По моей просьбе повар-раб приготовил для меня пацос. Это блюдо я впервые попробовал в Афинах в двадцатом веке. Название переводится с турецкого, как внутренности, требуха. Не знаю, почему греки, которые, мягко выражаясь, недолюбливают своих бывших поработителей, позаимствовали это название, ведь их предки и сами готовили подобные блюда. Для него сгодятся все отходы, оставшиеся у мясника, но в первую очередь желудок и ноги барана, козы или, на худой конец, коровы. Их замачивают на час в уксусе, а потом варят на малом огне часа четыре. Затем кости удаляются, а мясо режется мелко. Получается что-то типа не застывшего холодца. Блюдо очень сытное и со специфичным запахом, не для всех.

Мой судовладелец-грек как-то субботней ночью заманил меня в ночной клуб-«бузуки». От обычного клуб отличался тем, что там играл живой оркестр, основными инструментами в котором были бузуки (струнный щипковый, разновидность лютни). Мы заплатили за вход по десять евро, что давало место у стойки и бокал вина, после чего судовладелец заказал еще бутылку за девяносто евро, и мы получили право занять столик. Пили, трепались под живую музыку. Греки до еды говорят о ней, во время нее — о политике, после — о сексе. Больше всего мелют языками в последнем случае, а меньше всего в первом, хотя готовить умеют хорошо. Выводы делайте сами. Потом народ вдруг ломанулся танцевать что-то греческое, то есть кто на что горазд. Мне сразу вспомнились танцы в шахтном клубе, куда я ходил в юности. Пьяные шахтеры отплясывали примерно так же. Те, кто остался сидеть за столиками, подпевали, хлопали в ладоши, швыряли в танцующих лепестки гвоздик, которые разносили в плетеных корзинах официантки, одетые якобы под древнегреческих крестьянок. Тогда я еще не видел древнегреческих крестьянок, но все равно почувствовал фальшь. Аборигенам эти пляски очень нравились, а я чуть не заснул, потому что сидеть пришлось до рассвета. Затем мы большой шумной компанией отправились на мясной рынок, находившийся неподалеку. Там было тихо, пусто, если ни считать разожранных крыс, которые лениво, вразвалку, убегали, завидев людей, и воняло тухлым мясом. Мы зашли в зачуханное заведение, именуемые в греческом народе пацосидико, в сравнение с которым советская столовка возле железнодорожного вокзала показалась бы первоклассным рестораном. Судовладелец заверил меня, что это место, где тусуется греческая культурная и политическая элита, включая премьер-министра. Я ему поверил, потому что к тому времени уже знал, что богемствующие и политиканствующие в свинарниках и любой грязи чувствуют себя, как дома. Там судовладелец и заказал нам пацос — лучшее средство для опохмелки, по его словам. Если бы я с детства не присутствовал при варке холодца, то, наверное, блеванул бы, учуяв запах этого супа, принесенного, кстати, в тарелках, похожих на те, которые были в советских рабочих столовых. Мы выдавили в каждую тарелку по лимону, добавили красного перца — я чуть, грек раз в пять больше — после чего приступили к еде. Суп густой, едят его не ложкой, а вымакивают хлебом. Я осилил примерно половину, а судовладелец съел все и даже отполировал корочкой дно тарелки, оставив без работы собаку хозяина заведения.

Аврааму пришлось испробовать принесенный мне пацос, хотя это не его любимое блюдо и даже наоборот. Я посмотрел, как он отчаянно давится, пробуя суп, после чего разрешил запить вином и отпустил с богом.

Меня уже не раздражает запах пацоса. После третьего раза ум начинает больше прислушивается к положительным отзывам желудка, чем отрицательным носа. Я опорожнил тарелку с охотой, вымакивая или зачерпывая густое, сытное варево корками хлеба. Специально для этого мне срезали хрустящие, светло-коричневые горбушки с трех пшеничных караваев, еще теплых. Купили их у булочника на нашей улице. Он печет для богачей из чистой пшеничной муки, намолотой на большой ручной бронзовой мельнице. Если жернова каменные, в муке обязательно будет песочек, иногда много. Почему-то у булочника хлеб получается вкуснее, чем у моего повара, который тоже использует чистейшую муку. Может быть, дело в том, что у него печь больше, или что-нибудь добавляет в тесто, или вынимает вовремя, или всего лишь имеет талант к своему делу. На десерт была свежая дыня, сладкая и сочная. Желтоватая мякоть прямо таки таяла во рту. Дыни по моему приказу выращивают в ближнем поместье и доставляют в Константинополь на лодке, чтобы меньше побились в дороге. Здесь их в оплетке из сухих стеблей подвешивают в сарае к подпотолочным балкам. В таком положении они могут храниться почти до весны.

