Стоп! Меня вдруг осенило. Я ведь даже не поинтересовался у Димы-компьютерщика, были ли входящие на адрес киллера. Вот это промашка! Я высадил полностью обессиленного Бершадского у подъезда, в очередной раз пообещал себе подать рапорт на увольнение после окончания дела и ещё раз связался с Димой. Видимо, у него был свой, особый график работы, потому что трубку он вообще не взял. Если в четыре утра он интересовался у меня, не сплю ли я ещё, то можно ожидать, что время его бодрствования сильно смещено в сторону ночи. Ладно, до сих пор не узнал, пару часов подожду.
Я направлялся в Горскую к инспекторам ГИБДД. По утреннему городу, уже начавшему просыпаться, ехать туда минут сорок. Я выехал за лахтинский пост, встал на обочине в надежде вздремнуть хотя бы двадцать минут, как Штирлиц. В голове вертелись события последних дней. Вся эта чехарда мыслей начиналась с убийства на Таврической и заканчивалась непонятной смертью в Тарховке. Потом всё начиналось сначала. Поездка в Воронежскую область отошла на задний план. Казалось, и не было никогда уверенности, что я на правильном пути. Но сейчас этой уверенности, да какое там уверенности! – даже мысли не было о том, что расследование всех этих убийств движется в нужном направлении. Даже если сейчас окажется, что смерть Элины – это несчастный случай, в чём лично я очень сильно сомневаюсь, всё остальное уже как снежный ком намоталось друг на друга, давит, душит… И ещё письма эти…
Я ещё раз набрал номер Димы. Опять тишина. Позвонил Сашке. Он ответил далеко не сразу, ужасающе сонным голосом. Почти десять минут я пытался втолковать напарнику, какое отношение авария на Приморском шоссе имеет к нашему делу. Сашка то ли не проспался, то ли не проснулся. Слушал меня без малейшего интереса, невпопад задавал вопросы и угукал. В конце концов, мне это надоело, я велел ему продолжить поиски «доброго дяденьки», усыновившего, вернее, удочерившего Женю Маслову. Больше от него нельзя было добиться сейчас, похоже, ничего. Всё! С посиделками покончено! У меня уже здоровья не хватает, у Сашки его никогда особо и не было. Пока рассудок отдыхает, дела копятся. А это никуда не годится. Я, конечно, благосклонно отношусь к поговорке: «Но, если веселье работе мешает, то ну её на фиг – такую работу!», тем не менее, не вижу пока возможности развлекаться, бухать и прохлаждаться в тени любимого кафе. С нами ведут игру. Чем дальше, тем больше я в этом убеждаюсь. Нас не водят за нос, не пускают пыль в глаза. Нет, преступник более затейлив. Он прячет только свои отпечатки. При этом, он не стесняется использовать одни и те же пули, одно и то же оружие. Не смущаясь, отправляет с одного и того же адреса письма с угрозами… Тут вот нестыковочка образовывается… Письмо Элине послано уже после её смерти. Если эксперты не смогут обнаружить в аварии признаков криминала, последняя смерть выпадет из ряда «наших» преступлений.
Театральный институт. Крутится всё вокруг него. Какая же связь? Мама Арсения Куприянова была преподавателем театрального ВУЗа. Декан факультета. Новоиспечённый одноразовый наркоман Кировский был актёром. Не Бог весть, каким, но всё же. Элина Бершадская училась в театральном институте на первом курсе, снималась в эпизодах. Эммануил Бершадский – известный оперный певец, то есть тоже имеет к театру отношение. Какая-то киношно-театральная вакханалия… Есть между этими преступлениями связь? Безусловно. Слава тебе, Господи, братья Гаргаевы не пошли по актёрской стезе, а то я бы точно рассудком подвинулся. Хотя, проверить не мешает. Что им мешало в промежутках между отсидками подрабатывать в массовке? М-да, смешно… В любом случае, Траубе выпадает из этого списка. Это совершенно очевидно. Хотя, чего вдруг? Я даже не пытался искать в этом направлении. Я сейчас действую, как наши технари: получаю информацию и принимаю её к сведению. Ни систематизации, ни анализа… Пойду в массовку сниматься. Профессиональная непригодность по всем направлениям. И ещё неизвестно откуда взявшаяся, классовая ненависть и полное, ну, полнейшее отсутствие толерантности. Это слово само по себе вызывает у меня раздражение и агрессию. А-а-а!… Понял! У меня климакс! Нет, не так: кризис! Во! Кризис среднего возраста. Интересно, когда этот «средний возраст» начинается? И не рановаты ли для тридцати пяти лет какие-то кризисы? Надо бросить пить, заняться каким-нибудь мучением в зале, типа, таскания железа, записаться в бассейн рядом с домом и завести кота. Трезвость вернёт организм в первобытное состояние. Тренажёры выкачают из организма неуемную лишнюю энергию, преобразуя её в мышцы. Кот внесёт в дом спокойствие.
