь: «ма-ши-на!» – со смехом передразнила меня она. – Вот возьмёшь отпуск, бросишь все свои шпионские и воровские дела и махнём на моей девочке в Крым. Поедешь в Крым, миленький?

– На кой тебе Крым? Ты и так уже, как головешка. Ты вообще на задание ездила, или на пляже прохлаждалась?

– Ничего себе, прохлаждалась! Там жара под сорок! Сейчас по всей России жара стоит. Ты газеты не читаешь, что ли?

– Нет, – проворчал я. – Всё больше по дурацким сайтам лазаю. Сама же велела. И вообще, для чего тащиться в Крым на этом вездеходе? Он бензина сожрёт, как три автобуса.

– Автобусы на солярке ездят! Грамотей! – Жанна опять рассмеялась, быстро забралась с ногами на стол, уселась на нём по-турецки среди продуктов и, схватив маленький ножик, начала быстро чистить помидоры.

– Серенький! А давай отключим телефоны. Сегодня же суббота, выходной, – заканючила Жанна и жалобно посмотрела на меня.

– А если срочно что-то?

– Ну ты же не опер из РУВД! Что может быть срочного? Ты же не сыщик! Ты же в прокуратуре работаешь. Разве у вас не нормированный рабочий день?

– Я – следователь, поэтому нормированного рабочего дня у нас быть не может. Это у прокуроров день расписан, а у нас – нет. Ну, давай попробуем отключить, – улыбнулся я, и в этот момент затрезвонил телефон.

– Ну вот, – огорчилась девушка, – не успели.

Номер был мне незнаком, поэтому трубку я взял без особого энтузиазма. Голос тоже был незнаком, поэтому сердце тут же заныло.

– Сергеев слушает, – бодро сообщил я трубке.

– Товарищ майор! Тут такое дело…

Когда я слышу в трубке: «Тут такое дело…» – я понимаю, что дело – швах. Конец выходным, праздникам, культпоходам и отпуску. Ещё ни разу моё чутьё меня не обманывало.

– Старший лейтенант Антонов, – представилась трубка. – Мы тут в квартире Татьяны Эдуардовны Рябцевой… Короче, её труп обнаружен её домработницей сегодня утром. Она приехала по вызову хозяйки убрать квартиру… Тут такой кавардак, правда… Открыла дверь своим ключом.

Я слушал молча, лишь изредка задавая вопросы и осторожно поглядывая в сторону Жанны. Её лицо выражало полную безмятежность. Она спрыгнула со стола, повернулась ко мне спиной, встала к кухонному столу, но из кухни не вышла. Не стала разыгрывать из себя деликатную девочку. Мне надо было бы самому выйти, чтобы не доносить до чужих ушей, даже ушей любимой девушки, ненужную информацию.

Смерть Татьяны наступила ещё вчера, ближе к вечеру, как раз после разговора со мной. Ничего криминального в кончине недоедающей, спившейся женщины наряд милиции, вызванный домработницей, не увидел, но экспертов милиционеры пригласили на всякий случай. Им не понравился вид умершей, они вызвонили экспертов, дождались их.

– Что сказали эксперты? – сухо спросил я.

– Да экспертов видом не напугаешь, они всякого насмотрелись, – охотно объяснил старший лейтенант Антонов. – Мы немного… растерялись. Она, понимаете, сидит, глаза открыты и улыбается. Как будто живая…

Татьяна была мертва уже давно, уже очень и очень давно. Я не стал объяснять это молоденькому старлею. Тело ещё двигалось, существовало, потребляло водку немалыми дозами. А вот душа давно жила ожиданием мести. Она терпеливо дождалась своего часа, часа отмщения, и упокоилась с миром. Ничего этого я не стал объяснять. Дежурный нашёл мою визитку на столе и подумал, что для меня может быть важно известие о смерти.

– Правильно сделал, что позвонил. Молодец, что позвонил. Кто-то из экспертов ещё работает?

– Да, – бодро отрапортовал старший лейтенант Антонов. – Василий Макарович тут.

– Дай ему трубочку!

Макарыч долго не разглагольствовал.

– Привет, Сергеев! Тебе не кажется, что мы в последнее время как-то неприятно часто стали пересекаться? Что-то ты мне уже надоел. Чего тебе? Причина смерти некриминальная, так что, спи спокойно. Смерть, скорее всего, от остановки сердца, что при подобном образе жизни совершенно понятно. На отравление не похоже абсолютно, на инфаркт-инсульт тоже, хотя можем проверить, если будет распоряжение. А так даём заключение, что смерть без криминала, и отправляем в морг.

– А от чего она могла умереть? – спросил я. – Вернее, от чего сердце могло остановиться так внезапно? И почему… почему она улыбается?

– Ну, насчёт внезапно, это дурацкий вопрос. Судя по визитке, ты общался с ней. Видел, сколько она пила и какую дрянь. Бутылок на столе, под столом, у дивана, у кресла просто море! Это, конечно, не отравление. При отравлении она выглядела бы совсем по-другому. Её бы рвало, она лежала бы на полу, а не сидела спокойно на диване. Просто организм отказал. Видимо в момент смерти она чувствовала себя великолепно. А улыбалась… Ну, настроение у неё было хорошее. Села на диван, выкурила последнюю сигарету и спокойно, с удовольствием и улыбкой, отошла в мир иной. Если будешь настаивать и обещаешь привезти предписание, мы, конечно, отправим её на Екатерининский. Но я тебе не рекомендую время терять. Всё, что там найдут, это немалое количество алкоголя в крови и всё. Ни яда, ни препаратов каких-либо мы там не найдём.

– А если всё-таки она таблеток каких-нибудь наглоталась?

– Да нет, Сергеев, не мудри. Я не видел вокруг никаких пустых упаковок, ни в комнате, ни в мусорном ведре… Хотя тут вся квартира, как одно сплошное мусорное ведро. Вряд ли она стала бы прятать упаковки от таблеток. Какой смысл? Если ты собрался на тот свет, не всё ли тебе равно, найдут пустые конвалютки или не найдут? Да и от любых таблеток ей стало бы плохо, она бы прилегла, упала бы, но не осталась сидеть вот так… Да, зрелище, конечно, ещё то! Надо ей хоть глаза закрыть. С улыбкой уже ничего не сделаешь… А она у тебя где-то проходила, что ли?