— Прошу прощения за ожидание.
Эльвира вернулась со своими служителями, несущими её харшпиль, после того, как танцы с мечом закончились, и когда кружение веры почти подошло к концу. Только представление подошло к концу, как она опустилась в свое кресло и перевела дыхание.
Обычно это знаменовало окончание весеннего молебна, но не в этом году. Гиб Халдензель встал и объявил, что хочет, чтобы женщины спели песню в соответствии с текстом приведенным в древнем священном писании, передаваемом от одного Высшего епископа герцогства к другому. Затем он представил свою младшую сестру Эльвиру как ту, что будет аккомпанимировать исполнение песни.
Эльвира поднялась на сцену с харшпилем в руке. Я могла только преклонить колени в восхищении от того, как она сделала — без малейшего следа паники или страха, особенно после того, как ее столь неожиданно вынудили на это, и все чтобы только поддержать меня.
Хотя женщинам уже было известно о приближающемся моменте выступления, нельзя было избежать накладок, так как это не было привычной частью весеннего молебна. Женщины все смотрели друг на друга, ожидая, что кто-нибудь сделает первый шаг. Даже те, кто действительно хотел подняться, оказались в затруднительном положении, поскольку они могли сделать это только тогда, когда это сделают те, кто был выше их по статусу. Жена гиба, графиня Хальденцель, быстро поняла это и встала, призывая других знатных дам за соседними столами присоединиться к ней.
— Леди Эльвира предлагает богам звук своего харшпиля. Давайте споем и так помолимся вместе с ней.
Теперь, когда женщина с самым высоким статусом в Халдензеле сделала свой ход, другие знатные дамы тоже подошли к сцене, приглашая присоединится к ним остальных. Я видела, как некоторые женщины тоже готовили инструменты, вероятно, потому, что они не были особенно талантливыми певицами.
— Леди Розмайн, почему бы вам тоже не поучаствовать в этом? — Спросила графиня Халдензель, протягивая мне руку со спокойной улыбкой. На мгновение все что я могла — это только удивленно моргать; разве Эльвира не пожертвовала собой, чтобы спасти меня от этой участи?
— Я не из Халдензеля, так что…
— Чепуха. Любой отпрыск леди Эльвиры — член нашей семьи. Кроме того, то, что вы благословите весну как Верховный епископ, ободрит наших граждан и придаст им сил в предстоящей охоте.
Другими словами, я не могла пытаться отказаться, приведя в качестве отказа риск дарования случайного благословения — любые такие попытки просто привели бы к тому, что она сказала бы что-то вроде: "О, пожалуйста, благословите Халдензель". Но что еще я могла сказать, чтобы заставить отказаться от планов по вовлечению меня в коллективное исполнение песни? У меня не было достаточно развитых навыков общения с аристократами, чтобы придумать что-нибудь самостоятельно, поэтому я обратилась за помощью к Карстедту.
— Сотрудничество и единство важны на фестивалях и торжествах такого рода, — заметил Карстедт, пожимая плечами. — Я понимаю, что ты, возможно, не сможешь подпевать, потому что не знакома с песней, но не могла бы ты хотя бы выйти на сцену в качестве Верховного епископа?
Эм… Они хотят, чтобы я поднялась на сцену и просто стояла там, чтобы повысить репутацию гиба?
Так что, если я могу поддержать репутацию гиба просто постояв на сцене, так тому и быть. Я поднялась на сцену вместе с графиней Халдензель и Ангеликой, практически будучи подталкиваемой в спину сзади.
— Леди Розмайн… — сказала Эльвира, её глаза расширились, когда она увидела меня, и это было понятно — её жертва в конечном счете оказалась напрасной. Однако, если бы у нее были какие-либо жалобы и возражения, их следовало направить Карстедту.
— Я буду возносить молитву, как Верховный епископ, — объяснила я. — Я хотела бы уважить культуру Халдензеля и создать чувство близости с его людьми, но я просто не умею петь.
