– Курортное РУВД. Дежурный слушает, – сонный голос, что неприемлемо на посту.

– Сергеев. Городская прокуратура, – представился я. – Какие происшествия за ночь, доложите.

– В Разливе двойное убийство в ресторане…

– Чего?! – я даже растерялся.

– Ресторан «В последний путь». На национальной почве. Двое русских против пятерых дагестанцев, – в голосе дежурного слышалась неприкрытая ксенофобия, которую я при всём желании поощрять не мог.

– Дежурный, представьтесь, как положено.

– Младший лейтенант Эскинд…

Тьфу ты, ну ты!.. Ископаемый! Как ты только выжил, как ты спасся с такой фамилией? И туда же, националист, твою мать…

– Младший лейтенант Эскинд! Дагестанцы – это такие же жители России, как и мы с Вами. Посему, такие же хм-м… русские, как мы с Вами. И нам с Вами должно быть понятно, что драка со смертельным исходом не всегда является преступлением на национальной почве. А кто кого, кстати?..

– Два – ноль в нашу пользу, – обрадовано отрапортовал младший лейтенант Эскинд.

– Ну и то ладно… Оружие убийства?..

– Два кастета.

– Ну, ё-моё!.. У нас что, в тюрьмах день открытых дверей? – когда-нибудь меня уволят из прокуратуры и из органов вообще за нарушение субординации, и будут, безусловно, правы. Слишком много я стал себе позволять. Сейчас я должен был одёрнуть дежурного, прочитать ему познавательную лекцию о, совершенно не присущей мне самому, толерантности, отчитать за доклад не по уставу, и ни в коем случае не задавать ему провокационных вопросов. Почему-то не смог. Перезвонил в Курортное отделение ГИБДД, устало задал всё те же вопросы о ночных происшествиях. На мой вопрос о «мазде» прозвучал глухой ответ:

– «Мазда» эр-икс восемь чёрного цвета номерные знаки К 049 ТУ… Авария в районе Тарховки со смертельным исходом…

Что в этой Тарховке, магнитная аномалия, что ли?! Кировский убит в Тарховке, теперь эта «мазда»… Можно даже не выяснять, кто был за рулём. И так всё ясно. Произносить свои домыслы вслух я не стал, опасаясь за Бершадского. Попросил дежурного:

– Подробности можно?

– Да, конечно. За рулём была молодая девушка, – сухое протокольное изложение превратилось в обычный рассказ, – Элина Бершадская, восемнадцати лет. Там довольно крутой поворот есть, если скорость не сбросить, то можно и не вписаться. Скорее всего, не справилась с управлением, судя по всему, в поворот она вошла, не снижая скорости. У нас там за поворотом электронный радар стоит. Он показал, что она шла на стольнике. На самом-то деле, невеликая скорость. Конечно, с серьёзным превышением. Это ж населённый пункт, там шестьдесят… Знаки ведь все висят. Так они ж плевать хотели на знаки! – пожаловался дежурный. – Гоняют, как сумасшедшие. А девчонка, видать, первый год за рулём. Хахаль, небось, подарил тачку, и права вместе с ней… Опыта нет. Может, по прямой и справилась бы, а на повороте скорость не сбросила, так и вошла на стошке… Заносить стало, судя по всему… Она, может, и хотела вырулить, но новичок… Там и опытные водилы, бывают, вылетают. Но там ни оврага, ни канавы, в этом месте даже бордюра нет. Она вылетела на газон, прямиком, через всё поле, пропахала землю и со всей дури – в столб! Машина вдребезги… Её буквально на столб намотало. Ни подушки, ни ремень не спасли. Это тот случай, когда ремень может быть лишним. Не пристегнись она, сев за руль, может быть, и осталась бы жива… Чёрт его знает! Наши на выезде, когда осмотрели место происшествия, вообще сказали, что она за рулём заснула. Но там эксперт надрывается сейчас, – опомнился вдруг дежурный, – он определит же…

– Где сейчас машина?

