– По закону?! – Сашка перешёл на крик, и я понял, что он близок к истерике. – А кто пишет эти законы?! Её муженёк? Для тебя он их пишет? Для меня? Нет! Для таких скотов, как она! Чтобы именно они могли сухими выйти из воды. На секунду представь, – Сашка перешёл вдруг на свистящий шёпот, – на её месте обычная женщина на обычной машине, на «Жигулях» сраных, не справилась с управлением, вылетела на тротуар, сбила людей насмерть. Что с ней будет? Она кинется осматривать собственную машину – помяла – не помяла? Она к людям кинется, и до конца своих дней эти погибшие люди будут стоять у неё перед глазами и мучить её. И, что характерно, в суде она получит свой пятерик, не колонии-поселения, а обычной зоны. И будет париться там на общих условиях и считать дни, когда сможет вернуться к своему ребёнку. И никакой отсрочки она не получит, потому что есть муж, который может воспитывать дитё, потому что закон, потому что суд… Не так? Ну скажи мне, что не так, и я успокоюсь!..

Я не знал, что сказать. Он был настолько прав, что мне было просто физически больно. Я прикрыл лицо ладонью и надолго замолчал. Мне нечего было сказать другу. Соврать я не мог. Сказать правду – не поворачивался язык. Я малодушно молчал, кляня себя на все лады. Я не трус. Я не подлец. Я не урод и не ублюдок. Я – нормальный мужик. Я не терплю лицемерие, подлость и несправедливость. Почему же я сейчас молчу? Почему же сейчас мне нечего ответить своему другу и напарнику?! Что же происходит, чёрт побери?

– Сань… – я мучительно подбирал слова, – я тебе сейчас скажу то, что говорить не должен. И я очень тебя прошу, давай на этом закончим. Я тоже не считаю, что решение данного суда, как, впрочем, и всех предыдущих по нашим делам, справедливо. Я скажу больше, я возмущён решением этого суда. Возмущён и потрясён. До глубины своей человеческой души. Это как человек я тебе сейчас говорю. Но вместе с тем, представь себе, сколько народу бывают недовольны решением суда с той или иной стороны. Если все начнут браться за оружие, что начнётся? Что тогда? Война? Революция? За что ты меня агитируешь? За другие законы? За баррикады? С ума ты, Сашка, сходишь. Меня не своди.

– Не знаю, Серёга, не знаю. Я себя чувствую, как старые коммунисты в начале девяностых. Всё, чему верил, чему служил – рассыпалось в прах. Чёрное стало белым, белое – чёрным. Во что верить – непонятно. Чего ждать – неизвестно. Сдохнуть хочется от такой жизни…

Мы так давно не разговаривали с Сашкой на какие-то, отвлечённые от работы темы, что я чувствовал ужасную неловкость от этого разговора. И ведь что самое страшное, что все эти разговоры ничего не могли нам дать – ни мне, ни ему. Он понял меня, как всегда мог понять в сложные минуты. Больше он не заговаривал обо всём этом.

– Ладно, Серёга, выдохни!.. Давай вернёмся к нашим баранам. Что там с этой Лисицыной?..

– Да, так вот, с Лисицыной… – я в глубине души вздохнул с облегчением. Чем глубже мы погружаемся в это дело, тем больше лишних вопросов к самому себе у меня возникает. Они пугают и раздражают одновременно. Я малодушно бегу от ответов на них. Стараюсь спрятаться от них в делах. – Из достоверных источников стало известно, что киллер устроил слежку за Лисицыной. То есть, фактически, он вышел на объект.

– Из каких источников это стало известно? – напрягся вдруг Сашка. – Откуда ты узнал?

– Я же сказал: «из достоверных источников», – я решил сделать вид, что меня самого используют практически втёмную. – Нам с тобой этого знать не положено. На хвосте у киллера уже фээсбэшники, так что, не сегодня-завтра его возьмут. Нам нужно подчистить всё, чтобы с нас, как говорится, взятки гладки…

– Что ты предлагаешь? – спросил напарник.

Тут вдруг я понял, каким-то шестым, седьмым или восьмым чувством осознал, что не надо больше никого посвящать в свои размышления. Даже Сашку. Работать в одиночку невозможно. Но отныне все свои поручения я, по возможности, буду давать разным людям, не вводя их в курс всех событий. Только это даст мне возможность окружить расследование хоть каким-то подобием секретности. Только так и никак иначе.

– Пока ничего, – уклончиво ответил я. – Я пока думаю над этим делом. Предлагаю тебе подумать отдельно от меня. Потом соберёмся вместе и поделимся мыслями. Может быть, даже сегодня вечером. Может быть, даже в «Поляне». Годится?

