В Наисе мы расстались с этим караваном, отправившимся дальше на юг, присоединились к другому, поменьше, следовавшему на юго-восток, в Константинополь через Сердику, Филиппополь и Адрианополь. Я опять вез по этому маршруту женщину, которая нравилась мне больше, чем предыдущая, только не в возке, а в арбе с холщовым тентом, нагруженной мешками с мукой. Несмотря на то, что мешки были накрыты воловьей шкурой, на каждой остановке Хильда первым делом стряхивала со своей одежды муку, чтобы выглядеть красивой, нравиться любимому мужчине, спасшему ей жизнь. Не знаю, жалела ли она, что стала наложницей, скажем так, командира среднего звена, а не женой Атиллы. Мы с ней не разговаривали на эту тему. Думаю, что для нее, гепидки, важно было, что ее мужчина воин, причем не простой, а командир тысячи, что раза в три, если ни в пять, больше, чем было под командованием ее отца. Я проинформировал, что женат, что поселю Хильду в одном из своих имений, поэтому видеться будет не часто. Ей это не понравилось, но других вариантов не было. По-любому, предложенное мной лучше, чем умереть или стать прислугой одной из старших вдов шаньюя.

Я поселил Хильду в отдельной комнате для богатых на хорошем постоялом дворе возле Харисийских (Адрианопольских) ворот, посоветовав ей не покидать помещение и заплатив вперед за два дня. На третий собирался перевезти ее в имение. После чего поехал с Радомиром по второстепенной (главная вела к Золотым воротам) ветке улицы Меса к своему дому. В Римской империи всё было склонно к раздвоению.

Кстати, Харисийские ворота доживут до двадцать первого века, правда, выглядеть будут запущенными, в расщелинах вырастут трава, кусты и даже деревца. Рядом с воротами будет конечная остановка долмушей. Это что-то типа московских маршруток с водителем-таджиком: абсолютное незнание других языков, кроме родного, и правил дорожного движения. По городу еще так-сяк соблюдают главное — не едут на красный свет светофора, но в отместку за это сигналят почти без остановки, а на трассе вдавливают педаль газа в пол и — завидуй, Шумахер!

Жены дома не оказалось. Я сперва не придал этому значения: мало ли, по каким делам уехала? Приказал протопить парную, нагреть воду, чтобы помыться с дороги, и отдал распоряжение рабам, что из привезенной добычи куда положить. Когда зашел в ойкос, наткнулся там на рабыню, молодую девушку, купленную незадолго до моего отъезда, не слишком страшную, как остальные, которая из-за этого, наверное, пользовалась особой любовью хозяйки — постоянно ходила с синяками на щеках от ударов перстнями. Войдя со света в полумрак, я не сразу разглядел рабыню и чуть не сбил с ног. От так и не выветрившейся привычки из двадцать первого века извинился.

В ответ девушка еле слышно прошептала, глядя в пол:

— Она у любовника.

— Кто? — не понял я.

— Твоя жена, — ответила рабыня.

Надо же, а я как-то и не заметил, что обзавелся рогами!

— И давно? — спросил я, но не потому, что хотел знать, как долго хожу с украшениями на голове, а из-за сумятицы в ней.

Не скажу, что новость сильно ущемила мое самолюбие. Я давно уже воспринимал Ирину чисто, как привычного сексуального партнера, не более. Измена тоже не удивила. Трудно первый раз ступить в грязь, а если баба побывала под вторым мужиком, то третий не за горами. Просто не люблю неожиданные ситуации там, где все казалось рутиной.

— Сразу после твоего отъезда, — сообщила рабыня.

— И кто он? — поинтересовался я.

— Не знаю, как зовут. Какой-то друг детства, служит у ее отца, — рассказала она.

Порядочная женщина не изменяет друзьям, а только мужу.

— Спасибо! — поблагодарил я и пообещал: — Не забуду твою помощь.

В ответ девушка злорадно улыбнулась. Видимо, моя благодарность ее мало интересовала. Как догадываюсь, рабыня вынашивала план мести несколько месяцев, подзаряжаясь решимостью после каждого удара перстнями по щекам. Ей отмщение, и она настучала.

