– Да, по одному старому делу, даже не свидетель, а, скорее, потерпевшая.

– Видать, здорово потерпевшая, если так своей жизнью распорядилась. Квартира-то не на один миллион зелёных потянет. Если отмыть её, конечно… А запустила!..

– Спасибо, Василий Макарович! До встречи!

– Типун тебе на язык, Сергеев! Ты, конечно, мужик хороший, но век бы тебя не видеть!

Жанна продолжала что-то кромсать на столе, повернувшись ко мне спиной. Я немедленно связался с Сашкой. Попросил его не в службу, а в дружбу:

– Сашка, выручай! Рябцева умерла. Там сейчас наряд с экспертами работает…

Жанна вскрикнула и уронила на пол нож. По её руке струилась кровь. Я бросил трубку на стол и кинулся ей на помощь. Порез был не очень глубокий. Жанна держалась за кисть и смотрела на меня почти с ненавистью.

– Как же ты так? – только и смог спросить я.

– Да потому что я просила тебя, – Жанна буквально заорала на меня, – порежь курицу!.. – она заметила мой удивлённый взгляд, глубоко вздохнула и умоляюще заскулила. – Прости, Серенький! Я просто ужасно боюсь крови. Просто с ума схожу, когда её вижу.

Я быстро нашёл в холодильнике перекись водорода, притащил из аптечки бинт и попытался остановить кровь. Не тут-то было. Перекись не помогала, бинты тут же промокали насквозь. С огромным трудом, минут через десять нам всё же удалось победить кровотечение. Жанна была бледной, как смерть. Я отвёл её в комнату и уложил на диван.

– Полежи немного, отдохни. Я сам всё доделаю. Ты мне скажешь, как, и я доделаю. Лежи. Я быстро, – с этими словами я бросился на кухню, где уже в течение минут пяти надрывался телефон. Звонил Сашка.

– Что случилось? Что у вас там за крики? Что с Рябцевой случилось? От чего она умерла? – Сашка засыпал меня вопросами.

– Жанна палец порезала, еле-еле кровь остановили, – я старался отвечать как можно спокойней. – Рябцева умерла оттого, что не надо было столько пить. Это, кстати, и тебя касается. Если не хочешь, чтобы тебя вот так же одним далеко не прекрасным утром нашли недостаточно тёплым, завязывай! У меня к тебе огромная просьба. Дай мне один выходной! Сделай то, что по идее должен был бы сделать я. Сгоняй к нашим в прокуратуру. Я сейчас туда позвоню, всё улажу. Забери запрос в ГБР, смотайся туда и возьми всю информацию по недвижимости Рябцевой. У неё три квартиры, может и больше. Посмотри, на ней они или переоформлены на кого-то. Меня интересует вся её недвижимость. И ещё! Попробуй найти нотариуса, который занимается её буквой. Наследные дела все по буквам оформляются. Так вот, найди её нотариуса, который будет заниматься её наследными делами, и под страхом смерти выведай у него срочно, на кого составлено завещание Рябцевой. Вот, вроде и всё. Сделаешь? – я перевёл дыхание. За моей спиной стояла Жанна. Я даже не заметил, когда она появилась в дверном проёме, и не знал, какую часть разговора она слышала.

– Угу! Уже лечу, – бодро ответил Сашка. – Только ты там с этим, с пальцами, не забудь вызвонить своих. А то я зря смотаюсь. Они же не приколоченные в выходной там сидеть.

– Кто-нибудь там обязательно есть. Я сейчас же туда звоню, можешь выезжать уже. Отзвонись потом, лады?

– Лады, лады, – недовольно протянул Сашка. Очень ему не хотелось тратить свой выходной на работу. – Я только не совсем уверен, что за один день мы всех найдём. Нотариус может быть в отпуске. По опыту знаю, если дела не в архиве нотариальной палаты, а ещё в делах нотариуса, то ни под каким страхом смерти информацию не получить. С ГБР понятно, если до четырёх успею, вытрясу из них всё, да и то, знаешь, в последний раз они на такой же прокурорский запрос что ответили? «Вся информация будет передана вам в соответствии с законом». И припёрли её аж через неделю. В общем-то, всё по закону. Это они так изгаляются за последнюю проверку, после которой у них там вся верхушка была снята. Нарушений в общей сложности вскрылось больше, нежели они по списку услуг оказывают.

– Ладно, Сань, – я снизил голос и покосился на Жанну, которая опять стояла у стола и пыталась одной рукой почистить лук. – Я тебя просил меня подменить вовсе не для того, чтоб ты мне сейчас по ушам ездил. Дай с человеком пообщаться, – я с несвойственной мне нежностью взглянул на узкие плечики Жанны, едва прикрытые крошечной, почти кукольной маечкой, – мы же больше недели не виделись!..

– Всё. Умолкаю. Общайтесь, общайтесь! Вечером отзвонюсь.

Я обнял Жанну за плечики, стиснув их огромными ручищами, развернул к себе. По её лицу текли слёзы.

– Что с тобой? – испугался я. – Тебе так больно? Пальчик болит?

