— Меня только недавно туда перевели, еще не всех знаю, — нашелся я.

— А где раньше служил? — поинтересовался офицер.

— В легионе иовиан, — соврал я.

Так назывался Пятый легион западно-римской армии, старый и прославленный. Сейчас, как я знал, он расквартирован в Медиолануме (будущем Милане).

— Ты не служил в моем легионе, — уверенно произнес офицер, схватился за рукоятку меча, намериваясь вытащить его из ножен, и начал пятиться.

Я, не перехватывая копье, кольнул им командира стражников. Метил в незащищенную шею, а попал в кольчугу на груди. Металл мерзко проскрежетал о металл.

— К бою! — заорал офицер и развернулся, намериваясь убежать к воротам, где стояли его подчиненные.

В спину колоть копьем без сильного размаха было бестолку, кольчугу не пробью, поэтому я ударил в бедро, но опять промазал, попав между ног. Так получилось даже лучше, потому что офицер перецепился за него и шмякнулся на каменный причал, громко звякнув своими железяками. Добил его, рубанув топором на длинной рукоятке, один из моих соратников, которые поняли, что первый вариант провалился, пора переходить ко второму, и кинулись мне на помощь.

— Вперед! К воротам! — скомандовал я.

И солдаты гарнизона, и грузчики не сразу врубились, что происходит. Первые повернулись лицом к реке, предполагая, что нападают оттуда, а вторые, как ни в чем не бывало, продолжили нести свой груз в город, только несколько из тех, что шли за новым, остановились, услышав крики и звон оружия.

Мои починенные сработали лучше — дружно кинулись к воротам. Их сперва приняли за своих и не преградили путь. Только когда мои люди начали колоть копьями и рубить спатами и топорами тех, кто оказался на их пути, городские стражники засуетились, начали выстраивать стену щитов перед воротами.

Ночной бой — это удовольствие для избранных. Если в дневном сражении порой трудно разобраться, где свой, где чужой, то в темноте и подавно. Еще на противоположном берегу я посоветовал своим подчиненным во всех сомнительных случаях кричать «Атилла!», но в горячке боя об этом сразу забыли, перешли на свои национальные восклицания, а поскольку с обеих сторон хватало и германцев, и римлян, понять по ним, кто свой, кто чужой, было сложно. Разве что по щитам ориентировались. Те, что сражались против нас, имели круглые щиты с нарисованным красным орлом, смотрящим на запад, в центре белого поля с красной каймой — эмблемой Пятого легиона западно-римской армии, носящего имя Иовиане, за воинов которого я и пытался выдать свой отряд. Кто ж знал, что одно из подразделений легиона разместили в Аквилеи для усиления гарнизона, и именно они будут караулить ночью на пристани. Светлое поле на щитах легионеров было хорошо заметно даже в темноте, в то время как у моих подчиненных рисунки были самые разные и замазанные сажей.

Копьем в пешем бою я владею хуже, чем саблей, поэтому метнул его в гущу врагов, целясь в голову. Не следил, попал или нет, потому что ринулся к левому, ближнему флангу врагов. Здесь пока не закончили строиться, толкались. То ли меня приняли за своего, то ли просто не вошли еще в бой, раскачивались, но я успел завалить двух уколами в лица. Дальше, закрываясь щитом, колол и рубил саблей, опасаясь, как бы мне самому не снесли голову ударом сзади. К счастью, почувствовал, что кто-то надавил щитом в мою спину, помогая двигаться вперед.

Мои соратники дружно навалились на врагов, затолкали их в тоннель надвратной башни. Там было еще темнее, поэтому по большей части я бил наугад. Обычно на голос или в ответ на удар по моему щиту. Лишь изредка впереди как бы проявлялось из темноты более светлое лицо или это был шлем, не знаю точно, потому что порой острие моего клинка скрежетало по железу. В конце тоннеля было светлее, и я наделся, что сейчас доберемся туда и станет легче. Вместо этого стало еще темнее, потому что аквилейцы захлопнули внутренние ворота, оставив часть городских стражников нам на расправу.

— Атилла! Выходим! — заорал я. — Выходим! Не надо их добивать, никуда не денутся!