Все-таки я решил проверить. Мало ли, вдруг рабыня оклеветала?! Поэтому поставил раба-привратника следить за улицей, чтобы предупредил меня, когда появится Ирина, и никто не предупредил ее. Паланкин моей жены был виден издалека, поэтому я вышел к фонтану за несколько минут до того, как ее занесли во двор.

Обычно Ирина, увидев меня после долгой разлуки, улыбалась счастливо, а потому глуповато. На этот раз сперва удивилась, потом испугалась, но быстро справилась со страхом и улыбнулась, вымученно изображая радость. Заметив, что не рад ей, что смотрю изучающе, наклонила голову. После оргазма у нее несколько часов темные тени под глазами. При ярком солнечном свете, а день выдался ясный и теплый, они особенно заметны. От злости мой рот наполнился слюной. Я сплюнул резко и смачно под ноги жене и пошел в андрон, поставив Радомира на входе, чтобы никто не беспокоил меня. Ирина уже знает, что проскочить мимо моего слуги или прорваться с боем не получится, сколько бы ни била его перстнями по щекам. Мне надо побыть одному, обмозговать произошедшее и принять решение.

Ситуация, конечно, неприятная, но она развязывала мне руки. Надоел Константинополь, надоела Ирина, надоели ее многочисленные и шумные родственники-бюрократы, у которых все разговоры только о том, как к кому подкрасться незаметно — и лизнуть нежно. К гуннам я больше не ходок, поэтому надо было подыскивать новое занятие. Служить в гнилой римской армии было глупо, наняться к какому-нибудь мелкому царьку — еще глупее. Оставалось море с возможностью переместиться вопреки желанию в другую эпоху. Я все-таки решил построить корабль и весной отправиться в плавание, а пока поживу с Хильдой в имении на противоположном берегу Босфора.

Если к утру у меня оставались кое-какие сомнения в правильности принятого решения, то повар-раб Авраам развеял их. Несмотря на библейское имя, он, скорее всего, сириец по национальности, но точно и сам не знает, где появился на свет и кто его родители. Авраам то ли тончайший льстец, то ли действительно обожает меня за то, что научил его нескольким интересным блюдам. Судя по поступкам, склоняюсь ко второму варианту. Подавая завтрак, он сообщил, что хозяйка потребовала, чтобы попробовал все блюда, которые приготовил для нее, и спросил, надо ли проверять подаваемые мне? Я ответил, что сейчас не надо, а, начиная с обеда, придется. Если Ирина предположила, что я способен отравить ее, значит, как минимум, прикидывала подобный вариант по отношению ко мне. В Константинополе время от времени неудобные люди травились грибами, даже если не ели их никогда в жизни.

После завтрака я отправился на константинопольские верфи. Там было сравнительно пусто и тихо. На двух небольших стапелях достраивали рыбацкие баркасы и еще на одном — весельный паром для перевозки двух арб, запряженных волами. Суда этих типов работают почти каждый день, кроме штормовых. Ни одной галеры или «круглого» судна не было даже в начальной стадии. Строить их в конце осени не было смысла. Наверное, начнут в январе-феврале, чтобы закончить к концу марта. Как следствие, было много свободных рабочих всех специальностей и дешево стоили материалы и аренда стапеля. Впрочем, я собирался строить свое судно на противоположном берегу пролива, чтобы не переправляться через него каждый раз, когда захочу проконтролировать ход работ. Там тоже была верфь, причем, как мне сказали, аренда стапеля стоила немного дешевле. Проверять я не стал, потому что вопрос денег для меня был не на первом месте. Улажу другие дела в Константинополе и послезавтра, по пути в имение, всё выясню.

На обратном пути посетил постоялый двор, позанимался любовью с Хильдой. После чего порадовал ее, сообщив, что в имении жить будем вдвоем, а потом уплывем куда-нибудь. Богатому везде родина.

Вернулся домой к обеду. Там было непривычно тихо. Обычно рабыни галдят на кухне и во дворе, жена на кого-нибудь орёт, дети кричат. Сейчас все словно воды в рот набрали. Знают, что Ирина прокозлилась, и затихарились, ждут, чем это закончится, чтобы самим не попасть под раздачу. Жена слышала, что я вернулся, но из спальни не вышла. Ночевала она там одна, мне постелили в андроне. Обедали, как и завтракали, мы тоже порознь.