Жанна отрицательно помотала головой и всхлипнула:

– Просто мне жалко тебя. Ты так много работаешь! Так устаёшь! Скоро у тебя не будет хватать сил на меня, и вообще ни на что, – слёзы продолжали катиться и катиться по её лицу. Я бросил взгляд на гору нарезанного лука за её спиной и всё понял:

– Обманщица! Я думал, ты плачешь! Я испугался, что тебе больно! Какая же ты!.. – я демонстративно оттолкнул девушку от себя.

Она утёрла слёзы и вздохнула:

– Понимаешь, Сергеев, ты слишком серьёзно относишься к вещам, отношение к которым сами эти вещи никак не изменит. А если ты не можешь изменить что-то, например, ситуацию, попробуй изменить своё отношение к этому чему-то, в данном случае, к ситуации.

– Пигалица! Ты меня учить будешь? – возмутился я.

– Почему нет? – улыбнулась она. – Учиться, миленький, никогда не поздно. Вот я всю жизнь буду учиться. Я уже так давно учусь чему-нибудь, что мне кажется, вся моя жизнь была в учёбе. Мне очень нравится учиться! – довольно заявила вечная студентка. – Верховая езда, плетение вологодских кружев, затяжные прыжки с парашютом, дельтаплан, скалолазание, экстремальная езда на машине, вождение самолёта, да миллион всего можно придумать нового, – Жанна помолчала немного. – С плетением кружев я, пожалуй, время потеряла. Не торкает. Слушай, а что у тебя там случилось? – она с самым невинным видом кивнула на мобильник, как будто это «что-то» случилось именно в нём.

Я не стал разочаровывать девочку, схватил мобильник, поднёс его к глазам, тщательно осмотрел со всех сторон и выдохнул:

– Уф! Я уж испугался. Ничего с ним не случилось, всё в порядке!

Жанна фыркнула и снова принялась за готовку. Я отстранил её от стола, усадил на стул и внушительно сказал:

– Ты сегодня отдыхаешь. Я готовлю. Ясно? – девушка состроила рожицу, которую я воспринял за согласие. – То, о чём ты спрашивала… Я не хочу обсуждать с тобой свои рабочие дела. Ты же сама читала эти Интернет-инсинуации. Если в прессе появится что-нибудь ещё, мне придётся постоянно бороться с мыслью, что это не кто-то сливает информацию, а она утекает от меня самого и не через кого-нибудь, а через тебя. Согласись, это будет неприятно нам обоим. Я буду подозревать тебя, ты будешь дуться на меня. Это неконструктивно. Давай так: или мы делаем вид, что я работаю младшим научным сотрудником в чахлом НИИ, – при этих словах Жанна снова скроила рожицу, которая означала: «С твоими-то талантами ты даже на лаборанта в НИИ не потянешь!», – и разговаривать нам на эту тему неинтересно. Вариант номер два: мы с тобой откровенны, я понимаю, что в одной квартире всё равно друг от друга ничего не скроешь, но ты мне даёшь слово, что не будешь использовать всё, что случайно узнаешь, в своих меркантильных интересах.

Жанна изогнула красивую бровь, нарисовав на лице удивление вкупе с возмущением. Возмущение преобладало, поэтому я поспешил пояснить:

– Я имею в виду, что ты не будешь использовать эту информацию сама и не будешь делиться ею со своими… э-э-э… – я попытался подобрать печатное выражение их тех эпитетов, которыми награждал журналистов уважаемый Снегирёв, – собратьями по перу.

Девушка снова состроила гримасу, которая на этот раз должна была означать: «Как ты мог обо мне такое подумать?!» Я счёл вопрос решённым и сухо изложил факты. Жанна оказалась полностью в курсе событий. Ей только не было известно о задержании Кузьмина тайской полицией. Новость об этом ещё не успели растрезвонить по всей Интернет-округе. Из этого я сделал унизительные выводы о том, что тайские полицейские, в отличие от наших, даже не догадываются зарабатывать на разглашении конфиденциальной информации. Если материал рабочий, то по нему работает только полиция, а никак не кто попало, включая блогеров, профессиональных корреспондентов и досужих домохозяек в компании со сплетниками-пенсионерами, переместившимися с придомовых скамеечек на просторы социальных сетей и всевозможных форумов. Мой рассказ она сопровождала вопросами, на которые я старался не отвечать. Оказалось, что с Рябцевой Жанне даже довелось беседовать. Результатом беседы стала статья на одном из Интернет-ресурсов, полностью обеляющая Юсупова, как адекватного, положительного парня, за которого вступилась не только его сожительница, а, точнее сказать, гражданская жена, но и все его сокурсники, без малейшего исключения. Статья была прокомментирована досужими любителями горячих фактов, корреспондент был обвинён в предвзятости, продажности и сочувствии к педофилам одновременно. Материалы были выложены в прессу в самую горячую пору, пока ещё была в силе кампания «Убить педофила!». Через некоторое время проявились подробности личности самого убийцы, и большинство кричащих ранее о справедливом возмездии в отношении насильника, стало призывать к справедливому суду над убийцей-наркоторговцем. Тут же вспомнили материалы статьи Жанны, естественно, написанной под псевдонимом, кинулись разбирать их с другой точки зрения. В общем, я устал от этой Интернет-возни, с ненавистью смотрел на компьютер и с огромным удовольствием оторвался от всех этих разговоров, взявшись за приготовление романтического ужина, весьма щедро сдобренного чесноком.