– Так там же, на месте аварии. Там сотрудники полночи колдовали. Не знаю, чем закончилось.

– А водитель? – я намеренно подбирал слова, чтобы снова не привести Бершадского в бессознательное состояние.

– Водитель в морге, – удивлённо ответил гаишник.

– Из РУВД группу вызывали?

– Да нет. А зачем? Это же просто авария, ничего сверхъестественного. Ну, разбилась девчонка, бывает… – философски заметил дежурный, – Если вашего брата, следователя, дёргать на каждую аварию с летальным исходом, то у вас времени на убийц и карманников не хватит.

Ишь, заботливый какой! Радеет за безопасность граждан. Что-то, мне показалось, не складывалось в его повествовании. Вот только что именно, я никак не мог уловить. Эх, был бы я знаменитым сыщиком с мировой славой. Я бы сейчас весь разговор, предварительно записанный, слушал бы уже по второму разу и, скорее всего, понял бы, что не сходится. Прокручивал бы запись вперёд-назад и ловил бы нужный момент, который мне так не понравился. А сейчас просто мучительно морщил лоб, прислушиваясь к болтовне гаишника. Что-то не так… Что-то мне не понравилось… Что?! Что-то щёлкнуло в мозгу, и я прервал философствование дежурного:

– А тормозной путь присутствует?

– Да нет, не особо. На асфальте его вообще не нашли, ну а на земле и на траве там его и быть не могло, даже если она жала на тормоз изо всех сил. Просто наши рассудили, что такой силы удар стал возможным только на огромной скорости. Такое впечатление, что у неё газ заклинило, и она ещё быстрей разогналась после поворота. Может, конечно, она пыталась из заноса выйти. У неё ж передний привод… Был… Иногда помогает. Но, если бы даже не помогло, она всё равно успела бы на тормоз нажать. Отсюда и появилась версия, что она заснула за рулём.

«Заснула за рулём!». Что ей спать-то?! В десять вечера у этой тусующей подросли жизнь только начинается. Они в это время таким бодрячком! Нет, ни фига она не спала. А что, если с ней в машине кто-то был, кто заставил её жать на газ? Тогда, куда он делся? Выпрыгнул? Что-то я сомневаюсь. Нет, в машине была она одна. Не было никакого «его». Не бы-ло! Надо экспертам звонить.

– Когда ваши эксперты заступают на службу?

– В восемь. Скоро уже появятся. Они вчера полночи возились. Я сам-то там не был, у меня дежурство. Просто заезжал кореш, рассказывал подробности. Вот я и в курсе…

«Кореш!» – поморщился я. Ей-богу, скоро уже воры и бандиты будут разговаривать через «будьте любезны», «покорно прошу» и «милостивый государь», а новоявленная полиция прямиком перейдёт к жаргонному общению. Тихий ужас! Взяв у дежурного телефон экспертного отдела, я закончил разговор. Сейчас мне предстояло решить, что же делать с Бершадским. Он смотрел на меня умоляющими глазами. Боже, как страшно, что я ничем не могу ему помочь. Я не имею права солгать, но, видя лицо несчастного измученного отца, я никак не мог набраться сил и сказать ему всю правду. Он уже понял, прочитал по тени на моём лице, и всё же на что-то надеется. Слышал ведь всё: про водителя, про тормозной путь, про машину… Слышал… Всё же цеплялся за соломинку, которая настолько хрупка, что не могла выдержать груз его беды.

– Элина? – только и смог вымолвить он.

