Тишина в зале, когда Бонифаций смотрел на письмо, давила на меня, как камень. Неужели ему не нравится сердечко? Он был воином до мозга костей и продолжал участвовать в делах рыцарского ордена даже после отставки, не говоря уже о том, что служил представителем эрцгерцога. Может быть, мне следовало при складывании послания делать упор не на милоту, а на силу и жесткость?
Я такая глупая! Конечно, мужчина предпочел бы шлем, дракона или еще что-нибудь подобное! Ох, и если бы я еще могла перестать накручивать себя мыслями об этом!
Но когда я в агонии обхватила голову руками, я вдруг кое что поняла — ведь оригами можно было просто развернуть, а потом превратить во что-то другое. Там, конечно, появится несколько странных складок, но это было лучше, чем проклинать себя за эту глупую, несчастную ошибку.
— Гм, Дедушка… Я всегда могу сложить его в другую форму. Пожалуйста, позволь мне сделать для тебя что-нибудь другое.
— О нет, нет. Оно прекрасно. По правде говоря, эта форма мне очень понравилась. Нет никакой необходимости переделывать его.
Бонифаций поднял оригами-сердечко повыше, повторяя, что его вполне устраивает форма. Я печально опустила плечи. Это определенно была отчаянная попытка уберечь мои чувства.
В храме я заставила Гила жутко переживать за себя, а теперь заставила волноваться Дедушку…
И вправду, одна неудача за другой. Я решила поддастся его уговорам и указала на письмо, которое он держал в руке. В этом мире не существовало ничего похожего на оригами, поэтому он вряд ли понял бы что внутри есть и письменное послание.
— Дедушка, если вы откроете письмо, то сможешь прочесть его содержание.
— Хм? Открыть?
— Вы не можете прочесть письмо в том виде, в каком оно сейчас? Пожалуйста, передайте его мне не на долго, — Я взяла у Бонифация бумажное сердечко. Нахмурив брови, он смотрел, как я его разворачиваю, а потом я протянула письмо ему. — А теперь его можно прочесть, видите?
…Ээ?!
Он смотрел на мое письмо так, словно наступил конец света: глаза его были широко раскрыты в неверии, лицо страшно бледное. Это определенно не было выражением лица человека, который испытывал счастье от получения благодарственного письма. Не совершила ли я, сама того не сознавая, какую-то ужасную ошибку, как предыдущий мэр Хассе? Уже мое лицо начало бледнеть, пока я переводила взгляд с Бонифация на письмо и обратно.
— Дедушка… М-Может быть, я употребила какую-то грубую фразу?
— Вовсе нет! Я просто удивлен, насколько хорошо это написано. У тебя отличный почерк, Розмайн.
Но это явно не тот взгляд, когда искренне хвалят. Скорее, больше похоже, что он сходит с ума из-за того, что я только что сделала.
Я всего лишь пыталась поблагодарить его, но в конце концов умудрилась так сильно его обидеть, что он даже не смог сохранить самообладание. Сейчас он, конечно, собирался с мыслями и пытался сгладить ситуацию похвалой, но ему не удалось обмануть окружающих и меня. Хуже всего было то, что я даже не знала, что сделала не так — очевидно, мне нужно было извиниться, но я не знала за что. Дрожа от страха, я в поисках помощи оглядела комнату полными слез глазами, и тут заметила, как дергаются щеки Сильвестра, от едва сдерживаемого смеха.
Ну, от него я уж точно помощи не дождусь… Чем мне хуже, тем ему веселее.
Я тут же решила больше не обращать на него внимания, так как он явно был просто рад новому развлечению, и вместо этого посмотрела на моих родителей. Они были очень близки с Бонифацием, поэтому я была уверена, что они смогли бы что-то сделать.
Эльвира заметила мой взгляд и подошла к нам.
— М-матушка, я случайно не сделала чего-нибудь невероятно грубого?
Бонифаций тут же начал успокаивать меня.
— Нет, Розмэйн, конечно же нет. Ты не сделала ничего плохого. Не надо плакать. Все в порядке, правда, Эльвира? Розмэйн просто прекрасная девушка, не так ли? — спросил он, беспокойно переводя взгляд с меня на неё и обратно.
— Могу я предложить вам обоим успокоиться? — холодно сказала Эльвира. — Розмайн, я проверю письмо, нет ли в нем ошибок.