Эльвира, поняв в чем дело, только и могла что беспомощно вздохнуть, подчинившись обстоятельствам. Тем временем графиня Халдензель указывала женщинам куда становиться, в основном, занимая те же места где раньше стояли мужчины, на которые они затем опускались на колени.
— Леди Розмайн, пожалуйста, встаньте здесь, — сказала графиня Халдензель, указывая мне на место прямо перед привезенным мною потиром. Поскольку я оказывалась среди других женщин, я могла просто притвориться, что пою, и просто держать высокопарный вид верховного епископа. То, что меня окружало так много взрослых женщин, означало, что на самом деле меня было довольно трудно разглядеть, но все, что имело значение, это то, что я, приемная дочь эрцгерцога, участвовала в исполнении священной песни в качестве Верховного епископа.
Я встала на колени, как и все остальные, положила руки на пол, а затем прислушалась, как кто-то произносит молитву, с которой я уже была знакома: — Я та, кто возносит молитву и благодарность богам, создавшим мир.
Те, у кого были инструменты, первыми медленно подняли головы и встали. Они выстроились по краю сцены, с Эльвирой в центре.
Эльвира взяла резкую ноту на своем харшпиле. Вскоре к ней присоединились еще несколько харшпилей, а также несколько флейт, создав впечатляющую увертюру. Затем, в такт музыке, постепенно встали певцы, а в самом их центре стояла графиня Хальдензель.
— Даруй конец этому белоснежному миру. Разбейте всепоглощающий лед и освободите нашу Богиню Земли…
Вот жеж! Они начали петь!
Похоже, что все аристократки Халдензеля знали песню настолько хорошо, что действовали так слаженно как будто репетировали еёуже множество раз. Однако этого нельзя было сказать про меня, поэтому я упустила возможность тоже подняться на ноги.
Все еще стоя на коленях, я отчаянно ломала голову, пытаясь понять, когда мне будет можно благопристойно встать. Встав сейчас, я бы точно привлекла к себе внимание, но мне просто ничего не приходило в голову. Может быть, для меня было бы лучше продолжать стоять на коленях и делать вид, что я молюсь? Я решила сделать именно это, внимательно слушая игру Эльвиры на харшпиле и пение остальных.
— Давайте вознесем наши молитвы богам, — заявила графиня Халдензель, как только пение было закончено. Настало время молитвы.
Сейчас!
Наконец-то найдя возможность встать, я вскочила на ноги. Мне удалось поднять руки в молитве одновременно со всеми остальными.
— Хвала богам!
В следующее мгновение я почувствовала, как из меня высасывается мана. Под нами засветился массивный зеленый магический круг, который, по-видимому, с самого начала присутствовал на круглой сцене.
— Что…?
Все, с широко раскрытыми глазами, разинув рты, смотрели как магический круг медленно поднимался вверх, довольно быстро оказавшись на высоте чуть более двух метров.
Когда мы с благоговением смотрели на него, магический круг внезапно остановился. В мгновение ока его засосало в чашу, которая находилась прямо под ним, и почти сразу же оттуда ударил столб зеленого света. Мгновение спустя несколько женщин, которые, как и все остальные, ошеломленно смотрели на круг, внезапно упали на пол сцены без всякого предупреждения. Это было такой неожиданностью, что я громко ахнула.
— Ааа!
— Что за?!
Раздались крики удивления и страха. Не все женщины упали в обмороке на сцену — некоторые, к примеру Эльвира и графиня Халдензель, остались на ногах, в то время как другие сейчас сидели, как будто у них не было сил стоять на ногах, выглядя очень больными.
— Леди Розмайн, с вами все в порядке?! — Выкрикнула Ангелика, настороженно оглядывая окрестности, положив ладонь на рукоять Стенлюка. Я, одновременно оглядываясь по сторонам, ответила, что со мной все в порядке. Я видела, как рыцари бросились ко мне, на их лицах была смесь потрясения и мрачной серьезности. Карстедт добрался к нам первым, так как сидел ближе всех. Он запрыгнул прямо на сцену, не обращая внимания на лестницу, чтобы сэкономить время, и бросился прямо ко мне.
— Розмайн, ты в порядке?!