Гейзерих, изменив своей жадности, щедро наградил всех, кто участвовал в морской операции: офицерам дали по полусотне солидов, рядовым — по десять. Семьи погибших получили по большому участку земли, правда, далеко от Карфагена. Мне тоже достались три имения почти под Цезарией. Съездил, посмотрел на них, представился своим новым батракам. По площади имения были больше моих старых, но из-за удаленности от столицы государства приносили примерно такой же доход. По возвращению мне пришлось в очередной раз переписывать завещание.

Где-то через неделю, когда я был в своем первом имении, прискакал гонец от Гейзериха. Как обычно, я был нужен срочно. Поскольку, как я знал, больше никто не собирался нападать на нас, по пути ломал голову, зачем понадобился? Оказалось, меня подвел мой длинный язык.

Гейзерих принял меня в своем кабинете, если можно так назвать полутемную комнату, своей убогостью напоминающей жилье наемного работяги, если убрать со стены спату в дорогих ножных и со стола серебряные кубки.

— Мне сказали, что ты плавал на остров Британия, — начал он разговор.

Узнаю, кто проболтался, убью!

— Мне надо переправить в те края посольство. К Павлу, который сейчас правит там римскими землями. По суши оно не пройдет: или римляне убьют, или готы, или бургунды, — продолжил правитель вандалов.

Не знал, что Гейзерих и бургундам когда-то насыпал соли на неприличное место!

Поскольку отказ будет воспринят, как неповиновение со всеми вытекающими последствиями с учетом крутого нрава правителя вандалов, я не стал отнекиваться, перешел к делу:

— Куда именно надо доставить?

— Их послы, которые приезжали к нам, сказали, что Павел, в зависимости от того, откуда исходит большая угроза, или в Аврелиане, или в Августе Суиссионуме, — ответил он.

Аврелиан — это будущий Орлеан, а Суессионум — это, скорее всего, будущий Суасон, который километрах в ста на север от Парижа.

Я прикинул, что первый город ближе, и предложил:

— Доставлю их в Аврелиан. Если там нужного человека не будет, возьмут лошадей и поедут в Суессионум. Он в пяти-шести днях пути.

— Ты бывал там? — поинтересовался Гейзерих.

— С армией Атиллы, — соврал я.

— Хорошо, действуй, как считаешь нужным, — разрешил он и впервые пообещал: — Если справишься, награжу.

Видимо, союз с засевшими там римлянами нужен ему позарез.

— Мне потребуется мое судно, которое продал Ахираму, — выдвинул я условие.

— Ты получишь его, — пообещал правитель вандалов.

Чуяло мое сердце, что этот путешествие приятным не будет. Сперва мы восемь дней проторчали возле восточного входа в Гибралтар, ожидая попутный ветер, потому что на веслах не выгребали против течения. Затем шли галсами против португальского норда. В Бискайском заливе попали в штормец, и я уж подумал, что давай-до-свиданья! Северо-западный ветер был такой силы, что сорвал штормовой парус, сшитый из шкур в два слоя, пришлось дрейфовать, смайнав в воду плавучий якорь. До берега осталось миль пять, когда ветер убился, а потом сменился на юго-западный. В устье Лигера (Луары) сели на мель, и пришлось ждать прилива, который снял нас и погнал против речного течения. Дальше шли под парусами и на веслах в дневное время, а на ночь становились на якорь. Несколько раз пытались купить свежие продукты у аборигенов, но те, завидев нас, стремительно разбегались. Я подумал, что здесь идет очередная война, и не сильно удивился, увидев разобранной середину моста, который соединял Аврелиан с противоположным берегом реки. Городские ворота оказались закрытыми, несмотря на то, что было около полудня.

Мы встали на якорь немного ниже моста. Посольство из двух пожилых вандалов и двадцати сопровождавших их воинов сразу заспешило на берег. Мои матросы отвезли их на рабочей шлюпке, высадив напротив городских ворот. Я не слышал, о чем они переговаривались с городской стражей, но внутрь их не пустили, что показалось мне странным. Даже если не поверили, что это союзники, то все равно впустили бы. С какой стати бояться отряд в два десятка человек?! Подумал, что здесь власть поменялась, и нынешний глава города решил не связываться с вандалами.