— Спасибо, Матушка.
Я показала ей письмо. Она молча прочитала его, потом подняла глаза.
— Все в порядке. Ошибок нет.
У меня вырвался вздох облегчения.
— Думаю, Бонифаций просто удивился, увидев, как было развернуто письмо, — объяснила Эльвира. — Ты можешь вернуть его в прежнее состояние, верно?
— Да, это займет очень мало времени, — кивнула я, что в свою очередь заставило Бонифация вздохнуть с облегчением. Несмотря на свою внешность, он, похоже, очень любил красивые вещи, поэтому я положила письмо на стол и сложила его сердечком.
Вильфрид и Шарлотта с большим интересом наблюдали за мной пока я все это проделывала.
— Значит ты можешь сделать так, чтобы бумага выглядела вот так, да?
— Сестра, пожалуйста, напиши мне такое письмо и в будущем. Это просто нечто абсолютно восхитительное.
— Конечно, — ответила я. По крайней мере, мне удалось заинтересовать Шарлотту и вернуть немного уважения. Едва удерживаясь, чтобы не расплыться в улыбке до ушей и позволяя только играть на губах легкой улыбке, я вернула сердечко Бонифатию.
— Вот, Дедушка.
Бонифаций взял письмо и снова уставился на него со сложным выражением лица. Затем, помолчав, он решительно кивнул.
— Отлично, — мне показалось, что именно с таким лицом он всегда изучал что-то важное, выискивая мельчайшие недостатки и тщательно проверяя качество.
Облегченно вздохнув, я снова оглядела комнату. Фердинанд тут же поймал мой взгляд, и, увидев выражение его лица, я кое-что вспомнила. Он велел мне попросить Бонифация научить меня магии физического усиления.
— У меня есть просьба, Дедушка. Могу я попросить Вас научить меня основам магии физического усиления?
Бонифаций удивленно уставился на меня, потом на его лице расплылась широкая улыбка. Он стукнул себя в грудь и фыркнул.
— Положись в этом на меня! Я сделаю тебя самым сильным человеком в Эренфесте!
Конечно, я не хотела быть самым сильным человеком в Эренфесте и не думала, что это вообще возможно для кого-то вроде меня. Я быстро поняла, что мне нужно как можно лучше разъяснить свои намерения, поскольку риск того, что интенсивные тренировки Бонифация отправят меня в раннюю могилу, становился все более реальным.
— Могу я кое-что уточнить, Дедушка? Дело не в том, что я хочу стать сильнее, а скорее в том, что я хочу быть способной передвигаться, не полагаясь на вспомогательные магические инструменты.
— Т-ты хочешь… быть способной передвигаться самостоятельно? — повторил за мной Бонифаций, растерянно моргая.
Я кивнула. Из-за практически полного отсутствия выносливости я долгое время была избавлена от физической подготовки, но теперь, когда я была здорова, мне нужно было увеличить свои силы.
— Мои мышцы настолько ослабли и уменьшились за время пребывания в юрэ́вэ, что я не могу двигаться без магических инструментов, укрепляющих мое тело, — объяснила я. — Моя первая цель больше не зависеть от них.
Глаза Бонифация расширились в потрясении, потом он оглядел меня с головы до ног, словно убеждаясь, что я действительно жива.
— Это… конечно, будет нелегко, — сказал он. — Я никогда не учил магии усиления человека, который даже не может сам передвигаться. Как научить ходить того, кто не может ходить?
— Гм… это какой-то философский вопрос.
— А тебе вообще не повредят такие упражнения?
— Я прошу только об одном — не загоняйте меня до смерти.
Мы с Бонифацием принялись обсуждать этот вопрос, пытаясь найти решение, и тут Фердинанд испустил чрезвычайно тяжелый вздох, раздраженно потирая виски. По его рекомендации мы решили начать со снятия магического инструмента с моей правой руки, сосредоточившись на использовании магии усиления исключительно для этой единственной конечности.
Вскоре начался обед, и мне рассказали о событиях последних двух лет с точки зрения тех, кто жил в замке. Большую часть того, что они мне рассказали, я уже слышала от Фердинанда: все три моих брата служили рыцарями-стражами в семье эрцгерцогов, и Бонифаций просто жилы вытягивал из них на тренировках.