Девятиметровая прямоугольная башня вдвое выше стен, примыкающих к ней. Остальные башни круглые и ниже метра на три. Сложены все из вулканического туфа, которого здесь валом, мы проходили мимо одного из карьеров, сейчас пустовавшего. От того места, где мы спрятались, до нужной нам башни километров пять. Плюс по лесу попетлять, пока выберешься на дорогу, ведущую к ней. Сын рыбака завел нас на поляну, заросшую маквисом. По его словам здесь нас точно никто не найдет. Я даже не засмеялся, услышав его слова.

Менно, который сидит на теплом валуне рядом со мной, напрягается каждый раз, услышав собачий лай.

— Не нравятся мне эти сардинцы. Давай уйдем дальше в лес, — предлагает он.

— Зачем? — спрашиваю я. — Местные знают его лучше нас, найдут быстро.

— Если будут искать, — возражает вандал. — Как бы на нас случайно кто-нибудь не наткнулся.

— Случайно не застукают, — говорю я. — Крестьяне из ближних деревень оповещены, что мы прячемся в лесу, поэтому никто сюда не придет.

— Откуда ты знаешь?! — удивленно спрашивает Менно.

— Это сельская местность. Если ты никого не видел, это не значит, что за тобой не следили. Здесь пернуть нельзя без свидетелей, а уж проскользнуть незаметно, особенно днем, невозможно, — объяснил я. — Крестьяне видели, что мы, хоть и чужаки, идем с местным. Куда и зачем — не их дело. Меньше будут знать, дольше проживут.

— Он правильно говорит, — поддержал меня один из вандалов из свиты Гунериха. — Я вырос в деревне. У нас всё так же.

— Тем более, что скоро зайдет луна, и мы пойдем к башне, — продолжил я.

— Зачем? — спрашивает Менно.

— А зачем мы сюда пришли?! — отвечаю я вопросом на вопрос.

— Так договорились на завтрашнюю ночь, — напоминает он.

— Именно поэтому пойдем сегодня, — сказал я.

— Понятно, — после паузы произносит он, но по тону не трудно догадаться, что ничего ему не понятно.

Туф, из которого сложены крепостные стены, накопив за день тепло, теперь, казалось, с неохотой отдавал его. Плохо отесанные камни в бороздах и дырках, как хороший сыр. Зато ноги реже соскальзывают. Кожаные подошвы моих бесшумных полусапожек не предназначены для лазания по стенам.

Просвет между зубцами достаточно широкий, чтобы протиснуться боком. Я замираю между ними, напрягаю слух до предела. Тихо, если не считать стук моего сердца, которое колотится от страха. Стражник на башне мог услышать звон «кошки», зацепившейся за стену между зубцами, подкрасться незаметно и одним ударом меча сделать меня на голову короче или добавить совершенно не нужную дырку в моем теле. Тихо спускаюсь на сторожевой ход, после чего трижды дергаю веревку: следующий. Вторым поднимается Менно, за ним — два вандала из свиты наследника. Третий на всякий случай останется внизу. Я всё еще не исключаю вариант засады. Лучше переоценить врагов, чем недооценить.

Один вандал остается возле веревки, а второй и Менно идут со мной в башню. По пути нам попадается куча булыжников, довольно увесистых и обточенных морской водой. Я беру один и показываю своим соратникам, чтобы сделали так же. Сперва попробуем без кровопролития, хотя туррисцы заслужили наказание.

На верхнюю площадку башни вела деревянная лестница, прикрепленная к стене. Она тихо поскрипывала под тяжестью моего тела. На этот раз я не боялся, что меня услышат. Часовой, надеюсь, подумает, что лезет кто-то из его наряда, а когда поймет, что ошибся, будет поздно. К счастью, он не услышал и не понял, потому что спал на посту. Для этого под внешней стенкой была навалена солома.

Если бить лежащего человека сверху вниз, можно убить или сделать идиотом. Впрочем, удар в висок тоже опасен. Я достал из-за пазухи заготовленный булыжник и постарался не переборщить. Часовой глухо мыкнул, дернулся и затих. Я связал его ментовской «ласточкой» — ноги к рукам за спиной — и засунул ему в рот часть его туники. Пусть проникнется всей глубиной своего аморального поступка. Уверен, что с сегодняшнего дня, если выживет, будет на посту бдить, как положено.