Я собрал все силы и кивнул. Он закрыл лицо руками, и его плечи затряслись в беззвучном рыдании. Час ушёл у меня на то, чтобы хоть как-то успокоить несчастного отца. Через час мы покинули съёмную квартиру Элины Бершадской и направились в сторону Старо-Невского. За этот час я успел узнать, что основной подозреваемой по делу об убийстве Станислава Жеглова, сводного брата Антона Жеглова, стала сама Элина. История убийства была довольно мутной и противоречивой. Ребята собрались выпить в тёплой и тесной компании однокурсников – студентов театрального ВУЗа. Принято было решение ехать отрываться в немаленьком особняке приятеля Элины – Антона. Все в компании были знакомы, из посторонних был лишь сводный брат Антона – Станислав. Его никто не звал, но он никого и не спрашивал. Он был сыном матери Антона от первого брака. Его поведение описанию не поддавалось: парень был трижды судим. Два раз его с трудом вытащил из тюрьмы отчим, третий раз отвертеться и выйти хотя бы на условный срок, у него не вышло. Отсидел два года за торговлю наркотиками. Особняком отчима он пользовался, как своим собственным. Вот и в этот раз, он заявился в самый разгар веселья и втесался в компанию, несмотря на возражения брата. Что конкретно там произошло, никто так и не узнал. По материалам дела, практически все, кто принимал участие в попойке, либо уехали домой, либо разбрелись по многочисленным пустым комнатам. Благо, родители Антона отправились отдыхать на Сицилию, и пустых комнат в доме было предостаточно. В гостиной оставались только сам Антон, его брат Станислав и Элина. Впоследствии показания Элины и Антона сходились только в одном: Стас начал приставать к девушке с совершенно недвусмысленными намёками. Короче говоря, одуревший от водки и собственной безнаказанности подонок пытался изнасиловать девушку, несмотря на присутствие брата. Далее следствие зашло в тупик. Кто и как сделал роковой выстрел из пистолета? Как пистолет отца Антона попал в руки то ли его, то ли его подруги? Ни один из подозреваемых – ни Антон, ни Элина – не отвечали на вопросы. До момента «стал приставать» они оба говорили охотно и подробно, всё последующее начисто вымело из их памяти – что у одного, что у другого. Далее в дело вступили адвокаты, и быстро выяснилось, что юридическая поддержка известного оперного певца Эммануила Бершадского отрабатывает свои гонорары честнее, нежели юристы коммерсанта Игоря Жеглова – отца Антона. Парень получил пять лет лишения свободы за непредумышленное убийство, хотя, по-хорошему, он мог отделаться условным сроком, учитывая обстоятельства, при которых произошло убийство, а также личность погибшего. Если бы юристы смогли договориться между собой, они бы постарались подвести под статью девушку, но это была бы совершенно другая статья: превышение необходимой самообороны, повлекшее… и так далее. Но судимость, даже условная, могла означать для Элины Бершадской дальнейшие сложности в карьере. Адвокаты не договорились, и Антон, продолжавший молчать и на следствии, и на суде, взбесив судью, отправился в тюрьму. Три месяца он провёл в ожидании пересылки, а потом распустил присланный матерью шарф и смастерил удавочку. Сам он сделал это или ему помогли – даже разбираться не стали, хотя предсмертной записки не нашли. Два месяца назад Антона похоронили. Девушка горевала недолго. После суда она продолжила вести привычный ей образ жизни. Никаких угроз в её адрес не поступало. Та, которая пришла сегодня ночью по электронной почте – не в счёт. Она была отправлена уже после смерти девушки. Даже, если её смерть не случайна, письмо адресовано не ей, а, скорее всего, следствию. Оно просто объясняет причину, по которой получатель письма должен умереть. Какой смысл отправлять письмо, если твёрдо знаешь, что абонент уже мёртв? Только, если ты не знаешь, что он мёртв… Или знаешь, но тебе нравится играть в эту игру. Кошки-мышки со следователями. Пощекотать нервишки ленивым ментам? Ну-ну!.. Давай поиграем в твою игру. Тебе не выиграть! Доводилось выкручивать и не такие дела. Я уверен, что рано или поздно мы вычислим этого клоуна и посмеёмся вместе. Сейчас пока этот упырь смеётся в одиночку. Или, всё-таки, не в одиночку? Чёрт! Трупов всё больше, а расследование топчется на том же самом месте, на котором было сразу после убийства Куприянова.