На деле, правда, не всегда получается, как мы хотим. Трезвость с нашей работой, суетой, беготнёй и нервотрёпкой – несовместима с жизнью. Всегда найдётся индивидуум, который заподозрит в тебе неладное, если ты вдруг откажешься от выпивки, особенно, халявной.
Последний мой поход в тренажёрный зал окончился двухнедельным возлежанием на диване с приступом то ли радикулита, то ли ещё какой-то постыдной старческой напасти. Отвалявшись на удобном диване полмесяца, я дал себе торжественную клятву без особой необходимости зал не посещать. Необходимость возникала два раза в год, когда руководство безуспешно пыталось вычленить из большого количества груш, болтающихся на турнике, сотрудников, способных догонять, ловить, стрелять и подтягиваться. Обычно это заканчивалось полным провалом, большинство из нас висело на снарядах, как лампочки в коммуналке, не в состоянии приподнять свою довольную, сытую тушку не только нормативное количество раз, а хотя бы единожды. Осознавая бесполезность разовых походов в тренажёрный зал и памятуя о яростном приступе старческого недуга, уложившего меня на диван, я стал обходить всякие качалки и фитнесы за три версты.
С психотерапией в форме хвостато-полосатого животного я тоже завязал ещё во времена семейной жизни. Одним не слишком прекрасным утром, возвращаясь домой то ли от любовницы, то ли с работы, будучи в весьма приподнятом настроении, за копейки купил у бабульки около метро пищащий комочек шерсти. Почему и зачем бабка торговала котятами в пять утра, я понял, только когда окончательно протрезвел. Очень грамотный маркетинговый ход. В это время провинившиеся супруги частенько направляются с первого поезда метрополитена к разъярённым супругам. Трогательный пищащий комочек – это последний шанс. Защитный шлем от жёсткого прямого удара немодной скалкой. Индульгенция.
Именно в таком обличии я возник перед супругой в пол-седьмого утра: с полуулыбкой, полугримасой на помятом лице, которую невозможно скрыть, потому, как мышцы слегка атрофированы. За пазухой пушистый дрожащий комочек. Жену он растрогал до глубины души. Она схватила существо неизвестного пола и возраста и унеслась на кухню с миссией спасения всех бездомных животных мира. Мне были по ходу дела отпущены грехи, и скандал затих, так и не начавшись. Всё, что супруга бросила мне на бегу, это: «Сделай что-нибудь со своим дебилоидным лицом!..», на этом всё закончилось. Ну, по крайней мере, мне тогда так показалось.
Существо определилось, как особь мужеского пола породы «метис». Жена назвала любимчика Гошаном, я по-прежнему, под возмущения супруги, звал животинку Дулей, то бишь – Индульгенцией. Как только Дуля-Гошан немного вырос, тишина и уют в доме враз кончились. Подросшая тушка бросалась на пол со всех возможных возвышенностей в квартире, до которых сумела добраться. Шум и визг стоял весь вечер и начало ночи, часов до двух. Потом котяра заваливался на наше супружеское ложе, аккурат между нами. По ночам он щекотал мне нос пушистым котом, а в пять утра проверял мой организм на упругость, топоча толстенными лапами по моему животу и издавая угрожающие звуки: «Баууум!»… Всё это произносилось часто и басом до тех пор, пока жена не начинала сонно бормотать: «Сергеев! Ну, дай ты котику что-нибудь перекусить…» Честно говоря, иногда хотелось дать ему перекусить провод под напряжением, но на это у меня не хватало злости. Когда в доме было изуродовано абсолютно всё, включая новый диван и свеженаклеенные обои, кот перешёл в фазу пакостей. Сначала он сожрал мою дорогую кожаную папку, вместе с содержимым – документами, которые собирал целый следственный отдел восемь месяцев («Извините, это кот сожрал!..»). Потом отъел носы у новеньких ультрамодных кроссовок стоимостью в три четверти моей зарплаты. Последней каплей стали какашки в домашних тапках, обнаруженные мною как-то поутру. Кот сидел на моей кровати, на моей подушке, в моей квартире и, глядя на меня с полнейшим презрением: «Ну, и что ты, штопаная резинка, мне сделаешь?!», уничтожал мою жизнь. Я растолкал жену и срывающимся голосом, за который потом мне было ужасно стыдно, предложил ей резонный выбор: «Или я, или кот!». К вечеру и супруга, и Гошан исчезли из моей жизни.