Мой соратник тут же перестал толкать меня щитом, но бой — звон оружия и крики — продолжался еще несколько минут. Пробираясь вдоль стены и закрываясь щитом, я выбрался из тоннеля. Несмотря на то, что снаружи было так же темно, как и раньше, мне показалось, что посветлело. По крайней мере, я мог различить, что передо мной именно соратники, а не воины гарнизона. Они держали щиты на головой, потому что сверху летели камни. Метали их наугад и в большом количестве, но часто мазали, а если и попадали, то особого вреда не наносили, разве что задевали, отскочив от щита.

— Стойте здесь наготове. Вдруг откроют ворота и попробуют атаковать, — скомандовал я, а сам пошел к реке.

К пристани как раз подошли наши лодки со второй частью отряда. Я приказал воинам стать во второй линии напротив ворот, а лодочникам — двигаться через реку по прямой и перевозить всех, кто хочет.

— Теодомир, наводите мост и трубите атаку! — крикнул я через реку.

— Уже делаем! — послышалось в ответ.

Судя по большому количеству факелов, которые двигались к городским стенам, вся гуннская армия кинулась нам на помощь. С вечера командиры были предупреждены, что возможен ночной штурм, каждому отряду выделили участок для нападения. Видимо, звуки боя, хорошо слышные ночью, дали им понять, что пора подключаться.

В городе тоже началась движуха. Со всех сторон доносились крики, что напали гунны, и слышался топот ног и бряцанье оружия — аквилейцы занимали места на городских стенах для отражения штурма. Увеличилось их количество и на «нашей» надвратной башне. По крайней мере, все чаще я стал слышать рядом с собой звук падающих камней, а парочка даже угодила в щит. Наверное, метали их на мой голос, поэтому быстро переместился к верхнему концу пристани, где по моим расчетам должен был приткнуться дальний конец наплавного моста.

То ли мост оказался длиннее, то ли саперы в темноте ошиблись, но навели его метров за триста от того места, где я ждал. Идти туда под крепостными стенами с шансом получить сверху такую каменюку, которая проломит и щит, и шлем, я не решился, вернулся к воротам. Туда потихоньку перевозили на лодках подкрепление и лестницы.

Когда воинов набралось сотен пять, я приказал лезть на стены. Судя по крикам и звону оружия, в других местах наши соратники уже приставили лестницы. Аквилейцы зажгли несколько факелов и закрепили их так, чтобы освещали нападавших, а самим оставаться в тени. Впрочем, не у всех это получалось, кто-то умудрялся выйти на свет и получить стрелу с противоположного берега. Там стояли спешенные лучники из моего отряда, ждали лодки и помогали нам, как могли.

Если бы знал, что нас так быстро разоблачат, взял бы с собой лук и сейчас бы имел уважительную причину не лезть на стены. Как чувствовал, что ничем хорошим для меня это мероприятие не кончится. Лестница, по которой я решил подняться, была прислонена к неосвещенной факелами части крепостной стены. Впереди карабкалась пара готов. Когда я поднялся метра на три, двигавшийся впереди вдруг резко слетел задницей прямо мне на щит, который я держал левой рукой над головой. Вес был приличный, наверное, его самого тоже сбили, и они вдвоем обрушились на меня. Само собой и я не удержался, но завалился не вниз, на лезшего за мной, а правее, и с громким металлическим звоном хряснулся о землю. Впрочем, слой почвы здесь был тонюсенький, а под ней шел типичный для этих мест ракушечник. Приземлился на правый локоть и правый бок, причем ударился так больно, что из глаз сыпанули искры и к горлу подкатила противная тошнота. Щит отлетел, заскользив со скрипящим звуком по пологому склону. Тут же на мои ноги рухнул туловищем какой-то гот и выругался длинно и замысловато, половину слов я не понял.

Затолкав тошноту в пищевод и ниже, я спросил охрипшим вдруг голосом:

— Сам встанешь?

— Ага, — после паузы произнес гот и на четвереньках сполз с меня.

Я попробовал опереться на землю правой рукой — и вскрикнул от боли. Правый локоть болел так, что я подумал, что рука сломана. Встал, помогая себе левой рукой, и, прижимая правую к груди, потопал к краю пристани, навстречу очередной партии, перевезенной лодочниками.