– Есть, – негромко произнёс Сашка. – Я нашёл его…

Он с силой ударил по клавиатуре пальцем, останавливая запись. Я бросился к столу.

– Показывай!

Несколько секунд я наблюдал, как на экране какая-то нечёткая фигура суетится около красивого чёрного спорт-кара, двигаясь быстро и задом наперёд. Потом картинка остановилась, стала чётче, и мы с замиранием сердца начали наблюдать за происходящим на экране монитора.

– Пацан какой-то совсем… – бормотал напарник. – Может, киллер не стал сам пачкаться? Нанял наркошу, и всех дел… Зачем ему самому-то под машину лезть? Смотри: ну, какой из этого дохляка убийца? Может, это вообще мелкий воришка? Стырит что-нибудь из машины по-тихому, и вся недолга… Киллер-то, сам говорил, хороший. Что ж он, по-твоему, не просёк, что в элитном комплексе во все места камеры понатыканы?!

– Да не мельтеши ты, Саня! Помолчи хоть три секунды! Давай посмотрим!

Парень покрутился вокруг машины, осмотрелся по сторонам. Видно было, как он быстро присел за машиной, потом разогнулся и открыл дверь. Сунулся внутрь, что-то там сделал – из-за сплошной тонировки мы, естественно, не увидели, что именно, снова присел. Около машины он крутился около получаса. За это время, скорее всего, можно было всё, что угодно испортить в салоне: вытащить магнитофон, например, пошарить в бардачке, даже снять дорогущие колёса. Парень явно рисковал. Он не мог не знать о камерах. Авто-воришки крайне редко попадаются на кражах, несмотря на то, что часто «работают» среди бела дня и под прицелом камер. Правда, чаще всего, им хватает на кражу пяти минут. Для чего крутиться на месте преступления так долго?!

– Останови! – приказал я Сашке. Он послушно остановил запись. – Смотри: дорожный просвет минимальный. Под машину ему не подлезть однозначно…

– Однозначно, – голосом Жириновского повторил за мной коллега.

– К тормозам подлезть можно или снизу, или из-под капота. Капот он не трогал. Под машину не залезал и, однозначно, не залезет. Как ещё можно повредить тормоза?

– Ну, это я не знаю, – протянул Александров. – Я ж тебе и говорю: это воришка.

– Саня! Вруби мозг! Любой воришка, даже с затуманенным наркотным сознанием сообразит, что на подобном комплексе обязательно будут камеры. И его обязательно «срисуют». Зачем ему это надо было? И зачем он так долго крутился у машины? Не потому ли, что киллер очень хотел, чтобы мы на него подумали? Что он мог сделать с машиной за полчаса, не открывая капота и не лазая под днище? Час от часу не легче. Надо дождаться из Сестрорецка заключения экспертизы и поинтересоваться у них, каким образом машине могли быть нанесены подобные повреждения. Можно ли было повредить тормоза из салона машины? Мы же не видим, что он там делает, когда в салон ныряет… В любом случае, даже если ещё тридцать три киллера у машины нарисуются, я сильно сомневаюсь, что вот просто так, за здорово живёшь, кто-то отважится домкратить машину и лезть под неё в навороченном дворе, под прицелами камер. А по-другому под неё не залезешь, клиренс слишком мал…

– Кто мал? – Сашка опешил.

– Клиренс! – я рассмеялся. – Просвет между днищем машины и дорогой. Надо бы тебе хоть элементарную грамотность техническую освоить. А то дуб дубом!

Сашка довольно злобно взглянул на меня и пробурчал:

– Ну, так я ж не в прокуратуре работаю, в обычной ментовке. Мне денег на машину за сто лет безупречной службы не накопить. Откуда мне что знать?

– Тебе кто-то мешает подниматься по службе? Или, может, что-то мешает?

– Чтобы сейчас в верхушку выбиться, надо нечестным ментом быть… – пробурчал напарник.

– Сам-то подумал, что сказал? И кому?

Сашкины лень и эгоизм начинали надоедать. Я тоже, конечно, могу позавидовать кому-то, могу попричитать, что зарплаты хватает только на баньку с водкой и ни на что больше. Но ведь это несправедливо – то, что он пытается отстаивать. Всё наше начальство – что моё, что Сашкино – поднималось из рядовых ментов. Учились, работали, в засадах сидели, под пули лезли. Честно делали свою работу. Должности не крали. Не выслуживались. Против совести не шли. Просто работали. Я, конечно, тоже не генерал, но из возраста капитанов давно вышел. А Саня так и застрял на звании. И, что странно… Как только дело подходило к повышению, Сашка обязательно вляпывался в какую-нибудь историю. То сам под служебное расследование попадал, то кто-то на него жалобу катал, то привод в вытрезвитель, то ещё какая-нибудь свистопляска. Неугомонен мой друган!.. Я снова посмотрел на замершую картинку монитора. Напарник включил запись по новой. Мы ещё несколько минут наблюдали, как за тонированными стёклами «мазды» то появляется, то исчезает голова парня. Можем хоть сто раз посмотреть, всё равно не поймём, что он там делал. И парня этого мы ни за что не найдём. Таких не тысячи, таких сотни тысяч: в капюшоне, в чёрной куртке, несмотря на жару, в тёмных очках… Штаны мы увидели только, когда он подходил к машине. Обычные такие рэперовские штаны, в которых ходит большинство наркоманов. Я вглядывался в ужасного качества картинку, пытаясь рассмотреть хоть что-то важное. Но ничего!

– А может, он просто колется в машине? Мы же даже не видим с этой стороны, садится он в неё или нет. Может, он вскрыл её, чтобы что-нибудь свистнуть, понял, что сигнализация не сработала и никто не выйдет, сел и ширнулся по-простому?..

– Ну да, ну да… – пробормотал коллега, так же, как и я, старательно вглядываясь в видео. – Больше-то места, ну, по-любому не нашлось. С какого рожна ему лишнюю статью на себя навешивать? Совершить одно преступление для того, чтобы нашлось местечко, чтобы совершить другое? Ты что-то Сергеев, сегодня отчебучиваешь! Не выспался, что ли? Погоди… Ты с девчонкой-то познакомился вчера?

– А ты не помнишь, что ли? – я сделал ужасные глаза.

– Не-а… – Саня растерянно поскрёб в затылке, – Ни фига не помню. Ни как домой добрался, ни конец вечера. Ты, как начал о презервативах рваных рассказывать, так мозг и отказался дальше воспринимать действительность. Рассказ твой смутно помню, а дальше – ни хрена. Хучь убей!

– Да запросто. У меня уже давно руки чешутся, – честно выложил я свою навязчивую идею придушить кого угодно голыми руками. – Ты это будешь или кто-то другой – это даже не важно. Лучше уж, наверно, ты.

– Почему я? – опешил приятель.

– Ну, ты мне как-то ближе. Дороже. Их-то я совсем не знаю. И потом, ты человек одинокий, по тебе грустить никто не будет…

Сашка, похоже, обиделся. По крайней мере, мне показалось, что он совершенно всерьёз воспринял мои слова. Погрустнел, посерьёзнел, уткнулся снова носом в монитор, включив запись. Герой видео по-прежнему крутился у машины, производя совершенно непонятные и практически невидимые нам манипуляции. На какое-то время он вообще исчез из поля видимости. Мне показалось, что он вообще ушёл.

– Где это он? Куда подевался?

– Чёрт его знает, – увлечённый изображением потенциального преступника, Александров, не отрываясь, затаив дыхание, вглядывался в картинку.

Парень не появлялся несколько минут. Стёкла у машины были настолько сильно затонированы, что невозможно было даже определить, в машине преступник, за машиной, под ней или вообще, давно дома. Внезапно, он возник вновь, воровато огляделся по сторонам, захлопнул дверцу и удалился, оставив нас, практически, с носом. Мы ещё минут пять пялились в экран, ставший уже бесполезным, потом синхронно вздохнули и отвалились от стола, как два ненаевшихся кота от пустой миски с выражением горького разочарования на помятых лицах.

– М-да… – изрёк Сашка. – Вряд ли мы увидим продолжение. Кино окончено. Ну, что думаешь?

– Я думаю… – я задумчиво потёр лоб. – Я думаю, что нам нужно сделать следующее. Во сколько у тебя встреча с Рудневым?

– Блин! – Сашка глянул на свои старомодные командирские часы. – Уже опаздываю. Ты подбросишь?

– Куда тебе?

– На Ваську. Через час встреча.

– Если на Ваську, дуй на метро. Точняк успеешь. На машине в это время дольше по пробкам будем продираться. До метро подкину, не вопрос. Далее так сделаем. Ты дай мне эту штуку, – я кивнул на выносной диск, – с собой. Я её экспертам в Сестрорецк свожу. Пусть они ответят на один простой вопрос: можно ли было таким образом повредить тормоза? Если нет, то придётся ещё докачивать видео. Брать с того момента, когда девица поставила свою «мазду» на это самое несчастное место.