– Лады, – весело согласился Сашка. – Пошёл думать. Что-то делать надо? Сбегать куда, принести что?

– Ну, если принести, то только электронный адрес Лисицыной. Ума не приложу, как его добыть. Не методом подбора ведь… Будем сидеть и ждать, когда киллер пришлёт ей приглашение на тот свет…

– Хорошее дело, – одобрил Сашка. – Нам-то по барабану – что любить – подтаскивать, что отлюбленных оттаскивать… Адрес как достать? Да есть у меня мыслишка на этот счёт… Попробую… Единственное, что меня смущает, что киллер отправляет письма практически в момент убийства, или чуть позже, так что кэпэдэ придуманных тобой мероприятий всё едино будет равен нулю. Но, как скажешь: мамонтёнка Диму – пожалуйста, адрес Лисицыной – нет проблем! Отзвонюсь… Кстати, забыл тебя спросить! С самого начала хотел, да ты меня вывел из себя… Ты чего на звонки не отвечаешь?

– Я на звонки не отвечаю?! – удивился я. – Быть того не может!

– Да я тебе раз пять звонил!

Я сунул руку в чехол на поясе и телефона там не обнаружил. По моему растерянному лицу Сашка понял масштаб трагедии:

– Пролюбил? – участливо поинтересовался он.

– Вот я и… – я не договорил и метнулся в кафе.

Перед глазами стояла картина: столик в кафе, звонок Снегирёва, я опрокидываю на чистую рубашку кофе, заканчиваю разговор, швыряю трубку на столик и несусь в туалет, застирывать пятно. Из туалета я бросился сразу в контору, забыв даже расплатиться. Телефон остался на столике, к бабке не ходи. Теперь единственное, что греет, кроме тридцатиградусной жары, это то, что в кафе с запредельными ценами, могло не зайти ни одного посетителя. Либо, официантка Леночка, памятуя о моей всегдашней рассеянности, могла, убирая со стола, забрать телефон себе.

Леночки в зале не оказалось. Возле стойки лениво пасся высокий чернявый парень. Он улыбнулся мне, как родному и проворковал:

– Чего желаете?

– А где Леночка? – растерянно протянул я.

– Леночка отпросилась домой, заболела, перегрелась, видимо, – нахально ухмыльнулся парень, произнося слова как-то странно, то ли с акцентом, то ли с плохой дикцией.

– Я забыл расплатиться и оставил здесь, на столике, свой мобильный телефон, – неуверенно пробормотал я.

– Расплатиться – это не беда, Леночка предупредила. А телефон, да, оставляли. Какой у Вас был телефон?

Я понял, что это нормальная проверка и старательно объяснил:

– Филипс Xenium k700, чёрный, с большим экраном. Я могу Вам назвать свой номер, Вы наберёте его и, если телефон мой, он зазвонит. Так пойдёт?

– Нэт, зачэм? – всё же парень говорил с кавказским акцентом. Вы назвали модель правильно. Я верну Вам аппарат.

Парень зашёл за стойку и протянул мне мою потеряшку. Я вздохнул с облегчением:

– Сколько я Вам должен?

– Вы должны пятьдесят рублей за кофе и возможно небольшое материальное вознаграждение за спасение Вашего телефона, – парень дружелюбно улыбнулся, – я пошутил. Только пятьдесят рублей.

Я оставил парню две сотни, от которых он пытался отнекиваться, и отправился в контору. Сашка меня не дождался. Но это было к лучшему. Полгода назад в нашу контору пришли два сотрудника. Во время учёбы они проходили у нас практику. После окончания университета, пришли работать уже специалистами. Всё едино, их воспринимали, как стажёров, и поручали им несложные дела. Работали они почему-то только вместе, похожи были, как родные братья. Оба были мелкими, щуплыми, с редкими рыжеватыми волосами, бледными, хмурыми лицами. В коллективе к ним прочно приклеилась кличка «суслики», причём, одна на двоих. Именно на этих сотрудников я и возлагал свои надежды. Пригласил их к себе, плотно закрыл дверь и объяснил им их обязанности, предварительно согласовав их поступление в своё распоряжение со Снегирёвым. Суслики были внимательны и исполнительны. Они быстро вникали в суть дела. Я не стал вдаваться в подробности и плясать от печки, описывая подробности. Им было дано конкретное поручение: следить за Лисицыной и за тем, кто её пасёт. То, что её могут «пасти», я объяснил им сразу. Кто она, зачем нужна слежка, я не стал втолковывать. Просто ограничился распоряжением, сославшись на Снегирёва. Сусликов звали Фёдор и Виктор, причём, кто из них кто, я узнать так и не удосужился. Отдал им фотографии, сделанные Аркадием с видеозаписи по Крестовскому и пояснил: