Зимой я нашел новое развлечение. В центре города часть улицы Меса занимали лавки рукописей. Я приходил туда, чтобы купить сыну труды греческих и римских писателей и ученых, начиная от «Илиады» Гомера. Рукописи теперь были не в виде свитков, а в виде тетрадей, причем листы папируса или пергамента чаще сшивались вверху, а не сбоку. Возле этих лавок сидели писцы, готовые за скромное вознаграждение накалякать письмецо или прошение, и тусовались безработные учителя, которых всех без разбора называли философами, что не мудрено, потому что и математика сейчас считалась частью псевдонауки, и ожидавшие клиентов адвокаты. Последние от скуки предлагали прохожим дать им тему для защиты и тут же, без подготовки, блистали красноречием. По большей части речи их были позаимствованы у моего знакомого Марка Туллия Цицерона, который сейчас в моде. Поджидая работодателей, эта ученая братия часто заводила интересные диспуты, обсасывая любой вопрос строго по правилам, привитым в высшей школе: довод-контрдовод, тщательное изучение аргументов, ссылки на труды известных ученых. Я любил вгонять их в непонятное каверзными вопросами. Допустим, если земля плоская, почему сперва видны верхушки мачт, а не весь корабль? Или, посложнее, если бог всемогущ, способен ли он создать такой камень, который не сможет поднять? Иногда диспут длился до наступления сумерек, иногда продолжался на следующий день, а то и два. Меня даже стали ждать с нетерпением, чтобы подкинул им пищу для ума.

В конце зимы в Константинополь прибыло посольство от Атиллы под руководством Эслы, то есть с незначительном статусом. Они приехали напомнить, что император Маркиан задержал своему полководцу Атилле выплату «кормовых», то есть дани. Казна, как обычно, была пуста, поэтому гуннов накормили обещаниями и отправили восвояси. Как мне сообщил тесть, на прощанье Эсла пригрозил, что Атилла может прибыть за данью вместе с армией, поэтому я не удивился, когда где-то через месяц константинопольский купец передал мне привет от Эдекона. Это был приказ прибыть на службу конно и оружно.

Это можно было назвать рейдом по вражеским тылам. В поход пошла только конница, тысяч пять-шесть, в основном лучники. Осадных орудий и обоза не было, припасы везли на сменных лошадях. Шли быстро, в день под сто километров. Города обходили. Отвлекались только на грабеж деревень, чтобы пополнить припасы. Куда и зачем так спешим, Атилла не говорил. Может, и поделился с ближним кругом, в который я не входил, но до меня не дошли даже сплетни.

Понятно стало, когда добрались до Луары в районе Аврелиана (Орлеана). Там в наш лагерь приехал Сангибан, предводитель осевших здесь аланов, который в прошлый наш приход сюда был на стороне врагов. Это был довольно рослый и толстый мужчина лет сорока трех, голубоглазый и русоволосый — абсолютно не похожий на тех аланов, которых я встречал раньше в разные эпохи. Скорее всего, мать его была кельткой. По слухам, аланы понесли большие потери на Каталаунских полях и в прошлом году, когда эти земли попробовали захватить готы, бывшие их союзники, под командованием своего нового короля Торисмунда. Теперь нам предстояло совместно с аланами отогнать готов от левого берега Луары. Видимо, Флавия Аэция рассердила агрессивная политика нового готского короля, поэтому попросил своего друга Атиллу урезонить Торисмунда. Аланы даже помогли нам переправиться через реку. Воинов перевезли на лодках, а лошадей перевели по мосту, для чего открыли городские ворота и прогнали табуны по улицам. При этом обе стороны, боясь подляны, обменялись заложниками.

Вроде бы ерундовая дистанция — ширина реки, а на левом берегу Луары жили совершенно другие люди, пусть и похожие внешне на правобережных. Они, скорее всего, происходили из одного племени и были одной религии, но из разных этносов, с разными этическими установками. Наверное, очень давно Луара разделяла два народа. Затем пришел третий народ, захватил оба берега. Они уничтожали мужчин и сделали женщин своими женами. Те нарожали детей и воспитали их в своей традиции, научили своему языку, который смешался с языком отцов и стал другим. В итоге захватчики разделились на два народа, говорящих на похожих языках. Пришли следующие — и всё повторилось. Потребуется несколько веков без вторжений, чтобы оба народа слились в один, причем ненадолго по историческим меркам. Предполагаю, что в двадцать первом веке Луара опять будет разделять два народа, даже если какое-то время они будут говорить на французском языке.

Дальше мы двигались двумя колоннами, аланы чуть западнее. Иногда мы сталкивались с ними, приехав грабить какую-нибудь деревню. При появлении гуннского отряда аланы сразу уезжали. Видимо, им позарез нужна была наша помощь.

Как-то я с небольшим отрядом, около сотни палашей, приехал в большую кельтскую деревню, домов на двести, обнесенную валом с деревьями и кустами по верху и внешнему склону. Там уже орудовали аланы, человек семьдесят, причем половина не спешивалась, была готова к бою. Дозор из трех всадников, дежуривший около ворот в валу, к которым мы приближались, увидев нас, сразу предупредил своих, и те начали собираться в дорогу. Я приказал подчиненным следовать шагом, а сам с двумя воинами-аланами поскакал к деревне.

— Мы уходим, — на плохой латыни сказал один из дозорных, больше похожий на гунна, чем некоторые соплеменники Атиллы, и начал разворачивать коня, чтобы поскакать к воротам на противоположном конце деревне.

— Куда вы спешите? Уверен, что добычи хватит на всех, можете остаться, — произнес я на аланском языке.

Все трое сразу остановились и посмотрели на меня так, будто я нагло заявил, что являюсь чистокровным аланом.

— Он знает много языков, и наш тоже! — скаля в улыбке кривые гниловатые зубы, сообщил на аланском один из прискакавших со мной.

— Хорошо, мы останемся, — согласился караульный и оправил одного из соплеменников предупредить остальных, что планы изменились.

Пока мой отряд добирался до деревни, прискакавшие со мной аланы завели разговор с местными. Сразу выяснилось, что они состоят в дальнем родстве. Подозреваю, что кочевники всего мира — родственники, разыскивающие друг друга.

Добычи в деревне, и правда, оказалось много. Только самым ценным было прошлогоднее вино, порядком подкисшее. Все остальное крестьяне унесли с собой, спрятавшись в лесу. Уверен, что сейчас наблюдают за нами с опушки. Мы и такой добыче были рады. Первым делом наполнили бурдюки, а потом, объединившись, напились сами от пуза, закусывая запеченным на костре мясом козы, отбившейся от стада и вернувшейся в деревню.

Командиром аланов был пожилой мужик с крючковатым носом и выкрашенной в рыжий цвет бородой, довольно густой. Звали его Ачамаз. Говорил медленно, будто с жалостью расставался со словами. Первым делом сообщил, что в сражении на Каталаунских полях активного участия не принимал, простоял в резерве, потому что был без лука. Среди аланов есть хорошие лучники, но предпочитают использовать копье, таранный удар. Это они нападением во фланг римской фаланги решили исход сражения под Адрианополем. Копья у них длиннее гуннских на полметра-метр, так что в стычке победили бы. Другое дело, что гуннские лучники не подпустили бы их на такую малую дистанции, спешили бы, убив коня. Я тоже признался, что простоял во второй линии. О стрельбе из лука промолчал, хотя, как догадываюсь, даже если бы признался, вряд ли бы мой вклад сочли важным. Выяснив, что крови между нами нет, заговорили о жизни кочевников в этих краях. Оказывается, дела у них тут шли прекрасно до прихода гуннов, которые нарушили сложившийся баланс сил. Готы решили, что аланы потеряли много доблестных воинов на Каталаунских полях, и захотели прибрать к своим рукам и правобережье Луары.

— Вместе мы дадим им отпор! — уверенно заявил Ачамаз.

— Вам надо опасаться не готов, а франков, — предупредил я. — Скоро они завоюют все эти земли.

— Откуда ты знаешь? — спросил он.

— Шаман-провидец сказал, — ответил я, придумав учебнику по истории понятное сейчас название.