Всё оказалось сложнее или проще, кому как.

— В этих краях мор, — сообщил старший из послов, вернувшись на марсильяну. — Они никого не впускают в город. Да нам и не надо сюда. Павел в Суессионуме. Мы договорились, что утром нам дадут лошадей под залог и продадут припасы на дорогу: мы положили у ворот деньги, а горожане утром оставят на берегу нужное нам.

Утром мы опять высадили посольство немного выше города, где их ждали лошади и припасы. Небольшой караван отправился в Паризий, как сейчас называют будущий Париж. Римское название Лютеция (грязь с латыни) забылось, хотя, как по мне, больше соответствует этому городу, причем во все времена. Меняются только виды грязи.

Две с половиной недели мы ждали их возвращения. От скуки я рыбачил. Один раз отправился на лодке на охоту, подстрелил в зарослях камыша здорового кабана. Мясо у него было жестким и вонючим, а кок на марсильяне был не ахти. Избалованный домашней свининой, я съел всего пару кусочков. Остальное умяли члены экипажа. Они привычны к плохо приготовленной дичине. Аборигены немного успокоились и начали смелее продавать нам продукты. Мы договаривались о товаре и цене, оставляли деньги. Горожанина с корзинами спускали на веревке с крепостной стены. Пересчитав деньги, оставлял заказ, который мы забирали после его ухода.

Судя по хмурым лицам, посольство было неудачным. Видимо, Павел не желал объединяться с вандалами. К тому же, старший из послов и несколько воинов, простудившись по пути, постоянно покашливали, а на следующий день и вовсе не поднялись из носового трюма, где для всего посольства были оборудованы нары, и отказался от еды. Я не обратил на это внимание, потому что был занят управлением судном, которое следовало вниз по течению Лигера. Евсений не имел опыта плавания по рекам, не мог подменить.

К вечеру кашляло уже все посольство. Я было подумал, что подхватили грипп, но кашель был сухой и без насморка. У меня во время гриппа сопли в два ручья текут, и носовым платочком становится полотенце. Посол и вовсе лежал без сознания и дышал с трудом, сильно хрипя. И тут до меня дошло, что это и есть тот самый мор. Я почему-то думал, что мором аборигены называют чуму, и следил, чтобы на марсильяну не пробралась крыса. Беду принесли члены посольства. Не знаю, где во время скитаний они подцепили эту заразу и какую именно. На малярию или холеру тоже не было похоже. На этом заканчивались мои познания в медицине по разделу инфекционные заболевания. Надо было бы выдержать посольство пару недель на берегу на карантине, но умная мысля приходит опосля. Теперь уже поздно было принимать меры: вирус зашел в экипаж и принялся собирать урожай.

Утром посла нашли мертвым. Приставать к берегу и хоронить не сочли нужным, выкинули труп в реку. К вечеру вышли в море и выкинули в него второй труп. Там дул вест-зюйд-вест, и я повел марсильяну курсом крутой бейдевинд почти вдоль берега на юг. Казалось, что если отойдем от проклятого места подальше, болезнь оставит нас.

На следующий день за борт полетел еще один покойник, но второй посол и один из воинов выбрались из трюма на палубу, хотя оба еще покашливали и нетвердо стояли на ногах. Выпив вина с водой, немного взбодрились и даже изволили тихо, сквозь кашель, посмеяться. Значит, жить будут.

А потом ветер сменился на норд-вест и начал усиливаться. Я попробовал в полборта отойти подальше от берега, но начался шторм, и пришлось становиться на плавучий якорь. Тут у меня и заныло сердце от нехорошего предчувствия. Поэтому, когда утром почувствовал сильную головную боль, которая у меня бывает очень редко и недолго, и такую усталость, будто всю ночь уголь разгружал лопатой, понял, что тоже болен, что шторм этот по мою душу.

Может, у меня есть иммунитет на эту болезнь и не заверну ласты, а может, и нет. Проверять не стал. Проинструктировал Евсения, куда плыть после шторма, и Радомира, что передать моим женам. Впрочем, они уже несколько раз выслушали от меня, что надо делать, если не вернусь.