На ярус, который ниже сторожевого хода, вела наклонная деревянная лестница. Там хранились пучки стрел и пустые бочки, наверное, для воды, которую будут в котлах доводить до кипения и лить на головы врагам во время штурма, если таковой случится. Насколько я знаю, сардинцы или, как они себя называют, сардосы, не воевали уже несколько веков, с тех пор, как попали под власть римлян.

На следующем ярусе, первом от земли, лестница была каменная, шириной с полметра и располагалась вдоль стены. Люк не был закрыт, поэтому я первым делом заглянул туда. При тусклом свете масляной лампы, стоявшей на столе за глиняным кувшином, я разглядел, двух охранников, спавших на нарах, поставленных возле стены, а третий — сидя за столом, положив голову на сложенные руки. Я жестами показал вандалам, кто какого берет, после чего мы тихо спустились по лестнице.

Мне достался тот, что за столом. Я тюкнул его булыжником в висок. Стражник громко вскрикнул и сразу затих. Тут же начал связывать его «ласточкой». Мои помощники не умеют так, следят за мной с интересом.

— Чего с ними возиться?! Давай убьем их, — предложил Менно.

— Не надо, чтобы между нами и местными была кровь, иначе будет труднее договориться с ними, — отказал я. — Лучше проверь, куда ведут двери.

На этом ярусе имелись две двери. Одна, скорее всего, ведет на улицу, а вторая — в тюрьму. Если это не так, у нас будут проблемы. Не вытащим пленника сегодня, живым его не получим.

Менно открыл ближнюю дверь и сразу закрыл ее, воскликнув с отвращением:

— Фу, вонища!

— Вторую не открывай, она на улицу ведет, — сказал я, перейдя к следующему вырубленному стражнику.

Когда закончил с третьим, подошел к двери, за которой была вонища. Вниз шла вдоль стены узкая каменная лестница длиной метра три и без перил.

Я приказал вандалу из свиты:

— Бери светильник, спускайся по лестнице и ищи своего человека. На всякий случай приготовь оружие и остановись с краю, вглубь не заходи.

Он начал спускаться, подсвечивая себе масляным светильником, а мы с Менно остались возле двери. Если нужного человека не найдем здесь или где-нибудь поблизости, выпустим всех. Пусть аборигены подумают, что освободил заключенных кто-то из своих.

— Барлам! — послышался внизу голос вандала. — Барлам!

Я не сразу догадался, что это имя пленника, скорее всего, сардинское, почему-то был уверен, что он имеет германское, хотя выглядел, как истинный римлянин.

— Я здесь! — послышался радостный голос из глубины камеры.

У меня сразу отлегло от сердца. Если бы, запоров уговор с шурином, не нашли пленника, мой статус резко бы пошел вниз. Меня бы, конечно, не казнили, но перестали бы считать человеком, которому можно доверить ответственное задание.

Свет масляной лампы стал ярче, потому что вандал повернулся к нам лицом и пошел вверх по лестнице. Пленник самостоятельно шел за ним. У меня было предположение, что его во время пыток сильно искалечили, поэтому и взял на операцию трех вандалов, чтобы вместе с Менно тащили его. Иначе бы мы вдвоем справились.

Поднявшись по лестнице, бывший пленник увидел кувшин на столе и первым делом схватил его и выдул всё содержимое — литра полтора дрянного вина, разбавленного водой. Выглядел он нормально, если не считать разбитую губу и свежий синяк под глазом.

— Поешь по пути, у нас собой много еды, — сказал я.

— Больше пить хотел. Там мне остатки отдавали, когда все напьются. Они друг друга знают, а я чужак, — рассказал он.

К морю напротив того места, где дрейфовала марсильяна, мы вышли в утренние сумерки. Менно, заложив два пальца в рот, громко и продолжительно свистнул три раза. Я так и не научился свистеть с помощью пальцев, о чем иногда жалею. Ему трижды ответили. Примерно через полчаса к берегу подошла рабочая шлюпка и забрала нас.

Я был уверен, что Гейзерих наградит меня за блестяще проведенную операцию. То ли я переоценил его щедрость, точнее, недооценил его жадность, то ли провалили задание, с которым был послан наследник, но мне даже спасибо не сказали. Я решил, что был второй вариант, и посоветовал самому себе больше не лезть в такие дела, пусть сами расхлебывают. Еще предполагал, что через несколько дней на Сардинию оправится большой десант, который без особых проблем за пару недель захватит весь остров. Ошибся и с этим.