Когда я заканчивал трапезу, Радомир доложил, что прибыл гонец от тестя. Это был тщедушный длинноногий юноша с очень смуглой кожей и круглой шапкой курчавых волос, давно не стриженных, из-за чего напоминал черный одуванчик. Согнувшись чуть ли не напополам, он передал приглашение на ужин. Видимо, Ирина после моего отъезда смоталась к папочке, пожаловалась, что я, узнав слишком много, замышляю что-то опасное для нее, и он решил помочь дочурке. Я сказал, что вечером буду занят. Пусть лучше Флавий Константин приходит ко мне на ужин. На самом деле опасался, как бы его рабы не расправились со мной, провожая ночью домой, и не списали на грабителей. Можно было взять своих рабов, но положиться мог только на Радомира. Остальные заранее сообразят, какую сторону выгоднее поддерживать.

Флавий Константин все еще выглядел молодцевато, несмотря на то, что было ему под шестьдесят. Всю жизнь не напрягался, разве что прогибался и подлизывался без меры. И нюх не потерял, несмотря на нахождение на сравнительно высокой должности или благодаря этому. Наверное, уже по тому, что я отказался придти к нему, понял, что я настроен решительно, и не стал заводить разговор о дочери ни до ужина, ни после.

Я угостил его греческими блюдами из двадцатого века, приготовленными поваром Авраамом по моим рецептам: почти греческим (свежие огурцы уже отошли, а помидоры еще не доплыли из Америки) салатом с маслинами и рассольным сыром, издревле изготовляемым здесь из смеси овечьего и козьего молока и хранимым в морской воде, который в будущем получит название фета, а нынешнее просфатос можно перевести, как недавний, свежеизготовленный. Вместе с салатом подали клефтико, что переводится, как ворованное. Это козье мясо, приготовленное многочасовым томлением в духовке или специальной печи. Название такое потому, что раньше его готовили из ворованных коз, которых, расчленив, вечером укладывали в яму, вырытую в укромном месте, и сверху разводили большой костер, а ели утром, когда хозяин пропавшего животного ставил на нем крест. Авраам по моему совету делал клефтико в обычной печи, обмазав мясо, защищенное виноградными или капустными листьями, толстым слоем глины. Получалось даже лучше, чем я пробовал когда-то в прошлом будущем в ресторане на Кипре во время стоянки судна в порту Лимассол. Затем был запеченный на углях осьминог, предварительно замоченный в лимонном соке. На десерт подали пахлаву — тонкие слои теста с медом, чередующиеся со слоями орехов, грецких и фисташковых — местный вариант которой сейчас называют ассирийской сладостью.

Насытившись, Флавий Константин начал важный разговор издалека. Первым делом рассказал придворную байку. Оказывается, императору Маркиану приснился сон, будто у его ног лежит сломанный гуннский лук, а через несколько дней пришло известие, что умер Атилла. Сон этот император вспомнил только после того, как узнал радостную новость. Мне вот тоже когда-то снился сломанный лук и тоже, как теперь могу заявить, к смерти шаньюя.

— Сам понимаешь, новость эта очень обрадовала нас, — продолжил тесть. — Как раз собирались отправить золото в подарок скифу, чтобы хотя бы частично погасить задолженность за последние годы, иначе следующей весной обещал припереться к нам. Этих денег хватило, чтобы погасить долги по зарплате армии. Наши вояки еще хуже скифов — так и норовят взбунтоваться!

Дальше он рассказал о том, что император Маркиан теперь не боится скифов, у которых, по донесениям лазутчиков, началась смута — Эллак и Денгизих, сыновья Атиллы, передрались за власть. Вполне возможно, что весной доблестная восточно-римская армия отправится в поход на гуннов, чтобы помочь более слабому претенденту на трон, а после общей победы добить его. Само собой, армией командовать будет не сам император, иначе это подорвет боевой дух воинов. За Маркианом прочно закрепилась дурная слава: все сражения, в которых он участвовал или только собирался участвовать, заканчивались поражением.